чернильное сердце

— Честно говоря, ума не приложу, чем вам так нравится зельеварение, Рё-сан... Курамочи откидывается на спинку стула, балансируя на двух ножках, и страдальчески вздыхает. Сидящий напротив него и окружённый небольшими крепостями из книг и фолиантов, Рёске засчитывает вопрос как риторический и только улыбается уголком губ. — Столько тонкостей надо соблюдать, аж бесит. — Ты всегда можешь бросить и уйти, — мягко осаждает его Рёске, не отвлекаясь от проверки листка с заданиями, который принадлежал Курамочи, — но тогда не видать тебе ни места в команде, ни хороших результатов на СОВ. Слова Рёске жалят не хуже пчелы, но всё же он прав. Курамочи слушает, как шуршит чужое перо, и разглядывает лепнину на высоком потолке да тусклые блики на канделябрах. — Это всё профессор Снейп, — бормочет он. — Взъелся, потому что я случайно взорвал котёл с зельем. — «Случайно»? Курамочи осекается и быстренько приводит стул в нормальное положение, в очередной раз поражаясь проницательности Рёске. — Н-ну да, случайно... — смущённо утыкается он в древний фолиант по зельеварению. — Кажется, я слышал от Миюки, что ты намеренно добавил неправильный ингредиент, — медленно и довольно произносит Рёске, перечёркивая неправильный ответ в бланке, — и даже поджёг мантию Снейпа... — Это не так! Осознав, что он сказал это слишком громко и тем самым нарушил покой читального зала, Курамочи в сердцах хлопает себя по лбу. Мысленно он даёт себе обещание, что убьёт Миюки, как только встретит, и плевать, сколько баллов у него отнимут. — Что он вам ещё донёс? — с вкрадчивой неуверенностью спрашивает он. — Я не обязан тебе отчитываться, Курамочи, — с улыбкой напоминает Рёске и, ставя последний прочерк, возвращает задания Курамочи. Тот нервно рассматривает бланк, пестрящий кроваво-красным, после чего поднимает глаза на почему-то светящегося от счастья Рёске. — Потрясающе отвратительный результат, — объявляет тот. — Кажется, команде пора искать нового загонщика, не так ли? — Вам необязательно так говорить... Курамочи с досадой думает, как будет навёрстывать упущенное, при этом не вылетев из команды и успев на матч перед экзаменами. Конечно, он мог бы попросить о помощи у Манабе из Когтеврана, но тот с головой ушёл в подготовку к экзаменам, поэтому этот вариант отпадает. В крайнем случае, всегда есть этот доносчик Миюки — с точными науками тот на короткой ноге — но тогда тот точно будет издеваться над Курамочи до самого выпуска, называя тупым. А раз так, то уж лучше стерпеть издевательства Рё-сана — они с Миюки хоть и чем-то похожи, но в то же время... — Ну, в конце концов, это один из сложных предметов, — говорит Рёске, поводив палочкой по воздуху и вернув библиотечные книги на свои места. — Я и не говорил, что ты с первого дня будешь знать все тонкости. ...В то же время, Рё-сан — другой. Если Миюки можно ударить после очередной колкости, на Рё-сана попросту ни рука не поднимается, ни голос — и нет, вовсе не из-за разницы в возрасте, а из-за чего-то совершенно другого и необъятного. Вот Рёске пишет ему новые задания, и под его пальцами распускаются чернильные буквы. Вот он чуть наклоняется и одна прядь спадает на щёку. Вот он быстро и изящно поправляет её — а Курамочи хоть и делает вид, что рассматривает стены, на деле не может от него оторваться. Курамочи и сам не понимает, хотя и догадывается подспудно, почему же так отчаянно хочет его внимания. Почему с ним так чертовски классно играть бок о бок, распасовывая бладжеры и используя обманные манёвры против других команд; и почему помощь в зельеварении — это всего лишь отговорка, чтобы просто побыть вместе. Впрочем, почти отговорка — в зельеварении он и правда никогда не разбирался. Урождённый в семье маглов, Курамочи с горечью вспоминает, как тяжко ему приходилось на первых порах. Но даже тогда тонны ночной зубрёжки запросто окупались квиддичем и полётами на мётлах рядом с Рёске. — Что-то не так с моим лицом? — мягко спрашивает Рёске, вытаскивая того из мыслей. — Нет, с ним всё в порядке... — Тогда почему ты пожираешь меня глазами? Рёске на мгновение перестаёт строчить и приподнимает бровь, осуждающе глядя на Курамочи. — Простите. Иногда я просто не могу не смотреть... Он останавливается, но слишком поздно — слова зависают в воздухе и превращаются в неловкость, а Курамочи хочется провалиться сквозь землю. — Я не это имел в виду... — Разве это сейчас важно? Ох. Он как всегда прав. Курамочи быстро и сухо извиняется, подпирая подбородок рукой и утыкаясь в пожелтевшие страницы, на которых какой-то самоубийца умудрился подчеркнуть пару предложений. Рёске ничего ему не говорит. Остаток подготовки протекает безболезненно тихо — только перья шуршат по бумаге, и горят ярко-красным уши Курамочи.