Come as you are, as you were.

Come as you are, as you were As I want you to be, As a friend, as a friend, as an old enemy Take your time, hurry up, The choice is your, don't be late. Take a rest as a friend as an old memoria Come dowsed in mud, soaked in bleach As I want you to be As a trend, as a friend, as an old memoria And I swear that I don't have a gun No I don't have a gun. Nirvana «Come As You Are»

– Я сорвался. В спальне совершенно темно, но Гарри поворачивается в сторону Эггси. Возможно, это просто привычка – всегда смотреть на говорящего человека, а может, и правда, за столько лет работы во тьме глаза обрели большую светочувствительность? Он сейчас видит, как парень, сгорбившись, сидит на краю кровати, упирается локтями в колени. Расстроенный и рассредоточенный. – Да. Гарри на несколько секунд сдавливает плечевую мышцу пальцами, после чего делает несколько бесшумных, но интенсивных взмахов руками. Что поделать, возраст медленно отвоевывает свое, несмотря на все ухищрения для поддержания хорошей формы. Хотя большую часть жизни его это не заботило. Дергался, конечно, по молодости, когда тридцать лет казались чем-то запредельным, но быстро перестал. Второй виток – около полугода метания в клетке собственных мыслей – когда в его жизни появился Эггси. Молодой настолько, что его можно было назвать юным. Прекрасный. Влюбленный. Но все мысли о возрасте юный-прекрасный-влюбленный непринужденно вышиб из его головы. Сейчас Гарри хочет не быть молодым для Эггси, он хочет оставаться им. – Я ревную, – выдавливает мальчишка. – Извини. Гарри улыбается. Эггси всегда мальчишка в его сознании и, скорее всего, им и останется до конца жизни. Он расстегивает пуговицы пиджака, поводит плечами и позволяет тяжелой ткани соскользнуть вниз. Гарри всегда любил это ощущение. Шелковая подкладка тихо шелестит по хлопку сорочки, этот спуск можно научиться контролировать и довести равномерное продвижение вниз почти до минуты. Но сейчас для этого не время, поэтому шорох звучит чуть дольше, чем свист хлыста. Галахад достает из шкафа плечики и вешает подхваченный в последнее мгновение пиджак. Пальцы автоматически расправляют возможные складки: короткий путь по плечам, резкий рывок рукавов вниз и обязательно проследить ломаные линии лацканов. Стандартный ритуал. Он подходит к кровати, опускается перед Эггси на колени и обхватывает пальцами икроножные мышцы. Напряжение ощущается даже через плотную ткань, поэтому Гарри медленно скользит ладонями верх, поднимаясь от коленных чашечек к бедрам, повторяет контур ягодиц и опускает голову ему на колени. Эггси медлит всего мгновение и со вздохом облегчения запускает пальцы в волосы. Галахад сцепляет пальцы на талии и замирает. Тепло кожи просачивается сквозь легкую ткань сорочки, обволакивает прохладу его кожи. Он медленно гладит спину сквозь костюм. Им обоим сейчас это нужно - быть только для них двоих. Гэри методично перебирает его волосы. Медленно и мягко массирует кожу у корней, разбирает строгую укладку на пряди, сворачивает их в шелковистые колечки. Они сейчас нужны друг другу. Вот так просто. Почти безмолвно. Не страсть – чистая любовь без примесей. – Ты злишься?.. Мальчишка чувствует себя виноватым. О да, таких сцен на людях ему не закатывали пару десятилетий, но это - часть его Эггси. Гарри любит его настолько безгранично, что любит даже недостатки. И сейчас его любимый мужчина выжигает себя изнутри. Он обязан сделать все, чтобы тому стало легче. – Нет, – он отрицательно качает головой. Шерстяная ткань чуть заметно покалывает щеку. – Расстроен? Галахад прислушивается к себе. Это немного испортило их вечер, пришлось в авральном режиме перекраивать планы, но сейчас ему не хуже, чем было бы в