Стояк

Их взаимопониманию завидовали все. И при этом никто не понимал, почему один подозревает второго в столь серьезной вещи как массовые убийства, но продолжали молчать, потому что бесполезно перечить L. L же ненавидел сам себя, но продолжал держать Лайта на цепи, словно провинившегося зверя. Нет, он вовсе не наслаждался. Ему было откровенно противно от тех методов, что приходилось использовать, но иначе было нельзя – если Ягами и правда виновен, постоянное наблюдение за ним это докажет. Впрочем, Рюзаки это все же отчасти нравилось. Поначалу все шло прекрасно: Эл работал, Лайт крутился рядом, иногда помогая раскрывать более мелкие дела, остальная следственная группа косилась на детектива, явно считая его методы слишком агрессивными и даже недостойными. Сыщик неусыпно следил за подозреваемым, зачастую элементарно забывая поесть и поспать, сам же Лайт не жаловался, но временами засыпал прямо на рабочем месте и так и спал, пока Эл не замечал его состояние. И тут же корил себя за забывчивость. Лайт – подросток, который не может выдержать такого темпа работы. Необходимо учитывать данный факт, но Рюзаки частенько забывал об этом, увлекшись отчетами и сводками. Лайт – красивый подросток. Когда наступил вечер первого дня, Эл собирался отправить его спать, когда он объявил о желании принять душ и потребовал снять с него наручники, от чего детектив наотрез отказался. Как выяснилось – не зря, ибо вид раздевающегося Ягами Лайта вызывал в его душе необъяснимые волнения. Несомненно, видеть его таким было неописуемо приятно. Сердце забилось быстрее, когда Лайт наклонился, чтобы стянуть с себя джинсы, а мышцы на его спине напряглись и красиво оформились – Рюзаки едва сдержался, чтобы не провести по ним рукой. Лежа в постели Ягами тем же вечером, он подумал, что раньше никогда не испытывал ничего подобного. Да ему и некогда: расследования полностью поглотили все внимание великого детектива, он совершенно не замечал никого и ничего вокруг себя. А тут появился подросток, не замечать которого не представлялось возможным. Эл пришлось обратить на него свое внимание, и увиденное не желало покидать разум гения. Тем утром он проснулся от осознания, что с его телом творится что-то не то. Открыв глаза, Рюзаки поморщился, не понимая, с чем могут быть связаны неприятные утренние ощущения. Он осмотрел себя и невольно замер – в области паха все заметно напряглось и явно требовало внимания, но детектив совершенно не знал, что с этим делать. Облизав губы, он решил обратиться за помощью к единственному человеку, находящемуся в поле его зрения. – Лайт-кун. Разумеется, он ждал какой-либо реакции, но Лайт просто перевернулся на другой бок и причмокнул во сне, явно не желая с ним расставаться. Напряжение становилось все заметнее, терпеть было сложнее с каждой минутой, и Эл прикоснулся к плечу подозреваемого, стараясь его разбудить. Тело на прикосновение отреагировало более чем странно. Тепло кожи Лайта, которое Эл ощутил ладонью даже через ткань майки, приятно обожгло и отдалось дрожью по всем конечностям. На руках возникли мурашки, губы внезапно пересохли – Рюзаки сразу подумал, что умудрился где-то заболеть, а Ягами, наконец, открыл глаза. – Рюзаки?.. – он смешно сощурился, стараясь прикрыться от назойливых солнечных лучей, что светили прямо ему в глаза. – Ты чего не спишь? – Помоги мне, – L хотел отшатнуться от подозреваемого, опасаясь реакции собственного тела, но оно снова его подвело: рука, на которую он опирался, нависнув над Лайтом, подкосилась, и детектив рухнул на подростка, впечатав его в кровать. Набухший пах резко прошелся по бедру Ягами, отчего Эл громко выдохнул и зажмурился – удовольствие стрелой пронзило организм; он едва сдержал стон. Лайт замер. Сыщик сразу понял, что он знает, что с ним происходит, но почему-то молчит, заставляя мучиться неизвестностью и странными желаниями. Настолько странными, что обычно бледные, словно молоко, скулы детектива едва заметно покраснели, выдавая с потрохами его смущение. Сердце в груди билось так, будто хотело отбить все предписанные ему удары ровно за пять минут. Кончики пальцев Рюзаки слегка подрагивали, он все еще боялся открыть глаза, не зная, чего ожидать от внезапно предавшего его организма, а Лайт объяснять ситуацию не спешил, то ли пребывая в ступоре, то ли наслаждаясь происходящим и