Исключение из правила

Арсений бесился. Антон громко ржал. «Сеня» «Арсюшка» «Арсенюшка» Арсений бесился. Шастун все ещё ржал — причём громче прежнего. Пиздец. Попов не любил, когда ему давали нежные прозвища, а потому и сам подобного не делал. Его тошнило от этих сюси-пуси, которыми его одаривал каждый новый знакомый. Почему-то все считали своим долгом исковеркать его имя или назвать его каким-нибудь мимимишным животным. И он от этого до трясучки бесился. Антона же это откровенно забавляло. Шастун знал все причуды благоверного, поэтому в этот дымящий котел не лез, предпочитая наблюдать со стороны. За всё время, что они были знакомы, парень ни разу не рискнул выкинуть нечто подобное — да, они легко могли посмеяться над собой, но и запретные темы тем не менее существовали. У Попова вздувались венки на висках и жевалки заходили. Он тяжело дышал, раздувая ноздри, но старался виду не показывать, вцепившись пальцами себе в бок. Больно. Парни вели очередной корпоратив какой-то фирмы, главбух которой, милая дама за пятьдесят, крутилась вокруг голубоглазого симпатяги, чуть ли на шею ему не кидаясь. — Сеня, дорогой, у тебя пуговка расстегнулась, — женщина вплотную подошла к брюнету и потянулась руками к его рубашке, собираясь было сделать сказанное. — Да что вы, я сам! — тут же улыбнулся Попов, включая актёра. К слову, актёра шикарного. Он быстро застегнулся, а заодно проверил всю рубашку на предмет пуговиц в петельках. Поднял голову, вновь ослепительно улыбнулся. — Арсюша, какой ты, однако, — захохотала женщина, как бы ненароком взяв его за руку. Попов напрягся, но то заметил лишь Антон. Шастун стоял у стены, бесшумно хихикая, с силой сжав губы. Он не ревновал, прекрасно зная вкусы своего мужчины, но подойти к паре все же решился — это, может, сейчас Арсений само спокойствие, а вот дома он может взорваться, и рядом, как кстати, окажется именно Антон. Как-то не хотелось ему попасть в ураган «Попов». — Прошу прощения, — начал он спасательную операцию, дотронувшись до плеча женщины, — я вынужден украсть у вас нашего Сеню. Вы же не против? Женщина смущенно рассмеялась, но руку отпустила. С трудом сдерживая себя, Антон увел трясущегося Попова за сцену, только сейчас осознав, что у него изо рта вырвалось. Абзац. Арсений был на удивление спокойным. Антон боялся. За сценой было полутемно, но Шастун отчётливо видел, как блестели голубые глаза. Приняв состояние Попова как вершину его ярости, он в тот же миг кинулся на него, крепко обнимая и прижав его руки к туловищу. — Блять, Арс, прости, — взвыл он, помня, как Попов отреагировал на нежности в последний раз. Бедный Матвиенко надолго запомнил, почему нельзя называть его ласковыми словечками. Собственно, как и половина съемочной группы. Но Арсений ничего не сказал, чем пугал Антона ещё больше. Он молча стоял, глядя в темноту, пока Шастун не отпустил его, решившись-таки расцепить удерживающие объятия. — Повтори-ка, — тихо попросил Арсений. Антон пару раз оглянулся, не понимая, что именно от него требуют. — Прости?.. — сказал он то, что казалось ему логичным, получив в ответ мягкую улыбку. — Не это, блин. — А что тогда? Лёгкий смешок, и рука Попова медленно скользнула под слегка мятую рубашку Антона. Мужчина прижал его к себе крепче, держа за тонкую талию, после чего, опаляя дыханием его губы, пояснил: — Как ты меня назвал. Повтори. Арсений поглаживал прохладной ладонью его горячую кожу. Антон медленно таял. — Сеня, — прошептал Шастун, едва касаясь губ мужчины. Попов кивнул и шире улыбнулся, позволив себе поцеловать Антона. Так сладко, что Шастун тихо застонал, пуская в рот юркий язычок. — Арсюша, — протянул парень, на долю секунды прервав поцелуй, после чего вновь смял такие родные губы своими, — Сеня-я. Они упоенно целовались, забыв про корпоратив и приставучих дам. Когда они отрывались друг от друга, Антон всё звал и звал его, перебирая в голове всевозможные нежные прозвища и имена. За сценой было темно, а из зала была отчетливо слышна музыка, но для Арсения сегодня пел Шастун, тихо шепча ему, лаская слух, при этом нисколько не действуя на нервы. Попов не любил, когда ему давали нежные прозвища, но, когда это делал Антон, у него на душе теплело — своеобразное исключение из правила.