Лисья магия

За час до полуночи Саске сидел напротив костра и хмуро потягивал кицунэ-удон из пластиковой миски. Костер был сооружен специально для гостей фестиваля храма Инари: две видавшие лучшие годы железные бадьи с дровами внутри. Пламя завораживало. Время от времени служащий при храме мужичок подходил подкинуть еще дров – пламя радостно принимало их, трещало весело и по-праздничному. Рядом с костром было тепло, уютно. Но даже такая атмосфера настроения Саске никак не улучшала. Его раздражал идущий от костра жар, раздражали шум и суета вокруг. Вокруг было слишком много европейцев – раздающиеся с разных сторон английский и немецкий резали слух. И сами японцы под действием иностранцев и алкоголя раскрепощались, шумели, вели себя почти неестественно. Краем сознания Саске понимал, что веселящиеся во время праздника люди к его отвратительному настроению отношения почти не имеют. Намного больше на него влияла размолвка с родителями накануне Нового года. Менее раздражительным Саске это не делало. - Ну и кому ты этим что докажешь? – в вопросе не было неодобрения, только спокойствие и едва заметная добрая насмешка. Итачи, опершись о косяк, просто наблюдал за тем, как Саске поспешно одевался. Саске сам не знал, что его раздражает больше – спокойствие брата или его насмешливый тон. - Я никому ничего не доказываю, - заметных усилий стоило ответить так же спокойно, не чеканя каждое слово. – Я и так изначально собирался идти фотографировать праздничную процессию на Новый год. - Ты собирался идти фотографировать первое посещение храма. Утром, - поправил Итачи, почти не скрывая улыбки в голосе. Саске не понимал – тот что, получал от этого удовольствие?! - Процессию тоже хотел, - довод прозвучал неубедительно, но упрямо. Итачи промолчал, зная, что терпения у его младшего брата осталось всего на несколько десятков секунд. И он был прав. Закончив завязывать шнурки, Саске быстро распрямился и, не скрывая раздражения в голосе, признал: - Ну, хорошо. Допустим, я действительно планировал это на утро. Но признай, что встречать Новый год у тетушки – это бредовая идея. Отношения между разными ветками семьи Учиха были отвратительными. Один из древнейших родов Токио с успехом скрывал это от прессы – хотя слухи все равно просачивались. В самой семье эту правду знал каждый ребенок старше пяти. Поэтому Саске не понимал и не хотел понимать того мазохизма, который руководил его родственниками, заставляя их собираться вместе каждый Новый год. Праздник был испорчен для каждого, кто приезжал на место встречи. При чем, еще в тот момент, когда этот кто-то решал приехать. Семья самого Саске под разными предлогами несколько лет благополучно избегала общесемейных новогодних собраний. Но в этом году Фугаку решил, что отклонить предложение и в этот раз будет совсем неприлично. Итачи, как старший сын, не поехать с родителями не мог. А вот Саске решил нагло воспользоваться своим положением второго ребенка и наступившим два года назад совершеннолетием. Так что сейчас Фугаку с Микото готовились к поездке за город, а Саске собирался заскочить к себе в квартиру, чтобы принять душ перед праздником. Итачи же стоял у него над душой и давил на совесть. После того как Итачи в очередной раз промолчал, Саске не выдержал и обернулся к нему. Чуть понизил голос, чтобы в соседних комнатах не было слышно, о чем они говорят: - Да, я понимаю, что мама расстроится, - Микото, как никто другой, любила, когда на Новый год собиралась вся семья. И очень остро переживала, когда какой-либо ее член отсутствовал за праздничным столом. – Я зайду вечером вас поздравить. - С подарками? – Итачи спрашивал вроде бы шутливо, но в его тоне был почти неприкрытый намек. Саске вздохнул из последних сил пытаясь держать себя в руках: - С подарками. Итачи удовлетворенно кивнул: - С наступающим, Саске. Саске раздраженно выскочил за порог, хлопнув дверью и даже не попрощавшись. Брат точно издевался! Уже у самых ворот он услышал, как Итачи негромко его окликнул. Зло обернулся: - Ну что еще?! - Ты