Десять минут

Возьми мою руку, сожми мою вену: Если ты тоже остался в живых, я буду рад разделить на двоих.

Они были виноваты сами. Юные демоны, еще совсем не знающие жизни, им было по несколько столетий - возраст для бессмертного существа просто смехотворный. Впервые получившие возможность того, что называется у большинства командировкой, а у них - рейдом, вырвавшиеся из тьмы Ада на красочную планету на несколько космических часов, они презрели все правила, чтобы вернуться. Хоть на несколько минут. Волею божественного решения, они остались на Земле навсегда. Только вот их надежды на многоцветье жизни не оправдались - туман смерти настиг их и здесь. Первого демона, хотя кто из них первый - сложно определить, звали Асмодей. Пламя, закованное в человеческую плоть, удерживаемое магией, сдабриваемое ненавистью и ворохом чувств, по человеческим меркам не должным обуревать темное существо: его красные глаза смотрели с вызовом, а огненно-рыжие волосы, струящиеся по сторонам бледной кожи лица, делали его похожим на аристократичных вампиров, описываемых в книгах людей. Алые одежды, высокий рост, сильное тело, ничуть не манерные, уверенные жесты - при ближайшем рассмотрении Асмодей по праву совпадал с представлениями о демоне похоти. Только вот рассматривать было некому. Разве что Инверно. Он был чем-то похож на Асмодея. Не внешне. Кроме общей расы и общего места пребывания их роднило еще одно: они оба были лидерами. Ярыми, истыми соперниками, ненавидящими друг друга той уважительной и ревнивой злостью, которую романисты древности именовали любовью. Инверно был младше, но ничуть от этого не слабее. Каре его светло-русых волос, розовые глаза и небрежный стиль земного бунтующего подростка были таким же обманом, как и гамма его одежды. Розовая смерть, оставшийся на мертвом камне вместе с тем, кого он никак не желал видеть своим единственным собеседником оставшуюся вечность, он сопротивлялся судьбе дольше Асмодея, но в конце концов покорился тоже. Они сбежали примерно в одно время - в ошибочное время, когда, именно в те десять жалких минут, портал был без охраны, а Земле оставались последние секунды. Прыжок, тонкие иглы, пронзающие тело насквозь, разрывающие плоть на части и сшивающие обратно по кускам - переход занял мгновение. Асмодей еще не успел понять, но вот-вот, всего миг!.. Инверно шагнул в портал, не зная, что этот шаг станет решающим. Суккуб, ответственная за охрану, вернулась, энергетический щит был возвращен, цепь замкнулась, и на другом конце Вселенной был отдан приказ вводить код уничтожения. Пустой камень, скинутый с небесных счетов, невесомый шарик в божественной конструкции совершенно незаметно покинул миниатюру бесконечности, и планета отправилась в утиль, унося с собой в никуда единственных жителей, смотрящих друг на друга с недовольством и не понимающих масштаб произошедшего. Тогда они гордо разошлись по разным сторонам, смирившись, что умудрились сбежать на одну и ту же планету в одно и то же время. Совпадение. Обидное, но не более. Гордость преодолевалась днями в размышлениях, отчаянии, приступах истерического веселья и не испытываемой ранее болезненной нежности. Мир людей погиб. Забрал с собой все живое и оставил только создаваемый тысячелетиями мусор, нагроможденный повсюду. Каменные здания, железные коробки на колесах, высоченные башенные краны у замороженных навсегда строек, деревянные лавки в парках у не высохших еще озер, отсутствие ветра и остаточный свет, дарованный богами из жалости - даже сломанные игрушки нелегко выкинуть. Проходя мимо всего того, что вызывало восхищение - парков аттракционов, огромных светящихся витрин зданий, растянутых над шоссе баннеров, лесов и садов - Инверно не понимал, что красота мертва. Асмодей понял это раньше. Полдня сбивая