The purge

      Кэролайн звонит раза четыре за утро. Ньют терпеливо отвечает на все её вопросы, хотя для него никакой разницы в салфетках бежевого цвета или салфетках цвета слоновой кости нет.       Кэролайн всё время говорит, что всё должно быть идеально, а Ньют всегда соглашается и улыбается. Он согласен на всё, чего хочет его невеста. Он хочет одного: увидеть её в назначенный день у алтаря, такую красивую в белом платье, надеть ей на палец обручальное кольцо и назвать своей женой.       А где это случится — хоть у черта на ладони — Ньюта не волнует.       С тех пор как Кэролайн переехала к нему, холостяцкая квартирка приобрела уют, по утрам на кухне витают вкусные ароматы, а когда Кэр появляется в его офисе с обедом, коллеги с улыбками переглядываются, но её любят все.       Не любить её невозможно, ведь само солнце живёт в её глазах.       Стрелка часов неторопливо приближается к двенадцати. Скоро обед, они с Кэр выберутся в любимый ресторан. Если он признается, что еще не заказал смокинг, Кэр будет шутливо ругаться.       Образ невесты отвлек Ньюта от финансового отчета их главного клиента, и, поймав себя на мысли, что улыбается, Ньют прогоняет наваждение и возвращается к цифрам.       В дверном проёме вдруг появляется его помощница. Как обычно, забыла постучать.       — Ньют, к тебе посетитель.         — Я никого не жду… — Ньют удивлен, но идет в приёмную вслед за помощницей.       У панорамного окна, любуясь на залив Сан-Франциско с высоты двадцатого этажа, спиной к Ньюту стоит девушка.       Светло-рыжие волосы собраны в небрежный пучок — она явно очень спешила, убирая их, — оголяя тонкую шею и плавные линии хрупких покатых плеч. Одета она в самые обычные джинсы и серую майку.       Ньют узнаёт её сразу же.       Он ещё помнит, как солнце сияло в этих рыжих волосах.       Слишком хорошо помнит для пяти лет, что разделили их навсегда.       Как она нашла его? Наверное, Томас или Минхо…       Что она вообще здесь делает?       — Соня? — Её имя даётся с трудом. Слетает с губ рваным комком и повисает в воздухе.       Сколько он не произносил это имя? Четыре года, пять?       Она вздрагивает. Едва заметное движение плеч всё же не укрывается от глаз Ньюта.       Соня оборачивается.       Ньют никогда еще не видел её такой. Лица её коснулись своими холодными руками усталость, тревога и что-то ещё… Ньют пока не может понять, что таится во взгляде зелёных глаз. Глаз потухших, наполненных страхом.       — Мы можем поговорить?       Решимость тает с каждой минутой. Идея прийти сюда, к Ньюту, — полное безумие. Как она послушала мать и согласилась на это? Она же поклялась, что никогда…       — Заходи, — Ньют взмахом руки указывает на дверь своего кабинета. Соня на мгновение замирает на месте, и ему кажется, что она сейчас бросится прочь из приёмной. Соня заходит в кабинет так быстро, словно и сама боится того же. — Что случилось? Родители? Томас? — Ньют задает вопросы, перебирая имена, пока наполняет для Сони стакан воды. Соня опускается на край кресла. Тонкие женские пальцы то и дело теребят ремешок сумки.       Ньют ловит себя на мысли, что говорит с ней, как со своим клиентом.       Он понятия не имеет, как с ней говорить.       К появившемуся перед ней стакану воды Соня не притрагивается.       Она так долго собиралась с мыслями, прежде чем зайти в офис Ньюта, а теперь её трясёт нервной дрожью, и все заранее подготовленные слова вдруг исчезают. Соня лишилась способности говорить.       — У тебя есть сын, — быстро бормочет она.       — Что? — возглас Ньюта звучит неестественно громко. Соня дергается как от удара и повторяет:       — У тебя есть сын.       Ньют смотрит на неё, пытаясь осознать, что происходит. Сын? У него? Как такое возможно?       — И ты говоришь мне это только сейчас? — взрывается Ньют. Хочется хорошенько встряхнуть её за плечи, чтобы заставить говорить. Останавливает только её угасший вид.       Ньют не помнит, чтобы ему доводилось видеть Соню такой. Жизнь в ней всегда била ключом, она много смеялась и постоянно вела его за собой. Придумывала приключения, одно безумнее другого. То ей хотелось научиться летать на параплане, то вдруг полюбила дрифт…       Движение было её жизнью. Ньюту же хотелось спокойствия. Наверное, поэтому у них ничего не вышло.       Или потому, что Соня не захотела оставить свою жизнь в Лондоне, уехать с ним в Штаты.       Он еще долго не мог простить ей этого выбора.       Долгое время думал, что выставит её вон, если появится снова на пороге его жизни.       Но забыть её удалось, и вот Соня сидит в его кабинете и говорит, что у него есть сын.       — Я бы не приехала к тебе, ничего не сказала бы… только… он попал в беду, его сбила машина. Теперь нам нужна дорогая операция и лечение. У меня нет столько денег срочно. Я продам свое дело, я тебе всё верну! Вечером вернусь в Лондон, и ты больше обо мне не услышишь…       — Хватит, Соня! — Этот монолог душит его. Хочется надавать ей пощёчин, только бы замолчала. — Ты говоришь, что у меня есть сын, и говоришь, что не сказала бы мне об этом?! — Ньют срывается на крик. И в нём столько ярости и гнева, что Соня не выдерживает.       Только бы не видеть этих глаз, смотрящих на неё с непередаваемым выражением…       Не слышать этого голоса, что режет без ножа…       Соня взвивается на ноги и бросается прочь из кабинета.       Ньют настолько ошарашен, что остается стоять на месте. Ноги будто приросли к полу.       Абсурд всего происходящего никак не укладывается в голове.       Та Соня, которую он любил, никогда не убегала.       А у него есть сын.