фотоаппарат забыл. Забирая фотоаппарат из чужих рук, чуть покрасневший Саске старался смотреть куда угодно, но только не в смеющиеся глаза брата. Через полчаса люди начали понемногу сдвигаться с насиженных мест. Они собирались по обеим сторонам шоссе, с которой процессия начинала движение. Те, кто знали, что все шоссе служащие перекрыть не смогли, подходили к той стороне, которая была ближе к храму. Остальные занимали более «выгодную» противоположную сторону. Там толпы было поменьше. Все еще хмурый, Саске поправил неудобно лежащее в рюкзаке «лисье» саке, поднялся. Саке делали специально для праздника, купить его тоже можно было только здесь. Саске взял его специально в подарок родителям, чтобы было поменьше шума из-за его отсутствия. Только поэтому. Насмешливые намеки Итачи не имели к этому никакого отношения. Выбросив миску с палочками, Саске специально подошел к противоположной от храма стороне шоссе. Он терпеть не мог столпотворения. А объектив фотоаппарата позволил бы ему разглядеть даже мелкие детали в узорах кимоно. Была еще одна причина – после шоссе процессия сворачивала в узкую улочку, как раз с противоположной от храма стороны. Добраться до нее с той стороны было сложно. Тротуар, выбранный Саске, примыкал к ней напрямую. Саске было даже немного интересно, сколько еще его соседей потрудились обратить внимания на карту, перед тем как выбрать эту сторону. Наступивший Новый год иностранцы встречали радостными, где-то даже ликующими возгласами. Японцы почти не обратили на него внимания. Все будто замерли, предвкушая то, что должно было начаться через несколько минут. Даже Саске, уже приготовивший фотоаппарат, незаметно для самого себя затаил дыхание в ожидании. Предвещая появление процессии, зазвенели колокольчики. По толпе, будто ветер, прошелся волнующий шепоток. Потом все затихли. Шествие началось. Первой появилась небольшая группа молодых мужчин в черно-белых узорчатых накидках. Они несли знак храма. Эта группа не была чем-то важным. Так, прологом, затравкой. Но считалось, что божество Инари вышагивало прямо перед ними. Следом за ними несколько старшеклассников в традиционных кимоно несли две огромные лисьи маски. Маски были яркими, немного пугающими, очень красивыми. Они выделялись на фоне ночной улицы, на фоне однолицей толпы. Их хотелось фотографировать. Прошло еще несколько служащих храма с фонарями. А дальше наконец-то показался «лис». С белым париком-гривой на голове, в ярком желтом кимоно он был достойным началом кульминации процессии. Дальше шел один сплошной материал для красивых фотографий: выносили подсвеченные картины праздника духов, несли в паланкине маленькую девочку-лисичку, вели взрослую «лису» в дорогом тяжелом кимоно. Лица служащих храма были разукрашены, почти каждый надел сбоку на голову белую лисью маску. На странной компании из четырех молодых мужчин, которые несли древнюю деревянную статую лисы, Саске даже опустил фотоаппарат. Только чтобы через несколько секунд снова поднять его и всмотреться еще пристальнее. Сама компания ничем не отличалась от остальной процессии. Стандартные черно-белые мужские кимоно, разукрашенные лица, яркие гипсовые маски. Отличался только один из четырех мужчин. Светлые волосы, светлые глаза, на разрисованном лице ярко выделялись полоски-усы. Он будто выбивал из традиционной японской атмосферы праздника. Чтобы потом затянуть обратно с новой силой. Потому что он единственный не просто был похож на духа, который шел с самой первой, легендарной процессией. Он будто бы и был тем самым духом, который переместился из легенд, чтобы провести праздник вместе с людьми. Саске шумно выдохнул и сделал еще несколько кадров, забыв, сколько раз он уже сфотографировал светловолосого «духа». Последовав за праздничной процессией, Саске сам не заметил, как вышел к главному храму Инари в Одзи. Был уже второй час ночи. Несмотря на позднее время, из входа в храм тянулась длинная очередь. Люди считали, что сегодня лучшая ночь, чтобы загадать желание божеству плодородия. Немного подумав, Саске