каблуки на дорогах в никуда, не обнаружив ни одного живого и ни одного мертвого тела, он, внутренне подготовившись к провалу, вернулся к отключенному порталу. Посмотрел на переплетение ветвей деревьев, скользнул пальцами по листве и, не став пытаться продраться сквозь заслон, отправился на поиски Инверно. Искал его день, но все же нашел. В пустом кинотеатре, поедающего сладкие воздушные хлопья, словно все происходящее - такой же фильм, что и на большом экране. Они досмотрели ленту до конца. Пальцы Асмодея слегка задели пальцы Инверно, когда он рискнул попробовать угощение того. Розовоглазый демон посмотрел на него недовольно, отдал ведро с попкорном и вышел из зала за другим. Асмодей сжал картонку в пальцах, рассыпая хлопья, скатал ведро в ком, швырнул прочь и не закричал в голос лишь потому, что не видел смысла: он привык к публике, а ее не было. Никого не было, кроме них двоих. И перспектив никаких не было тоже. Они обломали все ветви, что были на месте натянутой в пространстве энергетической плоскости, нашли топоры и яростно вырубили деревья тоже. Первые дни еще искали другие пути, пытались связаться с Адской, Темной, Межвселенской службой помощи, но потерпели неудачу. Сигнала не было, выхода не было тоже. Они висели в пустоте, окруженные магическим вакуумом. Не было смысла сбегать с планеты - было просто некуда, ракеты людей не привезли бы их никуда, ничего просто не было в пространстве Черной дыры, откуда нет возврата. В их распоряжении был только каменный мертвый шар, полный бесполезного хлама, который когда-то кому-то был нужен. Они смирились. Не сразу, но поддались закадровому решению, последствия которого испытали в полной мере. Попытались взять из ситуации все, что только можно. Потеряв учителей, потеряв общество кого бы то ни было, кроме друг друга, они стали друг для друга всем. Космос сосредоточился для них в телах, которые не могли почти ничего и притом позволяли достаточно для того, чтобы не умереть со скуки. В Аду они не говорили никому свои имена, они были сокровенной тайной, чем-то, чем они могли делиться или нет, чем-то, принадлежащим им полностью. Имена заменялись цветами: форма в гамме, присужденной им, опознавательный знак, дисциплина, индивидуальность. Все это было отброшено, но лишь затем, что больше некому было следить за правилами. Они больше не бросали презрительно друг другу "Розовый", "Красный". Одетый в синие джинсы и черную футболку Асмодей звал почти ласково "Ин", и демон отвлекался от изучения Вселенной, заключенной в книжные страницы, и смотрел на него внимательно и заинтересованно. Менялись цвета костюмов, Асмодей впервые за столетия робко завязал волосы в хвост, Инверно отрастил челку и заправил волосы, длиной уже до плеч, за уши. День и ночь смешались в беспрерывный тусклый магический свет, от которого они прятались, занавешивая окна и утыкаясь друг в друга на двуспальной кровати на вершине небоскреба. Инверно прочел об истории мертвой планеты не столько из интереса и скуки, сколько ради того, чтобы знать на что можно рассчитывать в этом территориальном пространстве. Не было смысла выбирать место проживания по температурным условиям: и некогда жаркая Африка, и ледяная Сибирь - все стало одинаковым по ощущениям. Кожа не отзывалась ни дрожью, ни ознобом на атмосферу: только на касания друг друга. Иногда их одолевала тоска. То обоих вместе, то одного из них. Если такое случалось с Инверно, то Асмодей лечил его так, как умел - жадно и жарко ласкал, пытаясь прекратить страдания души, что есть у всех, даже у демонов, сладкой пыткой тела. Если падал духом Асмодей - Инверно каждый раз терялся. Сильный, властный, он давно для себя признал любовника главным, хотя демонстрировал обратное. Носил Асмодею сладости в постель, заваривал душистые травы, подсовывал