любом самом шикарном ресторане Лондона. – Немного, – отвечает Гарри. Такой ответ будет самым честным, все-таки нельзя утверждать, что все прошло бесследно. Мальчишка горестно вздыхает, и Гарри разгибается. Раздвигает его ноги, придвигается вплотную. – Я ничего не имею против ревности. – Гарри проводит рукой по щеке, повторяет линию скул, спускается к подбородку. – Но ты должен научиться контролировать себя. – Это сложно, – Эггси прижимается губами к основанию брови и шепчет, цепляя кожу губами: – И это не от недоверия, это... – Я знаю, мой мальчик. – Пуговицы рубашки с трудом протискиваются сквозь петли. Гарри встает и медленно стягивает рубашку с парня, после чего мягко опрокидывает его на кровать и садится на его бедра. Галахад прижимается лбом к ключице и прислушивается к глубокому размеренному дыханию. Тепло кожи, ее запах - пьянят и дурманят, затуманивают разум. – Это упоение обладания, которым ты ни с кем не хочешь делиться... – Он обдает кожу влажным дыханием и прижимается губами к солнечному сплетению. Эггси согласно выдыхает и замолкает. В такие моменты им не нужны слова. Наверное, для Гэри это непривычно, он всегда готов к диалогу, а Гарри иногда не хватает молчания. До Эггси в его жизни было много пустоты. Он сам не понимал этого, но именно пустота ждала его дома. Нельзя было назвать это тишиной – была музыка и телевизор, мерное жужжание ноутбука, гул вытяжки. Звуков, даже просто фоновых, было предостаточно, а говорить при этом было не нужно. Гарри и в молодости не испытывал желания постоянно трепать языком, а со временем эта потребность существенно снизилась. Присутствие Эггси его не напрягает. В их отношениях был момент, когда пришлось привыкать и притираться друг к другу. Тогда это казалось сложным, сейчас – смешным. Они так оба держались за свои принципы и привычки, что часто ссорились на пустом месте. Эггси всегда было чрезмерно много. Он заполнял собой любое пространство, проникал во все щели, обволакивал углы. Пустота не просто растворялась с его приходом, она в ужасе сбегала из дома, стоило Эггси только повернуть ключ в замке. А еще же был ДжейБи… Гарри иногда казалось, что он завел двух молодых неугомонных щенков. Как ни странно, к их присутствию он привык довольно быстро. Наверное, потому что они оба нуждались друг в друге. Эта потребность была почти такой же сильной, как в воде и воздухе – иногда физически тяжело было находиться вдали. От себя он такой прыти точно не ожидал, думал, что все бурные эмоции остались далеко в прошлом. И, даже спустя несколько лет, они проводили все свободное время вместе. Сидели рядом, соприкасались локтями и коленями, и каждый мог заниматься своим делом. Читали. Работали. Научились понимать и не мешать друг другу. Эггси заметил потребность в тишине и сбавил обороты, а Галахад открыл для него мир тактильного общения. Гарри принимал Эггси как равного, хотя частенько и хотелось его чему-то научить – не с целью поставить на место, а просто помочь, уберечь от ошибок. Но некоторые ошибки нужно совершать самому, Гарри это понял и научился чувствовать моменты, когда Эггси готов принять его помощь, когда он нуждался в ней, и когда он должен был сделать что-то сам. У всех ошибок были последствия, но, по большей части, он были легко решаемы. Вот и сейчас. Мог бы Гарри предсказать, чем закончится вечер? Пожалуй, нет. Эггси до сих пор продолжал оставаться для него загадкой и вести себя совершенно непредсказуемо. Но мог бы оборвать это в самом начале? Мог. Только это было бы очень некрасиво и унизительно для Эггси. Он предпочел локализовать конфликт, а к моменту возвращения домой мальчишка сам уже все осознал. Гэри брался за все с полной самоотдачей. Это касалось и чувства вины. И