Voluntate Dei

Всеволод Огнев поднялся на пятый этаж пешком, оглядел облезающую краску на стенах, по привычке обернулся через плечо, убедившись, что никто за ним не следит. Он смотрел на тяжелую, надежную дверь, какие ставили умные обитатели Преисподней — такую, что ее было бы трудно сломать даже боевым заклинанием. Магический звонок темнел справа, и Огнев несколько неловко, еще сомневаясь, придавил его. Ожидал ответа, отступил на пару шагов. Он успел освоиться в Аду. Смерть не казалась такой страшной, как его учили, как он себе воображал: после Афгана, после трудной и неблагодарной службы в Инквизиции, сталкивающейся с самыми кровавыми преступлениями. Она казалась ему болезненной и мучительной, неприятной, отзывающейся странным сосущим чувством в груди. Однако его гибель была обычной, если не сказать заурядной: износ человеческого тела, из неясного принципа не подкрепленного магией. Не выдержало сердце, как когда-то — у его отца. Огнев не слишком-то удивился, что провалился в тревожный сон душной петербургской летней ночью, а очнулся на запруженной демонами улице. Его отловили, привели на регистрацию, которую должны были проходить все духи. Возня с документами утомляла, а Огнев чувствовал себя оглушенным, потерянным. И в то же время — избавленным от тяжести старого тела, свободным… В конце концов он решил подыскать себе работу, потому что не терпел безделья. И за этим задумал обратиться к единственным, кого знал в сложной правоохранительной системе Ада — к Яношу Кираю, бывшему подчиненному, и его мертвому напарнику, Владу Войцеку. Огнев не собирался упрашивать о месте в Черной Гвардии, хотя мог бы надавить на былые заслуги; но он недолюбливал гвардейцев за их неуемную тягу к разрушению. Нет, Огнев слышал, что появилось несколько мест в городской страже, и подумал, что Янош мог бы с этим пособить. По ту сторону внушительной двери молчали. Огнев вздохнул и коснулся звонка еще раз, после чего попробовал постучать, здраво рассудив, что амулет мог банально разрядиться. Глухое разочарование ворочалось на сердце: служа Инквизиции, Огнев сам редко оказывался дома, так что не застать гвардейцев проще простого… Он зря пришел. Дверь неожиданно распахнулась, едва не снеся его. На пороге стоял мальчишка, демоненок; Огнев с трудом определял возраст жителей Преисподней, однако этот был совсем юным — читалось по озорному взгляду, по тому, как он двигался. Тощий, с острыми рожками, черной косицей, умными зелеными глазами. Мальчишка явно ожидал увидеть кого-то другого, настороженно взглянул на незнакомого человека. Вытянулся, заглядывая ему за спину. — Здравствуйте, — вежливо улыбнулся демоненок. — Вам кого? — Яноша Кирая — он же здесь живет?.. — протянул Огнев, уже начиная подозревать, что некто посмеялся над ним и дал неверный адрес. Он вспомнил, что девица в регистратуре некоторое время сомневалась и мялась, прежде чем отправила его в окраинный квартал. За спиной мальчишки он видел плохо освещенную прихожую — и все. Демоненок нахмурился, рассматривая его, будто сомневаясь. Потом пожал плечами и кивнул сам себе: — Понял! Вы к Яну. Он сейчас… немного иначе зовется. Но это ничего! Проходите, они с Владом скоро вернутся со смены, — радушно пригласил он, отстраняясь и пропуская в квартиру. С любопытством покосился, когда Огнев продвинулся мимо и стал снимать ботинки, взглядом нашаривая домашние тапки. — А как вас зовут? — уточнил демоненок. Он представился. Удивительно, но ребенок просиял, увлеченно кивая, и даже пожал ему руку. — Знаю! Вы бывший начальник Яна, он много рассказывал! Я Вирен, — спохватившись, объявил демоненок. — Ты здесь живешь? — спросил Огнев, еще не до конца разобравшийся, туда ли попал. Он озирался, по-инквизиторски ощупывая все, что его окружало. Вешалку с кожаными куртками, зеркало с налепленными на него стикерами-заметками, несколько книг на тумбочке… — Да нет, у меня комната в гвардейском замке, это меня отец попросил разобраться кое с чем, — отмахнулся Вирен. — Вы проходите. Чай будете? Давайте звякну им по амулету, чтобы не задерживались! Огнев уставился ему в спину — демоненок прошел дальше, в