***

      В зале ожидания такой шум, гул голосов — женских и мужских, взрослых и детских, что Соне хочется закрыть уши руками и бежать прочь от этого места.       Наверное, так люди и ломаются. Когда наступает финишная прямая, но впереди только пропасть.       Остановиться уже нельзя, и от пропасти никуда не деться.       Бежишь, бежишь, прыгаешь в нее с разбега и падаешь… И ждешь, когда наступит темнота.       Ньют был её последним шансом. Хотя, скорее, это был шанс её матери и Терезы, лучшей подруги.       Если бы не их уговоры, Соня не решилась бы пересечь океан.       Но она это сделала, и что в итоге?       Она едва сдерживает слезы, сидя в душном зале аэропорта, а в сотнях миль через океан её ребенок лежит, прикованный к кровати.       Если не провести операцию в ближайшее время, он никогда больше не сможет ходить.       «Нет! — говорит себе Соня. — Нет! Нет! Нет! Не будет этого!»       Она не позволит. Как только самолёт приземлится, она руками будет рыть землю, продаст магазин, дом… Да все что угодно, но найдёт деньги!       Как она могла просить их у Ньюта?       А он изменился.       Он выглядит таким, каким когда-то боялся стать, — белый воротничок.       У него в кабинете полный порядок, и сам он образец порядка и размеренности. И говорил он с ней сдержанно и холодно, пока…       Пока не стал кричать.       Боже, какой же она была дурой, что пошла к нему!       Чего она ожидала? Что он встретит её с распростертыми объятиями? Она бросила его и скрыла от него его собственного сына. Кто простит такое?       Джим её ребенок — её, и только её.       — Если так и будешь сидеть тут, пропустишь свой рейс. Уже началась регистрация.       Соня поднимает глаза и видит перед собой Ньюта. Он смотрит на неё сверху вниз, то и дело взъерошивает русые волосы. Нервничает.       Соне этот жест хорошо знаком. И так напоминает того Ньюта, которого она знала.       — Что ты здесь делаешь?       — Я лечу в Лондон с тобой. — Он быстрым жестом поправляет ремень дорожной сумки, что висит на плече, — Соня только сейчас замечает её. — Идём.       Ньют просто смотрит на неё — от его взгляда становится так тепло на душе — и ждёт.       Соня не верит, что все это происходит с ними… Но голос диктора, объявляющий рейс, возвращает её к реальности.       Она меняется на глазах. Отчаяние сменяется решимостью. Жизнь возвращается к Соне.       И Сан-Франциско тает под облаками, когда самолет взмывает ввысь.