вся пучина его вины, в которой он сейчас тонет, касается только Гарри. Галахад прекрасно знает, что ему наплевать на все, что подумают о нем другие, даже если это высокопоставленные чиновники, но он чертовски боится его осуждения. И сейчас – больше, чем когда-либо. Гарри мог бы злиться. О да, еще как. Мог бы разочароваться. Мог бы испытывать неловкость или расстроиться. Но это его любимый человек. Весь. От пальцев и до кончиков волос. Каждый дюйм кожи, каждая мысль в этой взъерошенной голове – все это его. И это делает его настолько счастливым, что безобразная сцена ревности – это незначительная мелочь. Галахад касается губами кожи и встает. Расстегивает пуговицу брюк, прислушивается к тихому шуршанию расходящейся молнии, подцепляет белье и освобождает мальчишку от одежды. Эггси послушно выгибается, приподнимает бедра, упираясь локтями в кровать, и Гарри с трудом сдерживает резкий выдох. Тело Эггси податливое и отзывчивое. Он всегда остро реагирует на любые прикосновения... Сейчас торс вибрирует от скрытого напряжения, заставляет пульсировать воздух вокруг. Обычно это означает крайнюю степень возбуждения, сейчас – омут вины. Однако менее соблазнительным Эггси от этого не становится. Постельное белье шелестит в темноте. Эггси откидывает одеяло, садится и прижимается губами к подбородку. Его пальцы порхают, расстегивая рубашку, и замедляются, коснувшись запонок. Галахад ждет, пока тот справится с манжетами, а потом запускает пальцы в его волосы. Они оба любят раздевать друг друга, это превратилось в своеобразный ритуал. Только Эггси всегда чуть более нетерпелив Гарри вытягивается на кровати, и мальчишка мгновенно приникает к нему всем телом. Закидывает ногу на талию и обвивает руками шею. Требуется не меньше дюжины ударов сердца, чтобы они оба обрели равновесие. Их сердца подстраиваются друг под друга, начинают биться в унисон. Гарри кладет ладонь на плечо и прислушивается. У Эггси не подскакивает пульс, не учащается дыхание – он остается совершенно спокойным. Кожа под его пальцами гладкая и шелковистая. Иногда она высушена солнцем или ветром, но все равно смахивает на атлас. Бархат. Вельветин. С возрастом кожа становится шершавее на ощупь, грубеет, на ней появляются морщины, но Эггси еще слишком юн для этого. Что чувствует Эггси, прикасаясь к нему?.. Не хватает зрительного контакта, однако свет будет лишним, им нужна уютная полутьма. Пальцы медленно скользят по спине, бережно обводя каждый позвонок. Гарри ощупывает небольшой шрам на боку в районе талии. Он совсем недавний, свежий. Давно не болит, но кожа еще настолько нежная, что, кажется, ее можно повредить простым нажатием. Галахад прикрывает глаза и сосредотачивается на тактильных ощущениях. Поясница. Талия. Бедро. Колено. Выступающая косточка лодыжки. Узкая ступня. Первое прикосновение – как надрез скальпелем. Лезвие настолько острое, что края раны несколько мгновений остаются сомкнутыми, прежде чем обнажить свое ярко-красное, трепещущее нутро. Рука зеркально повторяет свой путь, поднимаясь обратно, по дюйму ощупывая кожу, словно каменистую тропинку. Пальцы ерошат тонкие волосы, и Эггси застывает. Ладонь соскальзывает на ягодицы почти против воли. Бунтом организма это не назовешь, но он с трудом сдерживается, чтобы не сжать пальцы, хотя и не собирается делать никаких намеков на секс. У Гэри обалденная задница. Мальчишка знает, что это цепляет его и безжалостно дразнит. Но сейчас не время для страсти – счет идет на секунды. Гарри плавными широкими движениями ласкает каменные плечи, спину, успевает дойти до лопаток, когда Эггси неровно, толчками выдыхает, вцепляется в плечи и придвигается вплотную, сдавливая его в объятиях. Все правильно. Ревность – это не недоверие