***
Канда Юу испытывал калейдоскоп чувств. Радость, что он смог встретить Алму после стольких лет, сколько было боли в прошлом, но сейчас вспоминалось только хорошие, что и было удивительным. Горе, то что его друг умирает. Благодарность, спасибо Аллену, что он позволил им двоим закончить свой путь и освободил от пут Ватикана и Чёрного Ордена. Спокойствие, облегчение от ярости жизни этим теплом. Конец, неужели он такой? Такой лёгкий и тяжёлый одновременно, горечь мысли и свобода души. Такое удивительное, неповторимое чувство. — Канда… — позвал мечника Алма. — Молчи, дурак — ещё крепче и нежнее прижал экзорцист тело друга, слёзы стали литься ещё сильней. Глаза и лицо болели, которые никогда не радовались, не плакали, или когда-то были такие выражения чувств? Впрочем, не важно, главное, что происходит сейчас. — Прощай, Канда — последний вдох первого друга, последний стук сердца, последние слова. Прощание. — Прощай, Алма — прошептали губы Канды. Душу ушедшего поглотила тёмная материя, теперь она исчезла, освобождаясь, переходя в новое, совершенно иное состояние. Канда прижал к себе остывающее тело, уткнувшись лицом в висок, принялся укачивать мёртвое, рассыпающееся, как фарфор, тело, рыдая почти на разрыв. — Алма… Ал… Алма — лотосы словно исчезли, тело разрушилось, рассыпалось, как старый, хрупкий фарфор. В руках мечника ничего не осталось, но он не хотел отпускать. Остатки тела беспощадно разрушались, не оставляя за собой ничего, что бы даже отдалённо напоминало о Алме, не будет могилы, не будет похорон. Он исчез во тьме этого мира, удалился в небытие, такой покалеченный чужими амбициями, желаниями, нежеланием толерантности к другим. Вот к чему привели все безумные исследования и опыты, поставленные Ватиканом. Прощай, прощай, навсегда, мой милый друг. Мысли метались подобно дикому зверю, попавшему в клетку охотникам. Ярость горя внутри стремительно набирала силу, чтобы взорваться с огромной силой, подобной вулкану. В груди болело, сердце разрывалось на части, душа угасала, мысли перемешались, разума, будто и не было. Боже, какая сильная боль испытывать горе потери, такое невозможно никому желать. Почему мир таков? Почему в мире столько несправедливости и страданий, почему? Зачем людям умирать так? Тепло исчезло, остался лишь холод и одиночество. Он потерял частицу своего прошлого навсегда, больше они никогда не встретятся, никогда. Это последняя встреча, их прощание положило конец всему. Мысли запутались в разбитом разуме, точно паутине, что плетёт паук, ползущий рядом. Большие пауки плетут крепкие, плотные и обширные паутины, именно в такой запутался Канда. Боль. Сильная боль пронзила тело мечника, которую не чувствовал прежде, из сидячего положения, обессилено упал на каменно-земляной пол, или что там, мокрый и холодный. Тело налилось свинцом, усталость и боль заполнила изнутри всё тело, из ран потекла кровь, растекаясь под ним, пропитывая землю, наполняя воздух своим запахом. Он практически не мог двигаться, а если и мог, то боль не давала этого сделать. Регенерация уже начала действовать, медленно, продолжила своё дело, залечивая раны, восстанавливая ткани. Скоро вернётся подвижность телу, боль начнёт проходить, раны полностью исцеляться, он продолжит жить, один без Алмы. Или не один? Точно ведь у него останутся те, которые об о бок шли рядом с ним и Аллен его лучший друг. Канда, молча, думал и наблюдал за ползущим пауком, интересно как он суда попал? Он решил что будет жить ради Алмы, чтобы жили воспоминания о неё, о дорогом друге, прощай, нет, ты всегда будешь со мной. Юу закрыл глаза, скоро он вернётся к тем, кому он дорог, к тем, кто считает его другом. Да всё так и будет, в голову просочились светлые мысли, мысли о экзорцистах в ордене, о сумасшедшем Комуи и научном отделе, даже об искателях, смешно. Неужели Канда так разнежился? Да, удивительно, Канда действительно разнежился, но сейчас остался такой приятный осадок, немного горестный и грустный, но такой приятный, словно получивший что-то приятное и особенное от лучшего друга. Спустя несколько минут подвижность телу вернулась, мечник снова чувствовал свои руки и ноги. Он, оперившись на руки, попытался встать, но он лишь приподнялся, боль хоть и утихла в неподвижном состоянии, но при движении она резко усиливалась. Ладно, уже что-то, подняться уже возможно. Японец постарался, хоть как-то подняться от холодного сырого пола земли и камня. Выравнявшись на руках, надо стать, подвинув слегка одну ногу, постарался встать, почти получилось, он уже слегка касался пальцами до земли. Мечник продолжал в том же духе, уже готов был встать с колен, но… Удар. Прошедший через грудь со спины, на пробитой груди растекались четыре пятна, четыре прута пробили грудь, один из них прямо сердце. Кто, кто это сделал? Канда повернул голову, краем глаза увидел нападавшего. Люлю Белл? Как она? Понятно, паук. Простите ребята. Прости Аллен. Спасибо за то, что ты дал мне шанс побыть с Алмой, спасибо за всё. Усмешка. Какой глупый экзорцист, лучше бы ты сразу умер, мне бы тогда пришлось тебя убивать. Но ты пробудил 14-го ноя, теперь Аллен ной, поэтому Страсть и замарала об него руки, иначе бы она так не поступила, это своего рода благодарность. А теперь ей надо уходить к Тысячелетнему Графу, к семье ноя, встретить нового брата — 14-го ноя, Неа, их последнего брата. Теперь надо дождаться лишь возрождение Гнева и окончить планы, кровавую пьесу, поставленную Графом. А это место станет могилой экзорциста, пробудившего своим мечом истинную сущность, некогда экзорциста, Аллена Волкера. Страсть ноя — Люлю Белл ушла, оставив Канду Юу истекать кровью, его сердце перестало биться, раны не заживали.Спустя 4 года…