книги о любви и не пытался даже завести откровенный разговор: не смог бы, не сумел, сорвался бы в отчаяние сам. Если было плохо обоим, они смотрели кино. Приходили в облюбованный обоими кинотеатр, сами включали себе в операторской выбранную ленту, сами себе гасили свет и спускались в зал, где, закинув ноги на спинки пустых стульев, вслух комментировали действия героев. Они старались чаще говорить друг с другом. Имитируя общество, включали в пустых домах телевизоры и музыкальные пластинки и, порой, идя по бормочущему себе под нос городу, представляли другой, счастливый исход того глупого поступка юнцов. Мертвый город, выбранный ими, жил на остаточной магии. Асмодей обладал даром энергетического влияния, его сил хватало, чтобы не дать жизни замереть окончательно, пусть в электрических приборах, но она жила, бегая по проводам. Они не пытались спасти мир людей силами двоих, не бурили скважины, не включали механизмы заводов, не высаживали новые растения и не пытались переквалифицироваться в богов, восстановив жизнь посредством скрещивания бактерий с магическими импульсами. Они выбрали роль жертв, агрессивно и эгоистично сосредоточившись на существовании в абсолютной пустоте и выдавая ее друг другу за жизнь, которую так желали. Когда дни становились настолько похожими друг на друга, что взгляд Инверно тускнел, Асмодей решительно капризно щурился и заявлял что-нибудь странное, отчего Инверно вздрагивал и ехидно усмехался, смотря на любовника снисходительно и живо. Один раз Асмодей захотел снять порно, и они с Инверно, дурачась, составляли список характеристик будущих моделей, в которых, разумеется, описывали себя. С детским восторгом брали необходимое для съемки, магией Асмодея оборачивали все в действие и со смехом любили друг друга под камерами, шикая друг на друга: "Веди себя естественно!". Иной раз по требованию Асмодея отправлялись в салон красоты или парикмахерскую, где, разыграв роли, перевоплощались в клиента и работника, играя в жизнь, как играют в кино. Тем утром Инверно потребовал проколоть ему уши. Разбудил Асмодея требовательным хлопком по груди и, хитро посмотрев на вскинувшегося любовника ("Возможно, ему снилось, что он проснулся в Аду и ничего не было? Ха"), пародируя его, манерно высказал каприз. - Как пожелает клиент, - ухмыльнулся Асмодей. - Но сперва вы внесете аванс. Секс давно стал обыденностью, без которой они не представляли своего существования. Каждый сантиметр кожи, обтягивающей кости, мыщцы и внутренние органы, волосы, эротические зоны друг друга, сила, с которой можно нанести удар и прикусить зубами - все это было исследовано еще в первый год, а затем они и вовсе потеряли счет времени, забросив все календари, не определившись, какому электронному источнику верить. Инверно не отдал Асмодею верх полностью, они же одни, кто осудит: они меняли роли, меняли стиль, делали все, что желали, но не меняли главного - друг друга. В основном потому, что не на кого было менять. - Какую часть уха пожелаешь проколоть? - спросил Асмодей, поправляя бейдж с собственным именем, приколотый на вороте рубашки, и беря в руки пистолет для безболезненного прокалывания плоти. - "Пожелаете", - сердито поправил Инверно, сидящий на стуле. - Без фамильярности, Асмодей, - он сделал вид что, чтобы назвать демона по имени, ему пришлось взглянуть на бейдж, и Асмодей закусил губу с восторгом, всегда обуревавшем его перед началом возбуждения. Инверно был хорошим актером. Можно, пожалуй, сказать, что и любовником он был неплохим. Фразу "И я, кажется, рад, что со мной на этой планете застрял именно он" Асмодей произнес в своей голове, не выказав ее даже взглядом, смиренно опущенным в пол в угоду роли. Он исколол уши Инверно настолько, насколько позволило пространство. Увесил серебряными