Соседство двух душ

Холодный ветер противно воет и сметает листья на своем пути вдоль обычной улочки, состоящей из таких же обычных домов, похожих друг на друга как две капли. Но есть один домик. И на самом деле он особенный. Цветастое, странно построенное здание, будто сошедшее с рисунка малютки, мечтающего о большом, но абсолютно непропорциональном и излишне пестром доме; при высоком солнце заслоняет своей громадной тенью дом напротив. Странные конструкции выглядят так, словно дом строил сам его житель. И если это так, то этот человек очень странный. Соседний же дом выглядит пусть и так же, как и другие, но все-таки слишком бедно и обшарпано. Сам же житель в этот момент находился в соседнем доме, попивая чай с молоком вместе с хозяином, который еще с порога встретил его доброй улыбкой одними губами, скрытыми за длинными темными усами. — Ты сегодня рано, — тихо, на периферии слышимости, пробормотал хозяин дома своим бархатистым голосом. — Да, возможно, так и есть, — улыбался длинноносый, слегка самодовольно скрещивая руки поперек груди. Хозяин дома отошел от двери и впустил гостя, сумбурно бормоча себе под нос всякое. Этот вечер они провели так же, как и обычно проводили вечера вместе. Скучные разговоры о жизни, немного историй, чай с молоком и странные взгляды. Оба смотрели друг на друга завораживающе, кажется, гипнотизируя взглядом. А гость все изумлялся глазам соседа. Каждый раз разный цвет, каждый раз что-то по-особенному новое и необычное в их взаимных взглядах и рассказах. Будто новый человек, будто другая жизнь. То они были зелеными, словно состояли из маленького леса, в котором редко можно было видеть лучи солнца. То голубыми, как сам небосвод, который охраняли неведомые силы от малейшей тучки и дождика. Кажется, он отвлекся и все прослушал. — Ну так что, Джеймс? — Неужели ты заметил? — Да, между прочим, ты пилил меня взглядом достаточно долго. Не нужно на меня смотреть, на мне цветы не растут, — сосед странно растянул в руках свои резиновые перчатки, которые изредка снимал при разговорах, чтобы не указывать слишком явно на свое волнение и отношение к этому пареньку. Он не хотел. — Хорошо, хорошо, я понял. Не надо меня так называть, ладно, Генрих? — его губы самодовольно растянулись, и он сложил пальцы домиком, показывая свои мысли обо всем происходящем. Он точно знал, на какие струны давит и зачем, заранее знал результат. Все выучено, все давно известно. — О том же я попрошу тебя. После обыденная беседа продолжилась, пока не наступил вечер. На улице потемнело, а птицы прекратили свои песнопения и замолкли, давая шанс исполнить свою партию в этой композиции сверчкам. Джимми помнил, что идти до дома ему не так далеко, ведь он жил по соседству — напротив, но ему так не хотелось уходить. С каждой встречей он все больше думал о соседе. Об их разговорах, встречах, взаимных улыбках и взглядах. Но видел кучу преград между его «хочу» и должным «надо». Он не мог делать всего; он делал только по нужде или по привычке, но не более. Парень оглянулся на секунду в окно, как-то слишком любопытно поглазев на дорогу, деревья, свой одинокий и пустынный домик, обернулся обратно к собеседнику. И ему вновь, вероятнее всего, причудились эти детали во взгляде. Он не хотел об этом размышлять, но все-таки, скорее всего, придется. С этим так странно разбираться в одной комнате с причинным персонажем его роящихся мухами в голове мыслей. Это напрягало, и не только его.