Густой лес, вечер, золотистый закат и розоватое небо, прекрасен вечер. В лесу опускались тяжёлые томные тени от стволов и кроны, на которые ложились пастельные цвет оранджа и розы. В особо густых местах образовывалась чернота. Такие места всегда создавали ощущение, какой-то загадочности, словно, лес нес в себе какую-то тайну, будь она хорошей или ужасающей. Именно в таком месте состоялась встреча двух людей. — Аллен, ты изменился — человек из тени обращался к взрослому высокому юноше с серебристыми волосами. Тот просто стоял, смотря куда-то в даль, в меж деревьев густого леса, в котором они находились. — Ты тоже Канда — заговорил, наконец-то, юноша. Волкер повернулся к Канде, стоящему в тени — я знал, что ты выжил — мягкая улыбка, та самая, которой улыбался Аллен несколько лет назад. Неужели он теперь, действительно, ной… Канда тогда выжил, не смотря, что Люлю Белл разрушила регенерационное устройство, которое билось вместо сердца Юу, похоже нои недооценили способности регенерации Канды, раны затягивались медленно, но он выжил и идёт новым путём, без Алмы. — Канда, я беспокоился о тебе, прошло столько времени. Я ждал этой встречи — неужели Аллен уже не тот, Канда был уже выхватить свой Муген — знаешь Канда тебе сейчас не стоить попадаться на глаза Чёрному Ордену, не то, что Ватикану. Если тебя обнаружат Вороны, то считай, жизнь твоя кончена, за это время много чего изменилось. Они думают, что ты умер, так пусть это остаётся так. Для них я изменник… Прошло всего 4 года, а Аллен сильно изменился, он больше не такой гороховый стручок, каким его видел раньше Канда, теперь седовласый экзорцист просто поражал его. Вместо мальчишки перед ним стоял высокий статный юноша, с длинноватыми волосами, одетый в чёрный плащ, это не форма экзорциста, которую Аллен раньше носил с гордостью, значит он действительно считается изменником. Что произошло тогда? — Аллен, что было? — произнес Канда с тяжёлым камнем на душе. Мечник раньше бы не назвал бы Волкера по имени, обычно он называл Аллена «Мояши», «Гороховый Стручок», «Мелочь», действительно много чего изменилось. — Я ной — признался Аллен Волкер. Его друга словно громом поразило, на его лице, которая была раньше безжизненной маской, читалось «Как?», «Почему?», «Что случилось?». — Тогда после того, как я переправил тебя с Алмой через врата ковчега, я стал ноем, но я не исчез в воспоминаниях Неа, понял что я и есть 14-й. Я смог уйти от Графа и остальных ноев, но третьи экзорцисты тогда погибли, все — здесь Аллен выдержал паузу, ему было больно об этом говорить — после меня стали считать предателем, потому что во мне полностью пробудилась память ноя, но я не хочу создавать Акума и уничтожать людей, поэтому я тогда и предал Графа — в его голове были воспоминания о прошлой жизни Неа, но он любил остальных ноев, как семью. Поэтому он остановит этот цикл страданий, остановит Тысячелетнего Графа и освободит их — я не знаю, как наши ребята, я их давно не видел, надеюсь, что у них все хорошо. Не смотря на то, что я спас тогда их жизни, Леверье объявил меня отступником и приказал меня убить, если не смогут поймать. Если он узнает, что ты жив Канда, Леверье отдаст такой же приказ для тебя… — Будь он проклят, эта свинья — прорычал Канда, не дав договорить, Волкеру-четырнадцатому ною, ведь он сам люто ненавидел инспектора — Идиот, если думаешь, что я собираюсь бросить, то глубоко пожалеешь. Я собираюсь идти дальше. На лице Аллена скользнуло удивление, но после на лице отразилась улыбка, добрая и счастливая. Аллен был счастлив то, что Канда продолжит идти вперёд — Тогда давай идти вперёд вместе — улыбнулся Аллен, протянул руку навстречу Канде. — Ладно, всё равно некуда идти, да и не с кем больше — согласился Канда Юу, прошёл мимо Аллена, проигнорировав протянутую руку. Волкер немного удивился, неловко получилось, всё-таки он опустил руку. — «Блин, он практически не изменился, всё такой нелюдимый и грубый. Ну и ладно так привычней» — подумал Аллен Волкер — ну если со мной, тогда направляемся в Ирландию. — Зачем? — выдавил из себя Канда. — Не знаю, но Граф что-то там забыл, надо проверить — ухмыльнулся бывший экзорцист. Пошёл вперёд прямо заходящему солнцу, которое пробивалось сквозь ветки деревьев — Канда не отставай. Канда пошёл за ним, догнав, пошёл рядом. — «Надо придумать, как обзывать Аллена, а то „Мояши“ и остальной арсенал уже не подходит…» — думал мечник, идя со своим товарищем, который уже дорос до него, да, похоже весёлая жизнь с каждодневными словесными схватками возвращается… Только в начале, труден путь, но мы видим свет, к которому стремимся и, достигнув его, получаем освобождение от тягот, и путь становится легок.