колечками, штангами, каппой с цепью и посмотрел на поморщившегося любовника с вожделением. - Ты ко всему подходишь слишком фанатично, - сказал Инверно и посмотрел на Асмодея выжидательно: контраргументирует, согласится? - Ты подходишь мне идеально, - тихо признал демон, перехватывая в руке пистолет: проколы в ушах Инверно его только раззадорили - на теле демона еще так много не истерзанной плоти. Они опускались до драки нечасто, и каждый раз она была театральной прелюдией. Когда пыточный инструмент садиста хрустнул под ногой Инверно, Асмодей уже был готов ввести в ход другой свой пистолет - только бы прижать наглого демоненка к стене!.. Инверно так и остался в его глазах ребенком, даже когда дышал прерывисто в шею и сжимал его низ живота с бескомпромиссной требовательностью. Тогда он подчинился, позволив любовнику избавиться от скуки окончательно, наказывая его по сценарию за покушение, а фактически, просто трахая, перекинув через столешницу. Серьги Инверно не надоели, и Асмодей полюбил оттягивать их зубами, доставляя экзотическое удовольствие в качестве прелюдии. Впрочем, это им обоим вскоре приелось, и они стали искать новые способы развлечься. Один раз утром - утром у них назывался временной промежуток, когда они оба бодрствовали после предположительно длительного сна и чувствовали себя отдохнувшими и готовыми жить в ирреальности пустоты - Инверно неожиданно разорвал тишину (они отключили в комнате фон из музыки в проигрывателе) сложным вопросом: - Как ты думаешь, мы когда-нибудь умрем? Тяжесть темы повисла сухостью в воздухе, Асмодей глубоко втянул его в себя, пытаясь набраться смелости для поддержания темы и поднял на демона взгляд красных глаз, скрытых стеклами очков - его зрение не подчинялось людскому старению, просто в этот промежуток вечности ему хотелось носить очки. - Я думаю, да, - осторожно ответил Асмодей, и Инверно посмотрел на него с обидой ребенка, который узнал, что звери в зоопарке, на самом деле, вовсе не счастливы. - Если мы этого захотим, - успокоил Асмодей, переходя на язык касаний, который применял с Инверно всегда, к случаю или нет. Демон скинул его ладонь со своего колена и, чуть склонив голову набок, яростно заспорил: - А если не суицид. Если несчастный случай. Рухнет на меня баннер, упаду я с пожарной лестницы. Тело будет уничтожено. Моя душа останется неприкаянной - сюда не доберутся ни боги, ни магистры. Душа не отправится в архив, меня не смогут реинкарнировать. Не говоря о том, что я демон, и ко мне вообще иной подход. Пауза оказалась решающей, Инверно уверился в своей правоте и, вздрогнув, сам прижался к Асмодею. - Не хочу умирать, - шепнул он. - Как смертный, даже нет: никто не умирает, всех спасают, все возвращаются! Даже осужденным на пытки в Аду... - он болезненно замолчал, пытаясь не поддаться скалящемуся злобой прошлому, - даже им предстоит вернуться. Вытерпеть свое и уйти на свободу, чтобы получить новое распределение и существовать дальше. Никто не уходит в никуда, все числятся в архиве. Кроме нас. Мы исчезнем, Асмодей. Впервые за все время демон растерялся. Он, разумеется, думал о высказанном Инверно раньше. Несколько раз поднимал мысленно тему, приходил к тем же неутешительным выводам, что и Инверно, и жил дальше, не желая отравлять свое отчаянное прозябание депрессией и, что еще хуже, пугать любовника. Но тот все же отвлекся от своих бумажных грез и заметил реальный мир. Сколько прошло времени? Асмодей не знал. Но это произошло, Инверно испуганно дрожал в его объятиях, и что делать было совершенно не ясно. Демон не хотел умирать. И другой демон не хотел его терять. Он убаюкивал его как ребенка, гладил по спине и желал сейчас лишь утешить, удержать на краю бездны. Они давно стали друг для друга всем: сперва от безысходности, потом