и даже не чувство собственничества, это, прежде всего, страх. Боязнь потери. И этому страху нужно дать выход, иначе со временем он разрастется, заполонит собой все существо, подчинит тебя. – Я здесь, – еле слышно произносит Гарри. – Я всегда с тобой. Рваный выдох похож на всхлип, но Галахад знает, что глаза Эггси сухие. Страх потерять друг друга давно смешался с их кровью. При работе шпионом причиной потери может быть нечто серьезнее эфемерного страха – и они давно привыкли рисковать жизнью. Просто эмоциональное напряжение иногда разрывает джентльменскую линию обороны, и то, что они могут поделиться этим друг с другом, не имеет цены. Раскрыться перед партнером целиком, разрешить заглянуть в самые темные разломы подсознания – этому пришлось учиться обоим. Гарри прижимается губами к основанию шеи. Легонько пощипывает кожу губами, невесомо целует мочку уха. Ревность тоже способна оставлять раны Сегодняшняя – неглубокая, боль от нее пройдет совсем скоро. Он медленно продавливает спинные мышцы, проверяя, нет ли повреждений. Можно было бы сделать расслабляющий массаж, иногда только так можно было унять бушующий после задания в крови адреналин, но Гарри хочет, чтобы успокоился смятенный разум, поэтому продолжает просто гладить мальчишку. Слушать, как выравнивается сбоящее дыхание, снова звучать в одной тональности. Эггси поднимает голову и прижимается к губам мягким поцелуем. Его пальцы, наконец, оживают и снова зарываются в волосы на затылке. Любимое занятие Гэри Анвина – рушить его прическу, к тому же, он знает, что Гарри просто балдеет от массажа головы. Мальчишка царапает кожу кончиками ногтей, сжимает шею и отстраняется на несколько дюймов. Его пристальный взгляд ощущается даже в темноте. Его пальцы невесомо очерчивают контур брови, разглаживают залом выше переносицы, касаются уголка глаза. Лицо Галахада – это сосредоточие мимических морщин, тонкая сетка неизгладимых свидетельств прожитых лет. – Ты такой красивый. Немного хрипотцы, будто со сна – и по позвоночнику пробегают мурашки. Гарри с нажимом скользит рукой по спине, сжимает ягодицы, неторопливо гладит ложбинку между ними и задерживает дыхание. Это Эггси чувствует, когда прикасается к нему? Его красоту? – Безумно красивый, – выдыхает Гэри, будто подслушав его мысли, и тянется всем телом, после чего обвивает руками за шею. – Мне достался самый красивый мужчина. От этих слов сжимается сердце и что-то дрожит внутри. Гарри закрывает глаза и притягивает Эггси к себе сильнее. Внутри колышется мелкое ледяное крошево, как в стакане кайпириньи, и медленно растворяется. В каждом человеке кроются все девять кругов ада, равно как и чистилище. Их можно прятать от других, каждый год вешать еще один замок на ворота, можно отрицать даже перед самим собой наличие собственного подземного царства глубиной с Марианскую впадину, но нужно помнить, что так не будет продолжаться всю жизнь. Гарри всегда выбирал прямо смотреть в собственную бездну, никакого самообмана. Говорят, что бездна в таком случае может взглянуть на тебя – он всегда был готов к этому. А вот делиться ей ни с кем не собирался. Так было до Валентайна и маленькой церквушки в Калифорнии. Тело непроизвольно реагирует судорогой на воспоминания. Гарри застывает и задерживает дыхание. Добровольный отказ от воздуха, респираторная гипоксия – сигнал для организма активировать резервные ресурсы. Усилием воли можно заставить расслабиться скрученные судорогой мышцы, нужна всего минута. Эггси справляется с его судорогой быстрее - с нажимом обводит ладонями рельефные мускулы, рисует хаотичные узоры, и Гарри отпускает. Это часть его прошлого. Их общего прошлого. Мужчина прижимается к аккуратному излому брови и несколько раз