пристроился в конец очереди, который очень скоро стал ее серединой. Других планов на ночь у него все равно не было. К тому же, хотелось сфотографировать и выступление, которое приготовили служащие храма для посетителей. Насмешливый внутренний голос – подозрительно напоминающий ему голос Итачи – Саске постарался как можно быстрее заткнуть. И ему было абсолютно все равно, прав тот или нет насчет того, что Саске заинтересован далеко не в самом представлении. А в том, кто чисто теоретически мог принимать в нем участие. Совершенно все равно. Но началось представление, и Саске забыл, что ему все равно. Забыл и о самом несмешливом внутреннем голосе. Только светловолосый «дух» продолжал витать на задворках сознания невнятной ассоциацией, но и его Саске почти выкинул из головы. Помнил только о том, что жалеет, что взял только фотоаппарат, но не взял камеры. Потому что ему было, что снимать. Представлением был традиционный для новогодней Японии танец льва. Саске привык к нему с детства, почти не обращал внимания, проходя мимо уличных актеров на улице. На этот танец не обращать внимания не получалось. Лев двигался, как настоящий. Он веселился по-настоящему, когда скакал из стороны в сторону по сцене. Он злился по-настоящему, когда угрожающе надвигался на «разбудивших» его детей. Лев – «актер, играющий льва», поправлял сам себя Саске, – жил на сцене, на которой выступал. Он будто отдавал зрителям всего себя, поддерживая атмосферу праздника после завершения шествия. Зрители отвечали ему восторгом и долгими аплодисментами. Саске и сам аплодировал – он не был заворожен царящей вокруг атмосферой, он был заворожен тем, как лев в одно мгновение развернул свиток с поздравительной новогодней надписью. И когда лев под воодушевляющие возгласы из толпы снял с себя маску, Саске так и застыл с поднятыми руками. Может быть, потому что одни только полоски на щеках актера вернули в его голову мысль о том, что он отмечает этот праздник вместе с духами. А может быть, потому что ярко-голубые глаза из-под светлой челки смотрели прямо на него. В ту ночь Саске первый раз в жизни подошел ко льву, чтобы тот «на счастье» прикоснулся маской к его макушке. Ему показалось, что маска задержалась над его головой на мгновения дольше, чем было нужно. Но это все еще было на вечность короче, чем Саске хотелось бы.

***

Через пять дней после памятной ночи Саске стоял и, как идиот, заряжал фотоаппарат на одной из центральных станций метро. Фотоаппарат заряжался медленно. И это раздражало еще больше. А все потому, что он пошел на поводу у Итачи и понес лучшие из получившихся фотографий в храм. Все потому, что он пошел на поводу у своего собственного неожиданного «хочу» и попросил в храме контакты актера для фотосессии. Все потому, что он пошел на поводу у Карин и одолжил ей фотоаппарат. И она умудрилась почти полностью его разрядить. Хотелось бы знать, как это у нее вообще получилось за тот небольшой промежуток времени. Хотя нет, не хотелось. Ситуация и так выводила его из себя все сильнее с каждой секундой. - Эй-эй! Это же ты - Саске, да?! – громкий радостный голос было слышно на всю станцию. Саске обернулся, уже готовый заткнуть крикливого придурка – кем бы он ни был – фразой погрубее. И опешил, когда увидел перед собой того самого актера. В традиционной японской одежде, которая ему удивительно шла, странно сочетаясь с его почти европейской внешностью. Со знакомым блеском в глазах. С завораживающей улыбкой на пол-лица. Даже злость немного отпустила. - Наруто, - вспомнил он. Тот в ответ весело кивнул и с любопытством поинтересовался, чем это Саске занимается. Через десять минут – за которые Наруто успел расхохотаться, как идиот, после объяснений Саске; за которые Наруто удобно устроился рядом на сидении (как будто это было совершенно нормально, что незнакомый человек, пригласивший на фотосессию, даже фотоаппарат не удосужился подготовить); за которые Наруто начал рассказывать какую-то дурацкую историю, которую считал смешной – Саске уже не верил, что сам зачем-то