взяла свое привычка, затем, наверное, это была влюбленность, Асмодей до сих пор не знал. Но сейчас он любил Инверно, любил так сильно и с такой нежностью, какой не испытывал никогда и даже не задумывался, что мог когда-то испытать. Светло-русый, снова вернувшийся к излюбленному каре, уперто имеющий хоть что-то розовое в гардеробе, храбрый, дерзкий, умный демон, его любовник, единственный собеседник, друг и сын одновременно - роли смешались и то, что получилось, не поддавалось скудности лексикона всей Вселенной, - а они уже и забывали межвселенский, изъясняясь только на выученных земных языках. Спасло ситуацию только их магическое происхождение: демоны просто не могут сойти с ума, так же как не может сойти с ума пламя. Болезни не касались их тел и сознания, разве что цепляли душу переживания, выливавшиеся в состояния тоски, страха или вожделения. Они были живыми и мертвыми одновременно, и потому не могли позволить себе стать чем-то одним, отбросив другое. Сущность убедительно давала сил, обещая приливами энергии если не вечность, то счастливый финал. Даже демоны любят хорошие финалы. Инверно был храбрым демоном, бросающим вызов всем и каждому, и в данной ситуации он поступил в соответствии со своими принципами: бросил вызов всем, кому мог - Асмодею и самому себе. Старший демон окончательно закрепил за собой роль отца, как непослушного сына вылавливая Инверно на крышах и у оборванных проводов, стреляющих искрами электричества. Боясь смерти, доказывая, что не боится, Инверно искал ее, сам послушно идя навстречу. Асмодей страдал. Как и многое другое впервые, он испытал пробирающий ужас от осмысления того, что может остаться совсем один. И так безжизненный город умер окончательно, теряя единственных своих творцов, годами окрашивающих будни в какие-то цвета, кроме прозрачного фона. Все, что раньше приносило им удовольствие, стало почти что пыткой. Чай, монотонно и без вдохновения завариваемый Инверно, стал казаться безвкусным, секс стал рутиной, в голове Асмодея все реже фигурировались мысли, способные заинтересовать Инверно. Он стал еще больше читать. Засыпал в библиотеке среди вороха мертвой бумаги и, просыпаясь, даже не подумав об Асмодее, снова впивался взглядом в книжные страницы. Потом начал писать сам. На какое-то время ожил, стал снова разговаривать с Асмодеем и кувыркаться с ним в постели с большим интересом. Демон попытался зацепиться за эту возможность и открыл перед Инверно весь спектр творчества, что только мог. Искусство свершило невозможное, вся боль, вся ярость - все было преобразовано в текст и картины. Асмодей, улыбаясь, наблюдал за любимым - он уже признал это и даже говорил, не стесняясь, вслух - демоном, желая быть для него всем всегда и искренне поверив вновь в свои силы, в возможность - не удержать, нет, идти Инверно было некуда - в то, что тот полюбит его вновь, поняв то единственное, к чему шел всеми этими глупыми и яростными шагами - и прыжками обратно, карабканьем на вершину осознания. Инверно понял. Закончив сотни картин, сшив вполне сносный по мнению Асмодея брючный костюм, сделав сотню чертовых бумажных журавликов, он расплакался, наконец, в объятиях Асмодея, сказав то, что тот ждал от него так давно: что он любит его и ни о чем не жалеет - и жалеть не будет никогда. Все вернулось на круги своя. Они бродили с тележкой по универмагу, среди давно истлевших продуктов отыскивая еще живые консервы и ворчливо ругая "наглых людишек, которые даже Апокалипсис не смогли нормальный продумать", смеясь над тем, что услышать их некому и немного смущенно признаваясь друг другу, что скоро и в самом деле придется сеять всякие корнеплоды, потому что единственное, что им щедро предоставляет божественная магия - это возможность сохранения природных ресурсов посредством