злорадствуя. Последнее повысило бы процент его подозрения в деле Киры. Мысли хотели было переметнуться на расследование, но Ягами вдруг шевельнулся, снова прикоснувшись к ноющему паху Эл, на что тот зашипел сквозь зубы, едва сдерживая собственные необъяснимые желания. Подсознательно он, конечно, понимал, почему это с ним произошло – и что именно, – но разум не хотел принимать эту информацию, сосредотачиваясь на единственном, что было поблизости. – Тебе необходимо в ванную, Рюзаки, – хриплый ото сна шепот заставил воображение сгенерировать картины, которые Эл бы предпочел никогда в жизни не увидеть: ни в своей голове, ни в реальности. Нет, он ничего не имел против секса, но ни разу не думал, что его это может хоть как-то коснуться. Иногда даже он сам забывал, что все еще является обычным человеком со своими слабостями. Голова великого детектива сейчас соображала настолько медленно, что смысл сказанной Лайтом фразы до него дошел спустя добрых тридцать секунд. Все это время он не смел шевельнуться, уткнувшись носом в изгиб шеи Ягами и вдыхал его запах, самостоятельно лишая себя путей для стратегического отступления. Его аромат одурманивал и без того возбужденного Рюзаки. Не осознавая своих действий, он начал двигать бедрами, потираясь пахом о все то же бедро. Искры наслаждения тут же прошибли тело, словно ток, и Эл, закрыв глаза, прижался носом к теплой коже, прикоснувшись к ней губами. Он оставил поцелуй неосознанно, поддаваясь низменным инстинктам, полностью покоренный собственными желаниями, а Лайт продолжал лежать, словно громом пораженный. Определенно, Ягами пребывал в настоящем шоке. Передвинувшись немного удобнее, Эл совершил второй плавный толчок вперед, на этот раз четко ощущая, что ему нужно больше, сильнее. Он прижался к подозреваемому ближе, провел по его шее языком, мягко прикусил ее, рукой проводя по напряженному животу и груди. Он ощутил участившееся сердцебиение ладонью, и мысль, что Лайту тоже это нравится, стрелой пронзила затуманенное похотью сознание. Безусловно, потом он поймет, что это была лишь реакция тела на возбуждающие действия – обыкновенная физика. Но сейчас туман полностью поглотил его разум, отключая, разрушая, подчиняя. И L продолжал движения, медленно сходя с ума. – Рюзаки… Тихий шепот Лайта потонул в его шумных выдохах. Рука детектива, ощутив отсутствие сопротивления подростка, подцепила резинку его пижамных штанов и оттянула ее, давая себе больше доступа. Больше чувств, больше эмоций, больше… Больше Лайта. Эл резко открыл глаза и встретился с медовыми глазами подозреваемого. Взгляд Ягами был затуманен, сыщик физически чувствовал его возбуждение, руки же подростка блуждали по его спине, мягко поглаживая. Очевидно, сам Лайт тоже не до конца осознавал происходящее, но это лишь добавляло остроты их ощущениям. Эл усмехнулся. Сейчас подозреваемый в деле Киры был таким открытым, таким податливым, таким доступным, что невольно хотелось спрятать его от всего мира. «Мой», – билась в голове единственная мысль, заглушая собой любые другие, и Рюзаки с радостью принял на себя роль собственника, вплетая пальцы в мягкие каштановые волосы. Лайт резко подался вперед и хотел было поцеловать сыщика, но тот плавно отстранился, повернув голову в сторону, отчего поцелуй прошелся по нижней части скулы. Ягами недовольно зарычал. – Что ты, черт возьми, делаешь? К чему относился этот вопрос: к избеганию поцелуя или к ситуации в целом, Эл так и не понял и одним движением стянул с подростка штаны, прикоснувшись рукой к его давно затвердевшему члену. Он совершенно не знал, что стоит делать в подобных ситуациях, и потому полагался на инстинкты, отключив голову. – Эл!.. Это был возглас чистейшего удовольствия – Рюзаки понял это шестым чувством. Лайт изогнулся в его руках, закрыл глаза и приоткрыл рот, позволяя детективу наслаждаться открывшимся видом, позволяя впитать в память эту картину. Эл откровенно любовался разгоряченным парнишкой, любовался – и понимал, что такое происходит между ними по чистой случайности и никогда не повторится. Почему-то захотелось завыть в голос. Прикосновение к возбужденному члену Лайта отозвалось в его теле приятной волной, и Рюзаки закусил губу, чтобы не застонать. Даже сейчас они боролись: никто не хотел уступать, никто не позволял себе показать, как сильно наслаждение ударяет в голову, каждый сдерживал