So This Is How It Happens

Так вот, как это происходит… Он был далеко не в отличном состоянии, как и не был редким настолько, насколько комикс вообще мог быть. Черт, это даже не было популярной серией, и ему не настолько уж нравился сюжет. Но проблема была не в этом. Проблема была в том, что это была его вещь. И Цезарь Цеппели уничтожил ее.  — Я, блять, тебя ненавижу, — говорит Джозеф. Слова ядовито срывались с его языка. Он сжал в руке бесполезный разорванный комикс.  — Если ты беспокоишься о своих вещах, тебе не следует оставлять их валяться на полу, где они могут быть испорчены. К тому же, я сделал это не специально. Я говорил тебе. Я подскользнулся. Будь это кто-то другой, Джозеф поверил бы ему. Но ему лучше знать. Цезарь провел последние семь месяцев за превращением его жизни в несчастье. С того рокового дня, когда Джозеф подшутил над Цезарем, одолжившим ему номер одной милой девушки, тот тихо планировал свою месть. Конечно, у Джозефа не было никаких доказательств. Но он знал, что это правда.  — Почему бы тебе не подскользнуться прямо в ад, — его глаза сужаются. Он сжимает руку сильнее, чувствуя, как комикс мнется под натиском его кулака. Его пальцы белеют от напряжения. Цезарь имеет наглость засмеяться, холодно и надменно, словно принц, развлекаемый своим шутом.  — В ад, — повторяет он, и за его ухмылкой Джозеф легко различает холодный тон. — Я имею несчастье жить с тобой на протяжении нескольких месяцев. Я уже в а- Воздух вылетает из него прежде, чем он успевает закончить фразу. Джозеф делает рывок и врезается в него, будто разъяренный бык. Цезарь чувствует, как его ноги покидают землю, видит позади Джозефа все более и более удаляющуюся стену. Джозеф сталкивает их тела с диваном, и этого импульса хватает, чтобы полностью перевернуть его. Цезарь сдавленно охает в первый раз, когда его спина с неумолимой силой встречается с полом, и во второй, когда Джозеф нависает над ним, и его голова сталкивается с частью его лица. По венам Цезаря разливается ярость. Он пытается подняться, привстать на колени и воспользоваться ситуацией. Но Джозеф быстрее. Пальцы Джозефа сжимают его запястья, будто прочные и сильные наручники. Он сдавливает их сильнее, чувствуя, как сухожилия Цезаря натягиваются и сгибаются в его попытках освободиться. Разъяренный Джозеф навис над ним, расправив широкие плечи. Когда Цезарь пытается пнуть его, Джозеф прижимает колено ко внутренней стороне бедра. Этой боли достаточно, чтобы сдержать его.  — Назови три хороших причины, почему я не должен надрать тебе зад, — говорит Джозеф. Он прижимает руки Цезаря обратно к полу, когда тот пытается подняться.  — Три? Мне хватит одной. Потому что ты не можешь. А теперь слезь с меня.  — Сначала извинись.  — Нет.  — Скажи, что сожалеешь.  — Не буду.  — Просто сделай это!  — Нет! Джозеф больше не может сделать ничего, кроме как ударить Цезаря. Кроме как освободить одну из рук и ударить его милое личико. Кроме как освободить обе руки и сомкнуть пальцы вокруг его бледной шеи. Но он знает, что в тот момент, когда он освободит руку Цезаря, он потеряет преимущество. Если он отпустит его запястье, это даст Цезарю свободную руку. Если он сдвинет одно из своих стратегически расположенных колен, ему снова придется иметь дело с пытающимся ударить его Цезарем. С ограниченными возможностями Джозеф сделал единственную вещь, о которой мог подумать. Он укусил его губу. Сильно. В ответ Джозеф чувствует напряженные в шоке мышцы Цезаря. Его нижняя губа невероятно мягкая, как бархат, теплый, но не очень приветливый, особенно когда Джозеф зарывается зубами в его кожу.  — Скажи мне, что сожалеешь, — говорит Джозеф, выдыхая тяжелые горячие слова напротив только что укушенной губы Цезаря. Растерянный Цезарь смотрит на него снизу вверх с расширившимися глазами, мягко проводя языком по тому месту, которое сминал Джозеф.  — Н-не буду, — повторяет он, но это больше похоже на вопрос, который он задает себе самому, чем на возражение. Джозеф снова кусает его губу.  — Скажи, — рычит Джозеф, зажав губу меж зубами. И Цезарь качает головой, отказываясь извиняться и задыхаясь от острой стреляющей боли. Третий укус уже не такой болезненный, как второй. Четвертый вообще едва похож на укус. Пятый — поцелуй, неаккуратный, жесткий и грубый. Язык Джозефа врывается в рот Цезаря, пробуя его на вкус, скользя языком в напористом исследовании. Его колени разделяют сомкнутые ноги Цезаря, раздвигая их. Одно колено скользит меж них, вжимается в член и трется о него, от полувозбужденного состояния доводя до полноценного стояка.  — Джоджо, — стонет Цезарь, выгибаясь в ответ на трение. Цезарь не пытается бежать или сменить позицию, когда Джозеф отпускает его руки. Вместо этого он приподнимается, — мышцы его живота напрягаются от неудобного положения туловища, — и расстегивает джинсы Джозефа. Джозеф ахает, когда чувствует на себе руки Цезаря, скользящие к нему в штаны, а затем в боксеры. Теплые пальцы ласкают его член. Цезарь проводит по его длине рукой, даже поглаживает, большим пальцем натирая дырочку и размазывая предэякулят.  — Приляг, — говорит Джозеф и, не дожидаясь ответа, толкает его вниз, прижимая одну часть спины к полу, а другую — к перевернутому дивану. Джозеф стаскивает вниз свои штаны и нижнее белье, его твердый член гордо торчит из-под резинки. В обнимающих бедра штанах он наклоняется вперед и расстегивает штаны Цезаря, поглаживая его через ткань перед тем, как рывком стащить все вниз, обнажая его твердый член.  — Возможно, ты хотел этого все это время, — говорит Джозеф и прижимает свой член к члену Цезаря, а затем обхватывает оба одной огромной рукой. — Не так ли?  — Пошел ты, — отвечает Цезарь, и это скорее задыхающийся шепот, чем оскорбление. Джозеф находит, что ему нравится, как Цезарь это произносит. Рука Джозефа поднимается и опускается, скользит вдоль обоих членов, сначала осторожно поглаживая, но затем ускоряясь. Цезарь толкается бедрами в его руку, постанывая и закрыв глаза и открывая их только тогда, когда Джозеф того требовал, дабы убедиться, что он смотрит на него, что он даже не думает о том, чтобы представить на месте Джозефа кого-то еще. Цезарь не стал бы этого делать.  — Не могу дождаться момента, когда трахну тебя, — говорит Джозеф. Его рваные и резкие слова прерываются вдохами с каждым новым толчком в кулак.  — С чего ты взял, что я позволю тебе? — спрашивает Цезарь. Член Джозефа напоминает теплый шелк в сравнении с его собственным. Гладкий и твердый, посылающий дрожь вниз по его спине каждый раз, когда их головки трутся друг о друга.  — А ты не позволишь? — спрашивает Джозеф, приподнимая свою темную бровь. Цезарь не может вымолвить ни слова и кивает вместо ответа, будучи не в состоянии продолжать перешучивания, когда он так близок к кульминации.  — Обхвати мою руку своей, — говорит Джозеф, и Цезарь без возражений делает то, что он сказал. Он позволяет двигать свою руку вместе с рукой Джозефа, вверх и вниз, направляя и скользя вдоль их стволов, чувствуя мелкие толчки Джозефа в их кулаки. Цезарь кончает первым с рваным выкриком клички Джозефа, сжав пальцы и с силой вжав ноги в пол. Джозеф продолжает поглаживать их, не обращая внимания на липкое месиво, покрывшее его кулак, используя его как смазку для собственного члена, слушая мягкие поскуливания и чувствительные вскрики, которые вырывались из уст Цезаря. Выругавшись, Джозеф кончает моментом позже, сжав бедра, с бьющей из члена спермой поглаживая истощенный член Цезаря. Его свободная рука сжимается в кулак от прокатившегося по телу удовольствия. Когда его тело перестает дрожать, он наклоняется, — его капающий член скользит вдоль живота Цезаря, пачкая майку, — и целует его, медленно, страстно.  — Ты все еще должен мне один дерьмовый комикс, — говорит Джозеф ему в губы.  — Я заменю его, — отвечает Цезарь.  — И извинение.  — Я… подумаю об этом. И Джозеф хмыкает, закатывает глаза и снова целует Цезаря. Потому что знает, что это самый короткий путь к «Я сожалею».