магического света, не дающего стремительно зеленеющему городу погибнуть. Через некоторое время он и правда стал зеленым - из их убежища на вершине небоскреба просматривался лишь бесконечный зеленый простор, а пробиваться сквозь флору становилось все сложнее. - Мы, наверное, не можем умереть от голода, - немного смущенно снова поднял старую тему немного на иной лад Инверно и обиженно поджал губы: все время ему приходится выглядеть слабым - эту тему мог поднять и Асмодей, но нет, его роль всегда успокаивать и воспитывать! - Но настроение нам отсутствие пищи испортит изрядно, - подмигнул Асмодей, и поблажки Инверно не дождался, втыкая острие лопаты в землю и недовольно продолжив окучивать клочок земли, где они решили развести огород. Жить без мясной пищи оказалось не очень приятно, хотя они и грабили время от времени соседние города, закидывая в машины консервы и привозя в свой город - они даже дали ему название, он назывался Рим: Инверно очень понравилось это слово, вычитанное в книге. Съесть весь провиант планеты вдвоем казалось им до смешного нереальным, но вечность смеялась одичавшими плодовыми деревьями, истлевшими продуктами и затерянными в зеленых джунглях съедобными растениями. Больше озлобленно и пассивно существовать было невозможно, жизнь превратилась в выживание. Это злило и вдохновляло одновременно, долгие года они увлеченно, хоть и не признавали это, играли в Робинзонов Крузо и преобразовывали планету под себя - под себя одних, что вызывало восторг. Восторг обернулся тем, что однажды Инверно застал Асмодея за изучением книги по биологии. Скинул с себя резиновые перчатки, в которых подвязывал стебли алых овощей, чье название, признаться, забыл, и игриво поинтересовался, желает ли Асмодей оперировать биологическими терминами, дабы бравировать ими перед единственным своим слушателем. Асмодей улыбнулся слегка натянуто и признался, что в биологии его заинтересовала куда более глубокая тема. Наука тоже издевательски избила реальностью их обоих: история, которой увлекался Инверно, оказалась полезной лишь на первых порах, затем показала свое лингвистика и лишь потом они добрались до высшего уровня. Попытки все же разбавить одиночество хоть чьим-то присутствием, хоть наблюдением за волокнами растений под микроскопом, увенчались успехом, и демоны посмотрели в глаза друг другу с почти позабытым пламенем во взглядах. Они снова вспомнили соперничество, пытаясь обогнать друг друга в познаниях и успехах: опытный в искусстве чтения Инверно поглощал информацию быстрее, зато Асмодей не боялся ошибок и практиковался до изнеможения. В конце концов, они объединили усилия. Сбили со стола все колбы с наивными растворами новичков и занялись грубым сексом с давно не испытываемым животным желанием. Посреди разгромленной оборудованной непрофессионально лаборатории, в окружении книг по физике, химии, давних книжных мечтах людей об алхимии, энциклопедий по техническому и компьютерному мастерству они почти задыхались от упавшего на них небом осознания, что они могут больше, чем от себя ожидали. Они оба подумали, что выжили до сих пор лишь потому, что все уже было создано до них и, обозванное мусором, удерживало от дрейфования в пустоте. Но сказали друг другу лишь слова любви, ставшие для них обещанием и поддержкой. Инверно слегка стыдливо отодвинул художественную литературу в сторону и взял на себя роль преподавателя, в очередной раз поменявшись с Асмодеем местами. Тот вдумчиво изучал составленные для него конспекты и, обсуждая их с Инверно и целуя в закрепление пройденного демона долго и сладко, воплощал написанное в действие, раз за разом продвигаясь дальше в познании мира и самого себя. Они не думали о времени, их захватила вера во всемогущие и доступность всего вокруг. Да, силами двоих, да, слишком