во все это ввязался. Наруто шло традиционное сочетание кимоно с хакама. Саске убеждался в этом который раз за день. И раньше, когда они бродили по императорским садам, пытаясь найти хорошее место для сьемки. И сейчас, когда он вызвался заваривать чай – «Бабульки из храма несколько лет на мозги капали, пока не выучился». Теперь, после того, как Саске провел с Наруто почти целый день, он сам не был уверен, какие чувства тот у него вызывает. Когда Наруто шумел или по-дурацки шутил, его хотелось заткнуть как угодно, лишь бы побыстрее. Когда Наруто на секунды становился серьезным и задумчивым, руки Саске сами тянулись к фотоаппарату. Сейчас Наруто был серьезным. Видимо, в храме ему действительно привили соответствующее отношение к хорошему зеленому чаю. Он даже почти не улыбался. Только блеск в глазах выдавал его удовольствие от ситуации. Полностью погрузившись в атмосферу момента, Саске уже забыл, под каким предлогом он пригласил Наруто в свою квартиру. Действительно просто попить чай? Он попытался вспомнить, как именно Наруто согласился, но и этого не смог. Саске мог только теряться между реальностью и своей фантазией, которая добавляла в реальность новые краски. Те самые краски, которые она почерпнула из лисьего храма. Он мог только смотреть на плавные движение рук Наруто и видеть острые когти на каждой из них. Мог ловить на себе странные, почти призывные взгляды и видеть синее магическое пламя в чужих глазах. Мог принимать протянутую чашку и чувствовать, как чужое тепло обволакивает все его тело. - Эй, - тихо позвал Наруто, неожиданно оказавшись слишком близко к нему. Саске вскинулся, очнулся, а, может, еще больше потерялся в мире своего воображения. Потому что полоски на щеках Наруто – интересно, откуда они у него? интересно, какие они на ощупь? – теперь казались настоящими усами. Ответил так же тихо: - Что? - Как долго мы еще будем делать вид, что ты меня позвал к себе просто чай попить? Это не разрушило момент, но все равно заставило его закатить глаза. Которые Саске тут же прикрыл, когда почувствовал на своих губах теплое чужое дыхание. Проникающее все глубже в него, в каждую его частицу, так, что остановиться уже было невозможно. Спустя – час? сутки? пару прожитых вместе жизней? – они лежали, удобно устроившись на кровати в спальне. Точнее, Саске удобно устроился на кровати, а Наруто удобно устроился на Саске. Саске не возражал, лениво поглаживая его рукой по спине, то и дело спускаясь вниз, к заднице. Он ожидал, что Наруто будет реагировать на это как-нибудь по-идиотски, но тот только широко улыбался – хитрый, сытый лис. И Саске чувствовал, что его губы уже давно сами растянулись в ответной довольной ухмылке. - А я тебя еще во время процессии заметил, - через какое-то время начал разговор Наруто. Саске уже понял, что молчать долго тот не мог физически. – Ты как-то слишком часто рядом с нашей четверкой оказывался. - Может быть, - почти признал Саске. – Ты был слишком похож на лисьего духа и отвлекал внимание от остальной процессии. Некоторое время он мог забавляться напряженной работой мысли на лице Наруто, когда тот пытался понять, похвалили его или наоборот. В конце концов, Наруто определился: - А сам-то! Нахохлившийся все время был, черный весь – ну вылитый детеныш тэнгу! - Детеныш? – недовольно нахмурился Саске. Наруто, казалось, не расслышал вопроса. Только его улыбка стала еще шире, и он чуть приподнялся на локтях, оказываясь нос к носу с Саске: - А что? Малыш-тэнгу испугался кицунэ или согласен на второй раунд? Саске коротко рыкнул и подмял его под себя, заставляя тихо охнуть. Стер наглую лисью улыбку поцелуем. Давно хотелось. Саске не знал, будет ли продолжение у этих отношений. Не знал, закончится ли все на следующее утро или только начнется. Саске даже не знал, хочется ли ему вообще об этом знать. Но когда Саске загадывал желание для Инари в новогоднюю ночь, в его голове не осталось ничего, кроме голубых глаз и широкой улыбки. И уже одно это намекало, что так просто от Наруто ему теперь не отделаться.