стоны. Эл тяжело дышал, проводя рукой по твердому стволу члена подростка. Собственный пах ныл, требовал внимания, но в сыщике проснулся тот самый садист, который обычно появлялся на особо изощренных допросах: на собственное удовольствие было наплевать, ему хотелось довести до грани Лайта. – Эл… И тут Рюзаки не выдержал. Он одним движением стянул с себя штаны и обхватил оба их члена рукой, медленно проводя по стволам. Ему показалось, что из глаз посыпались искры, которые, несомненно, не могли остаться незамеченными, и он тихо застонал. В душе разлилось приятное тепло, когда он услышал голос Ягами: Лайт позволил стону сорваться с губ одновременно с ним, и это льстило. Они все еще не позволили друг другу проиграть. Движения стали резче, дыхание: поверхностнее и чаще, они забывали себя в том удовольствии, что дарили друг другу. Лайт целовал шею Эл, оставляя на бледной коже едва заметные метки – он понимал, что через несколько часов они оба захотят навсегда забыть о произошедшем и вряд ли смогут оставаться в этой комнате еще хоть раз. Воздух, казалось, потяжелел и обрел более плотную консистенцию – дышать становилось все труднее. Чувства обострились до предела, когда Эл, закусив губу едва ли не до крови, излился в собственную руку, перепачкав спермой их с Лайтом животы. Перед глазами мелькали звезды, в ушах шумело, а сердце билось, как сумасшедшее. Дыхание еще не восстановилось, когда волосы Рюзаки вдруг кто-то потянул – кожа на голове неприятно заболела, и детективу пришлось поднять глаза. Посмотрев на Ягами, Эл мысленно ухмыльнулся: член подозреваемого все еще был напряжен и истекал смазкой, парень явно мечтал поскорее кончить, но не хотел просить этого вслух. Столь низменное желание… Детектив хорошо понимал чувства юного Киры. Не отрывая взгляда от медовых глаз, которые словно затянуло дымкой удовольствия, он опустился к его паху и осторожно провел языком по стволу, явно опасаясь сделать что-то не так: сказывалось полное отсутствие опыта. Лайт от прикосновения откинул голову назад и вцепился пальцами в черные волосы, слегка надавив – ему хотелось большего, хотелось ощутить жар рта Эл, полностью в него погрузиться. Сыщик только прикрыл глаза, целиком отдавая себя процессу. Он делал это впервые, но он так хотел сделать Лайту приятно, что не задумался о собственных ощущениях и взял в рот головку, очертив ее языком. Солоноватый привкус тут же выбил из головы все мысли о неопытности, Эл принял больше, погрузив член в рот уже наполовину, когда подросток начал двигаться, явно не в силах больше сдерживать желания своего тела. Пальцы в волосах Эл сжались сильнее, причиняя боль, но Рюзаки не обратил на это внимания, полностью сосредоточившись на своем занятии. Ощущение члена во рту на удивление не вызывало никакого отвращения. Эл проводил языком по набухшим венкам, старался принять больше, что с трудом получалось, и уже вошел во вкус, когда Лайт внезапно зарычал, а рот наполнила густая белесая жидкость. Эл закашлялся, отстранившись. Он проглотил неосознанно, даже не ощутив вкуса и не до конца осознав произошедшее, когда Ягами вдруг потянул его наверх и накрыл рот своими губами. Лайт поцеловал его. Не успев сориентироваться, L ответил, чувствуя под своей ладонью быстрое, почти отчаянное сердцебиение студента. Губы Лайта были на удивление мягкими и умелыми – наверняка он не единожды был с девушками. Эта мысль больно уколола Эл, ведь он уже вжился в роль собственника на это утро. – Лайт-кун… – вышло хрипло и почти жалобно, словно он извинялся за все произошедшее. Безусловно, извиняться было за что, но Рюзаки не собирался наступать на горло своей гордости. Он ведь мог оттолкнуть его, правда? – Нам… нужно привести себя в порядок. Подросток запоздало кивнул, явно находясь где-то далеко отсюда: Эл не понаслышке знал, как зачастую могут поглотить собственные мысли, и потому не вмешивался. Он лишь постарался подняться, чтобы посетить ванную, но крепко сжавшие запястье пальцы не позволили уйти слишком далеко. – Лайт-кун… – Это ничего не значило, Рюзаки. Твердый голос и не допускающий возражений тон сделали свое дело: детектив в удивлении приподнял брови. Лайт сжал губы в плотную линию и поднялся с кровати, прошагав в ванную и утянув сыщика за собой. И Эл знал, что не посмеет возразить. Он прекрасно понимал, что все это было лишь ошибкой.