прихватывает губами мягкие волоски. Эггси благодарно выдыхает и трется о его губы. Незримая связь закачивает в тело живительную энергию. Именно с Валентайна и начались их отношения. Эггси пер на него с изящностью танка, не признающего никаких препятствий на своем пути. Гарри был ослаблен стрессом от резни в церкви, а мальчишка внаглую воспользовался слабостью, чтобы взломать его личный ад. И надо отдать ему должное: Эггси, и правда стучал, прежде чем кого-то обчистить. Анвин заглянул в его бездну и не испугался. Остался с ним рядом, готовый помогать, быть рядом и поддерживать. Гарри пришлось приложить много усилий, чтобы не закрываться, но и Эггси отвечал ему тем же. Отбросил со временем свое желание казаться крутым и остался просто собой. Единственное, что им обоим нужно – просто быть самими собой рядом друг с другом. И тогда не страшно проводить по коже скальпелем, не страшно, что края раны разойдутся со зловещим чавкающим звуком, и их окатит кровью. Они могут погрузить туда руки по локоть, чтобы помочь друг другу. Иногда очищение возможно только через боль. Гарри сдавливает соблазнительные округлости ягодиц мальчишки и еле касается губами напряженной шеи. Эггси запрокидывает голову. От хватки его пальцев на коже расползаются белые пятна, но Галахад прижимается губами к кадыку. Протяжный гортанный стон покрывает вибрацией горло, смешивается с дыханием и его собственной кровью, прокатывается эхом по грудной клетке и проникает в сердце. Это тот самый момент, когда из двух разных людей они срастаются в один организм. Возбуждение пульсирует в паху теплой волной. Оно похоже, скорее, на негу: не стремится пока завладеть разумом или подчинить себе тело, однако увлеченный ласками шеи Гарри пропускает момент, когда Эггси разжимает железную хватку пальцев – только вздрагивает от прикосновений к наполовину напряженному члену. Эггси всегда касается его члена. В движениях скользит неуверенность и нерешительность. Гарри хотел бы знать, что творится в его голове в тот момент. Он сомневается, что возбуждает его? Или ему просто нравится прикасаться?.. Галахад отодвигается на дюйм, все еще ощущая губами жар разгоряченной поцелуями кожи, и выгибается, вдавливает член в ладони Гэри. У такой близости очень тонкая грань между сексом и его отсутствием, и этот неуловимый баланс легко сбить в любую сторону. Они оба предпочитают не разбавлять такие вечера страстью и неудержимой жаждой любимого тела, но он хочет, чтобы Эггси знал, что Гарри готов к этому. Всегда. Неважно, какой шаг тот сейчас сделает, вперед или назад – Галахад будет счастлив от обоих вариантов, потому что хочет его с не меньшей страстью, чем сам Эггси. И ему хватит всего пары движений, чтобы Галахад начал сходить с ума. Вязкая патока времени оплывает мягкими потеками. Эггси гладит член подушечкой пальца, прослеживая выпуклые вены. Легкое покалывание сводит с ума. Оно словно намекает, какой разряд тока может пронестись по венам в следующую секунду, но Гэри делает однозначный выбор: тихо выдыхает, проводит ладонью по животу и крепко обнимает, снова приникая всем телом. Он снова истекает отголосками былых страхов и эмоций. Сейчас Гарри не возьмется предполагать, что творится в его голове, что вызвало такую реакцию – это может быть что угодно. Ничего в данный момент не могло стать катализатором, но когда сбрасываешь свои доспехи, из глубин подсознания может вырваться что угодно. Галахад только крепче обхватывает его, прижимает к себе и зарывается пальцами в волосы. Эггси расскажет, если захочет. А пока пусть просто чувствует, что он любим и нужен. Мальчишка не представляет, насколько нужен ему. Это одна из сокровенных тайн, один из иррациональных страхов. Он не знает, в какой момент