гостиную. Сказанное осознавалось медленно, но он уже привычно перебирал в уме возможные варианты. У мертвых не может быть детей — значит, это сын Яноша, теперь называющего себя Яном. Огнев покачал головой, но не чувствовал сильное изумление: жизнь шла дальше. Кто-то умирал, кто-то заводил детей. Естественный круговорот — вот что это было. Любезный Вирен приготовил для него чай. Возможно, он сам собирался перекусить, и чайник уже вскипел. Огнев проследовал за ним, рассматривая жилище. Каждый его угол был завален книгами. Везде валялись какие-то бумажки. Здесь обитали те, кто привык много думать, размышлять. Вирен тоже казался чем-то озадаченным. Предложил подождать на кухне, но Огнев прошел за ним в гостиную. Здесь все тоже было обжито, как-то уютно: завалено хламом, но в то же время чувствовалось, что каждая вещь на своем месте. Хотя никакого женского присутствия он по-прежнему не заметил, а спрашивать Вирена о матери казалось нетактичным — это вовсе не его дело! Огнев сел в углу и стал наблюдать. — Ты… над делом работаешь? — спросил он, заметив, что Вирен раскладывает фотокарточки, пристально всматриваясь во что-то. Это напоминало инквизиторскую возню, которую Огнев годами наблюдал в офисе. — Серия ограблений, — сосредоточенно хмурясь, пояснил Вирен. — Уличные кражи, ничего серьезного, но это какая-то сеть. Если не остановить их сейчас, может перерасти в нечто большее. Он говорил так по-взрослому, что Огнев сразу узнал в нем Яна. — Ты служишь в Гвардии? Из-за отца? — Я хотел быть полезным, — отмахнулся Вирен. Это чувство было знакомо Огневу: оно же не позволило ему сидеть на месте и погнало устраиваться в городскую стражу. Вирен важно продолжил: — Это один из способов… Ну, и да, я видел, как Ян старается, и это меня вдохновляло. И Влад тоже. И все в нашей Роте… Мне кажется, они и правда меняют мир к лучшему… В Аду стало гораздо спокойнее! — гордо заявил он. Огнев отпил чай, почти не чувствуя вкуса. Ему стало тоскливо, что его собственная дочь не понимала его усердной службы и обижалась, когда он больше заботился о благе неизвестных людей, а не переживал о ее школьных делах… Вирен вовсе не походил на Есеню; он с увлечением копался в каких-то материалах дела, и Огневу даже захотелось к нему присоединиться, но он решил, что не станет обижать самостоятельного демоненка. — Мы с Яном давно не общались, — начал он отстраненно, потому что устал молчать. — Почему? — удивился Вирен. — Это сложно… — Огнев задумался. — Наверное, я никогда не пытался стать другом для своих сотрудников, предпочитал оставаться строгим начальником. Во всем следовал закону, а твой отец… увлекся этими гвардейскими идеями. — Помимо воли в его тоне зазвучало осуждение, и Огнев постарался его умерить. — Когда я ушел на пенсию, я слишком устал от этих формальностей, отстранился. Спрятался, можно сказать. — Если вы так долго служили закону, я думаю, у вас было право отдохнуть, — сказал Вирен. Давно он корил себя за эту слабость. Разбитый той историей с крестоносцами, непринятием дочери, Огнев постарался спрятаться в угол, отстраниться от жизни. Ему не следовало сдаваться. Он же как будто ожидал смерть… — Мне кажется, Ян будет рад вас видеть, — подбодрил Вирен. — Он… с теплотой вспоминает то время, когда начинал работать в Петербурге. И говорит, что многому у вас научился. Ян даже книжку написал! Не читали? Покачав головой, Огнев задумался. Для него то время стало настоящим кошмаром, когда все, что он берег, чем он дорожил, начало разваливаться у него на глазах, однако для Яна оно и правда должно было быть новой жизнью. В коридоре наконец-то зашебуршались. Огнев приподнялся с кресла, позволил Вирену выйти первым, а сам последовал за ним. Старался держаться ненавязчиво, хотя почему-то сгорал от нетерпения увидеть старого знакомого — это вдруг ненадолго оживило его. Ян скользнул за дверь и аккуратно прикрыл ее, запер замок обычными человеческими ключами. Повесил сумку на крючок, разулся, а потом с улыбкой обернулся к ним. Не выглядел удивленным: конечно, Вирен предупредил отца, как и обещал. — Всеволод Игнатьевич! — радостно воскликнул Ян, подходя, чтобы сердечно