Таймер

Уютный вечер подорван. Спешить куда-то в свой заслуженный выходной, будучи сорванным с приятного застолья — не кошерно. Не то чтобы Тсукишима Кей был ценителем ламповых застольев и праздничной атмосферы в целом, да и вообще он был буддистом и Рождество трогало его душу только выходными днями, которые ему неожиданно свалились снегом на голову, но стоило признать, что быть высокоактивной тенью в караоке-баре среди компании друзей было намного приятнее, чем спускаться в неприятно шумное, в отличие от бара, метро, спеша на внезапный вызов по работе. У нас ДТП - на ДТП нужен каждый. Ладно, он знал, что так выйдет, но тот факт, что первые за пять лет обещанные рождественские выходные были сорваны, все равно довольно досаден. Непонятно, конечно, зачем его главврач ранее чуть ли не пинками выгонял отдыхать, ведь с самого начала было очевидно, что будут дтп на дтп, это же гребанное рождество. Но то, что начальство всегда было себе на уме - не новость. Тсукишима недовольно цокает, уже спускаясь вниз на эскалаторе, раздраженно думая об этом. Кей забыл свои шапку и шарф, спешно подорвавшись со своего нагретого места на диване. В Токио сегодня погода отличная: снего-дождь. Волосы были неприятно влажными, а за шиворот затекло не мало слез природы. Всё это не добавляло на этот час каких-либо ярких красок. Разве что было ярчайшее чувство разочарования. Тсукишима мысленно вздыхает. Всё же. Он так спешил, даже не дослушал легендарную песню в исполнении Бокуто и Куроо. Не то, чтобы он сильно жалел об этом. Бро пели хорошо, но по отдельности. В дуэте в них вселялись голоса гиен, медведей гризли и прочей живности. Не в обиду, но слушать это без желания вскрыться могли только либо влюбленные до уровня состояния серого вещества под ноль, либо глухие. Просто объяснять он ничего не объяснил. Лишь раздраженно кинул «срочно». Срывать свою обиду на спущенные выходные было нехорошо, но он, право, подорвался же. Кей чувствует как у него нетерпеливо гудят ноги, он тратит на свои мысли и поправление пальто буквально пару секунд и срывается вниз по эскалатору пешком — каждая минута на счету. Тсукишима всегда смотрел во все глаза и замечал всё, несмотря на свое плохое зрение. Сейчас это было не на руку. Ведь... Он буквально застывает возле неприятно пахнующего перегаром спящего алкоголика, будто не замечая его. Застывает, будто бы в его голове сейчас не работал таймер, что отсчитывал каждую секунду. Застывает, чтобы концентрированно смотреть в параллельный от алкаша угол. Застывает, будто бы он из тех летающих в облаках мечтателей, что тормозят как истуканы посреди пути, чтобы проникнуться уличными талантами. Просто. Эти таланты он знал. Едва дрожащее пение Ячи он знал, легкие обрывы в мелодии Ямагучи он тоже всегда мог воспроизвести в своем сознании. Он знал этот солнечный музыкальный дуэт со старшей школы. Костлявых, бледных, но улыбающихся Хитоку и Тадаши — он не знал. “Home, Sweet Home” в исполнении этого дуэта — он не знал. Что случилось с ними за года, что они не общались — он не знал. Почему у них не всё хорошо? Почему у хороших людей, которым он всегда желал добра не всё хорошо — он не знал. Сколько времени он потратил на свою сентиментальность — он не знал. Таймер в голове противно пищит. Он криво бросает деньги в чехол гитары, почти бежит, а не идет, не оборачивается на удивленное «Тсукки» Ямагучи. Каждая минута на счету.