Гэри Анвин стал для него воздухом, которым он дышит, кровью, жадно пульсирующей в венах, но точно знает, что не должен его потерять. В жизни Гарри было много потерь, но эту он не переживет, поэтому единственное, что он должен делать – оберегать. Ревность? Сцена? Неважно. Это мелочь. Зрение сейчас не дает никакой необходимой информации, поэтому Гарри закрывает глаза, чтобы острее ощущались данные от других органов Обоняние. Осязание. Слух. Вкус. Разогретый их телами воздух спальни, наполненный упоительным запахом Эггси, шелковистые волоски на затылке. Пространство пульсирует в такт его ровному дыханию, будто сама реальность, весь мир вокруг дышит в одном ритме с ним. Гарри чувствует легкое головокружение, когда их губы встречаются. Помнить этот вкус – необходимость. Зависимость. Зашкаливающее доверие обволакивает язык. Они не прячутся друг от друга, демонстрируют свою уязвимость с той же сумасшедшей отдачей, с которой привыкли отдавать свою любовь – будто вкладывают друг другу в руки бешено бьющиеся сердца. Я могу ранить тебя. Я люблю тебя. С очередным выдохом из горла мальчишки вырывается тихий стон. Он пронизывает от пяток до макушки, заставляет тело отзываться в ответ. Гарри накрывает пальцами напряженные соски и невесомо гладит, прислушиваясь к новому стону. Галахад сгорает от нестерпимого желания поглотить Эггси целиком, вывернуть наизнанку, проникнуть в самую глубину, добраться до сути, но вместо этого нежно целует в переносицу – сейчас эмоции и так хлещут через край. Движения их пальцев замедляются вместе с дыханием. Гарри качается на волнах единения, тонет в этом омуте, захлебывается, идет ко дну, всплывает, чтобы утонуть снова. И не собирается сопротивляться: это одно из самых прекрасных ощущений в жизни. Минуты, часы – не имеет значения. – Мы так близки с тобой в эти моменты… – тихий шелест щекочет барабанные перепонки. – Ближе, чем во время секса. Гарри понимает, о чем говорит Эггси. Их тела сейчас – неразрывная система, единый организм. Одни нервные окончания на двоих, одно сердце, одно дыхание. Тело Эггси – часть его собственного тела. Синтез. Созависимость. Он сжимает расслабленные пальцы мальчишки и переплетает со своими. Каждый дюйм кожи – это его собственная кожа, Галахад чувствует это. – Мы всегда так близки, – чуть слышно отвечает он. – Просто в такие моменты мы вспоминаем, как сильна эта близость. Ухо обжигает выдох согласия. Эта невероятная связь иногда – как колючая проволока, плотно приматывающая их друг к другу. Она ранит при малейшем неаккуратном движении, оставляет глубокие кровоточащие порезы, но это неизбежно. Прерогатива любимого – ранить сильнее всего. Но это давно перестало беспокоить обоих. С каждым днем они лучше узнают друг друга и учатся взаимодействовать. Иногда еще приходится ловить губами капли крови и зализывать чужие раны, но это происходит все реже. Гарри смотрит на сонного Эггси. Светает; тусклый свет прокладывает глубокие тени, уютно сворачивающиеся под глазами, резко очерчивает скулы и линию челюсти. Если бы не сила тяготения, вынуждающая опускаться тяжелые веки и подрагивать ресницы, Гэри казался бы мраморным изваянием, совершенным творением скульптора. Галахад аккуратно целует его в щеку, чтобы не спугнуть робкие клочья сна, и накидывает на них обоих одеяло. Их отношения все еще порой напоминают кинетический песок в руках ребенка: горделивые шпили башен воздвигаются, и оплывают, и возносятся снова легким движением руки. Однако со временем песок твердеет и превращается в прочный песчаник. Мальчишка выглядит умиротворенным, расслабленным и счастливым. Галахад закрывает глаза и прислушивается к его дыханию, проваливаясь в сон и думая, что это еще один шаг навстречу. Всегда.