пожать ему руку. — Хорошо выглядите! Вы как будто… помолодели. Он пожал плечами. Огневу сказали, что духи могут принять любой облик, какой захотят, и он отмотал на добрых полтора десятка лет назад, сосредоточившись на ускользающем воспоминании. Старость ассоциировалась у него со слабостью, немощностью. Возможно, он хватил лишнего, однако Огнев еще не вспомнил, каково это — всерьез беспокоиться о том, как он выглядит. — Вы… у вас тоже, я вижу, все хорошо, — заметил Огнев, неожиданно растерявшись. Ян выглядел молодо — едва ли на пять лет старше сына. Но Огнев вовремя вспомнил про проклятие, на которое он себя когда-то обрек, и успокоился. В этом безумном мире облики давно не смущали его, гораздо больше говорили глаза, и они у Яна были взрослые, проницательные. — Давайте без церемоний, — попросил Ян. — Мы больше не на работе… — Вот об этом я и хотел поговорить! — Огнев охотно ухватился за эту тему. Как и всегда, Ян кивнул очень строго и жестом попросил его на кухню, где можно было удобно расположиться за столом. Но прежде заглянул к Вирену, выслушал какую-то версию мальчишки… У того горели глаза — он рассмотрел на снимках одинаковые лица и считал, что это не совпадение. С тоской Огнев наблюдал за тем, как Ян хвалит светящегося от радости демоненка. — Влад будет позже, он тоже что-то нарыл, обещал проверить один склад, — пояснил Ян, потрепав Вирена по волосам. Демоненок ластился к нему, как игривый щенок, чрезвычайно довольный собой. — Может, я его догоню? — с надеждой попросил Вирен. — Нет, пожалей меня, — фыркнул Ян, — мне достаточно, что он один рискует своей бедовой головой. Посиди тут, пока я поговорю, ладно, мелкий? Покосившись на книжный стеллаж, Вирен важно кивнул. Он явно знал, чем себя занять, и обладал достаточным тактом, чтобы не вмешиваться в разговор. Хотя Огнев и посчитал, что Ян слишком серьезно воспринимает его визит: он хотел попросить о небольшой услуге, а не погружаться в воспоминания… Но вышло иначе. — Не хотите выпить? — предложил Ян. И тут же спохватился: — Простите, забыл, что духи не пьянеют. — Да, и что за удовольствие пить эту дрянь просто так, — согласился Огнев, устраиваясь за столом. — Я… приятно удивлен, что ты не оставил службу до сих пор. Хотя я и не сомневался, — тут же добавил он. — Ты не из тех, кто отступает. Ему подумалось, что даже этот мальчишка — все еще трудно было размышлять о Яне иначе — не сломился под тяжестью испытаний, как он когда-то. Ян куда сильнее его. — Недавно дали майора в Инквизиции, — с легкой ухмылкой сказал Ян; он совсем не хвастался. — Мы работаем на два мира. Влад это сравнивает с договором Персефоны: полгода на Земле, другая половина — в Подземном мире… Есть такая легенда, — смутившись, пояснил он. — Ты до сих пор работаешь с Войцеком? — Я… да, почему нет, — замялся Ян. — Он лучший напарник, никого другого я никогда не принял бы… И мы немного женаты. Ян Войцек-Зарницкий — так меня теперь здесь называют, вы, наверное, запутались, пока разыскивали… Простите, мне не стоит вас грузить. Огнев все-таки пожалел, что отказался выпить — в этом было нечто подсознательно успокаивающее, пусть градус на него и не действовал. — Осуждаете? — с легкой насмешкой спросил Ян. — Он… не казался мне безопасным человеком, — тактично заметил Огнев. — Но ты знаешь, что делаешь… Я надеюсь. Он подумал, что, не сумев воспитать свою дочь, не имеет права никому указывать. — Мы все выросли, Всеволод Игнатьевич, — вздохнул Ян. — Повзрослели. И Влад сейчас совсем другой. Он старается. Жаль, что не удастся с ним пересечься, дела, но вы можете зайти в гости когда-нибудь — адрес знаете… Они немного поговорили о деле Огнева, и Ян пообещал пристроить его в городскую стражу. Даже выдохнул с заметным облегчением: ожидал, что все окажется гораздо сложнее и страшнее, а Огнев попросил о такой ерунде. При нем он позвонил знакомому демону из командиров и говорил с ним легко, непринужденно, так что Огнев окончательно успокоился. — Я устал ничего не делать, — объяснил Огнев, когда Ян спросил. — Может быть, мне хочется начать заново. Никем не командовать, просто… быть нужным людям и нелюдям. Ян