большая площадь для видоизменения, но ведь у них вечность, они никогда не умрут, а значит, смогут все, что захотят, нет ограничений, нет тех, кто сможет помешать, нет ничего невозможного. Инверно, с хихиканьем, какое не ожидаешь услышать от демона, заплел слегка вьющиеся волосы Асмодея, доросшие до лопаток, в косичку, демон в ответ нарядил его в белоснежный халат, сшитый ими из собственноручно изготовленной ткани. Их ролевые игры разбавились ранее не приходящими в голову ролями врача и пациента, ученого и подопытного, отца и сына и даже двух богов - они помнили, что являются демонами, но определение становилось лишь термином, не имея за собой никакого фактического смыслового оттенка: в людских книгах демоны представали совсем иными, нежели были они, а других демонов, коллег, они лишь иногда видели во снах, выгоняя из мыслей вместе с потиранием глаз и зевками и полностью забывая после взгляда друг на друга, давно ставших единственными моделями всего. Упор был сделан на тройку биология-химия-физика – королевское трио, называемое «божественным»: именно эти науки в сумме давали возможность видоизменять окружающую их среду, пусть она и была сдобрена некоторым количеством магии, которую объяснить наука не могла. Формулы, растворы, схемы, чертежи – они были увлечены до того, что перестали видеть что-то кроме. Трехдневная щетина обоих стала бородами, волосы они оба завязывали в хвосты, не тратя времени на прически. Результат был. Бактерии оставались на планете, не стертые с лица земли по лености или… - Как думаешь, код планеты прописывали с бактерий? Или было что-то до? – спросил любознательный химик Инверно, длинноволосый, худой, в белом халате испачканном брызгами всевозможных веществ и жидкостей. - Магия, - объяснил одним словом длинноволосый биолог Асмодей, с венком из цветов на рыжих волосах. Халат его отличался еще большей загрязненностью, чем халат коллеги, так как он, в отличие от того, все же в большей мере был практиком. Они пытались, они устали. Через века, среди выращенных из бактерий путем длительных экспериментов подобий тех, кого земляне называли животными, они были встречены Кристьеном Хартом в усталых объятиях друг друга. - А что это вы делаете? – спросил он, и они даже сперва не поняли его. Посмотрели, как на чужака, как на иллюзию, прекраснейшую и недостижимую, и даже не сразу сопоставили себе сказанное им – родной язык вспоминался с трудом. Они подскочили к нему и, вцепившись в плечи, повалили на землю. Кристьен выругался, царапнув их сознание знакомыми импульсивными фразами. Когда-то они тоже разговаривали так. Когда-то, когда-то, когда-то… Прошло десять минут. Вселенная рассмеялась десятью минутами, за которые Кристьен осознал, что рабочее место покинули два демона, спустился со второго этажа на первый и, пожурив суккуба, откатил программу. - Через десять минут Земля исчезнет! Давайте, на выход, к порталу! – сообщил он и осекся. Его внимание привлекли их изменившиеся прически, их внешний вид, в целом: белые халаты, бороды… - Сколько вы здесь?.. – спросил Кристьен, и они рассмеялись хрипло и счастливо. - Обещание, - требовательно остановился Инверно, выходя из портала в родной кабинет перемещений. Асмодей остановился тоже. - Когда-нибудь, когда тебе все осточертеет, и ты вспомнишь наши десять минут, ты заберешь меня куда угодно из откуда угодно, независимо от того, с кем я, где я и что я делаю, - Инверно произнес это членораздельно и в меру громко. - Обещаю, - выдохнул Асмодей, и суккуб с Кристьеном непонимающе и со смущением переглянулись. Два демона, волей судьбы примерившие на себя маски богов, разошлись по разным сторонам, приводить себя в порядок и вспоминать, вспоминать, вспоминать… Забыть они уже не могли. Разомкнули руки они по инициативе Инверно.