отлично его понимал. — Твой Вирен… хороший мальчик, — произнес Огнев. Ему почему-то не хотелось уходить в свою одинокую квартиру-клетушку, которую ему предоставило на первую пору государство, пока он не начнет работать. — Ему было бы приятно, — пробормотал Ян. — Правда, ему нравится, когда его хвалят. Вот я вспоминаю свое детство, думаю, что мне говорили очень мало важных слов. А теперь я боюсь его разбаловать, — пожаловался он. — Столько лет прошло… Не думал, что когда-нибудь нам придется говорить о детях. Но я верю, что ты любишь его, и почему-то я за вас спокоен. Казалось, что его начнет мучить неясная обида на самого себя, но Огнев и правда был счастлив видеть, что у кого-то все хорошо. — Иногда просто любви недостаточно, — вздохнул Ян. — Я не умею никого воспитывать, но с собственным взрослением мне пришлось справляться самому, вот я и решил, что смогу что-то сделать. Чему-то его научить. У нас не получалось его оставить после того, как спасли… Это было бы подло. — Ты хороший человек, — негромко сказал Огнев. — Я был никудышным отцом, это я готов признать. Спрятался в работе от этих мыслей. Старался, но все испортил. — У вас был… сложный случай, — признал Ян. — Последний раз, когда я настаивал, чтоб Вирен что-то сделал, он записывал за мной в блокнот, а не спорил, как… она. Он чудесный ребенок. — Ты был немногим старше его, когда началось то безумие в Петербурге. — Это-то меня и пугает, — лаконично согласился Ян. Огнев помолчал. — Спасли? Значит, он не… ваш? — Он наш — в любом случае, — выразительно поправил Ян. — Мой, Влада, Кары, всей Гвардии — потому что мы семья. И Огнев решил больше никогда об этом не спрашивать. — Иногда я задумываюсь о том, что мог бы изменить. В последние годы мы так и не помирились с Есеней, хотя я, кажется, сделал все, как она и мечтала. Вышел на пенсию, посвятил время ей… — с досадой поделился Огнев. — Ты еще помнишь ее, да? — Никогда не забуду, — печально кивнул Ян. Что-то крылось за этими словами, чего Огнев не до конца понял. — Каждый может ошибаться. Но простить ее за все жертвы я не способен… — Я тоже, — тяжело признался Огнев. Возможно, именно поэтому он так и не смог поладить с дочерью — знал, сколько бед она натворила из-за обиды. Понимал, что Есеня не может быть бессознательной жертвой, как под его давлением постановил суд — нет, она никогда не была глупым наивным ребенком. — Но за их ошибки отвечаем мы, — с горечью выговорил он, прямо глядя на Яна. — Вы слишком много на себя берете. Наши дети могут быть куда самостоятельнее нас, и это даже хорошо, что они ищут свои пути, — поспорил Ян. — Мы не можем вечно брать их вину. Мне кажется, поэтому вы… так надорвались. Попробуйте пожить для себя — пусть и после смерти. — Не предполагал, что ты будешь меня поучать, — хмыкнул Огнев. — Это просто совет, — легко произнес Ян. — Ваше дело, следовать ему или нет. В любом случае, я уже договорился о месте в страже. Вам понравится, — без капли иронии пообещал Ян. — Там постоянно что-то происходит, но это больше… бытовые преступления. Со всем серьезным разбирается Гвардия. Останьтесь, Влад будет рад вас видеть! — воскликнул он, заметив, что Огнев поднимается, собираясь уходить. — Ты все-таки переоцениваешь Войцека, — проворчал он. — Мы никогда не были друзьями, так что вряд ли стоит ожидать теплую встречу. Приятно было повидаться… и познакомиться с Виреном. Почему-то ему стало спокойнее, когда он вышел за дверь и задумчиво поглядел на лестницу. Пожалел, что не попросил у Яна сигарету напоследок. Теперь Огнев был уверен, что инквизиторы вовсе не прокляты и могут устроить вполне милую семейную жизнь — значит, проблема была в нем самом. Многие расценивали смерть как второй шанс. Постаравшись сосредоточиться на этом, Огнев вышел на улицу и присмотрелся к яркому адскому закату. Пусть когда-то он был ужасным отцом, одно Огнев умел хорошо — хранить порядок. Жить для других, а не для себя; таких не перевоспитывают. И с одиночеством он свыкся, но радовался за Яна и его безумного мертвеца. А беспокойная Столица, погружающаяся в ночь, нуждалась в ком-то ответственном. И Огнев решил попробовать снова.