Другие сны

      Таймер, отсчитывающий последнее дни моей жизни, запущен. Несусь в злосчастном поезде, обратного билета на который у меня никогда не будет. Я сделаю все, чтобы она жила. Она сильная, смелая, умная. У нее есть ради кого жить. Она справится. Кто я для нее такой? Теперь мы в расчете — я «спас ее семью» — три раза «ха»! А она сделала невозможное — вытащила нас обоих с арены. Я обязан ей лишним годом жизни, которую же за нее и отдам.       Я вижу, как бесится Хеймитч, как нервничает Эффи, как холодна Китнисс… Я сам этого хотел. Сам построил стену. Она должна думать о победе. Должна быть сильной. Жалость ко мне — ни к чему. Мне от этого только больнее. Лучше уж холод, чем это. От ее жалости я чувствую себя слизняком.       Децибелы Эффи зашкаливают. Она кружит вокруг стола, рассказывая, как будут проходить подготовки, что нас ждёт в тренировочном центре. От нервов ее голос дрожит, и постоянно срывается, и мне даже кажется, что Эффи вот-вот заплачет. Но даже она максимально собрана в этот момент, а я не могу включиться в эту жизнь. Я с ней попрощался еще на перроне Двенадцатого. С семьей проститься не дали, но и это я тоже успел. Накануне Жатвы ночевал в пекарне. Долго говорили с отцом. Я не посвящал его в свой план, но думаю, он от меня другого и не ждал. Отец понимает, что я не смогу по-другому. Вся моя осознанная жизнь шла рядом с ней. Она вплелась в мою реальность — стала частью меня. Ее потерю я не переживу.       Весь вечер дурачился с братьями, и чувствовал себя живым. Как будто мне снова семь, и впереди долгая, интересная жизнь. Так казалось мне в первом классе.       Из невеселых мыслей меня выдирает липкий взгляд, но я не могу понять, кому он принадлежит — Хеймитчу или ей. Я почти уверен, что старый лис заключил договор с нами обоими, но хочется верить, что он снова поставит на нее. У меня были весомые аргументы на этот счёт.       Снова чувствую этот взгляд, но не реагирую. Не хочу. Хеймитч о чем-то спорит с Эффи, а значит, ему не до меня. А, кроме нас четверых, в столовой больше никого нет. Смотрю куда смотрел и ничем не выдаю себя, что заметил. Погрузиться в свои мысли не дает этот взгляд, а вести светские беседы я не намерен. Еще на тренировках в Двенадцатом я стал обращать внимание, что Китнисс за мной наблюдает украдкой. Я не умею быть таким же незаметным, как она, но ее взгляды я ловил повсюду, куда не пошел бы. Разобраться бы еще, что это за взгляды — да времени не осталось. Ни к чему сейчас уже все это. Чувствую, как веки свинцовым занавесом закрывают глаза. Сегодня был бесконечно длинный день. Мышцы ноют от усталости. И я больше не могу выносить этот взгляд. Кому бы он ни принадлежал. Мне уже неинтересно. Я смертельно устал.       Собираюсь с силами и встаю. Трескотня тут же затихает. Следует пояснить свой поступок.       — Всем доброй ночи! Я иду спать. — ловлю на себе обеспокоенный взгляд Китнисс. Киваю ей. Все же ей непривычна моя молчаливость.       Эффи желает приятных снов, но прикусывает губу. Она знает, что ночью мы как призраки бродим по вагонам. А спать способны только вместе, но это сейчас нереально. Так нельзя. Мне кажется, Хеймитч ей стучит на нас, пародируя голоса и жесты по ролям. Усмехаюсь, представив эту живописную картину.       Добравшись до своего купе, открываю окно, а сам иду в душ. Какие бы хваленые кондиционеры ни были в этом суперпоезде, ничто не заменит настоящего ветра, который влетает в окно на сумасшедшей скорости, наполняя свежестью каждый уголок. Я хочу насладиться им, пока мы еще прибыли в этот рафинированный город. Это моя свобода. В этом есть я. Скоро меня не станет. И это будет правильно. Вселенная придет в гармонию, получив свою Победительницу. А страна — душещипательный сюжет. Они будут рыдать, уж я постараюсь. Они сами проклянут Игры и кровавого Президента.       Встаю под теплые струи воды, позволяя мышцам немного расслабиться. В этот раз я намного подготовленнее, и в гораздо более хорошей форме. Но и противники очень сильны. Не представляю, как их всех одолеть?! Выйдя из душа, я никогда уже не стану прежним. Но я останусь собой. Над тактикой подумаю утром, на свежую голову.       Выключаю воду, вытираюсь насухо огромным полотенцем и переодеваюсь ко сну. Сон для меня не спасение, а скорее пытка. Но и это скоро прекратится. Я усну вечным сном без сновидений. Мой кошмар останется в прошлом, хотя, вероятно, я стану ее кошмаром в будущем. Я не могу так больше жить. Я не жалею себя. Дома мне почти удалось справиться с собой. Я избегал Китнисс, или она меня. Занимался привычными делами. А возможности Победителя открыли для меня новые перспективы. Кроме помощи до изнеможения в пекарне родителей, я рисовал. Много рисовал. Разное. Чаще всего ее. Она была в каждом обрывке, на каждом листочке. Как наваждение. Но я справлялся. Но каждую ночь, я сходил с ума, теряя ее раз за разом в своих снах. В реальности меня удерживал слабый свет от ее прикроватного светильника, который не гас всю ночь. Он манил меня к себе. Я готов был забыть про все на свете и бежать сломя голову к ней. К этому теплому свету, что дарил мне небольшое утешение. Она тоже не спала. Часто вырываясь из лап кошмаров, я подбегал к окну, удостовериться, что огонь не погас, и видел ее тень, бродящую по комнате.       Никогда не будет ничего как прежде, но будет что-то новое.       В комнате свежо. Забираюсь под теплое одеяло, и едва моя голова касается подушки — я засыпаю.       Я горю. Пламенем объята вся колесница, везущая нас по площади. Огонь настоящий, он больно обжигает. Не могу дотянуться до Китнисс — тело парализовано. И я бессильно наблюдаю, как огонь поглощает ее, развивая по ветру черты, а на их месте оставляя только пустую золу. Ее тело в огне, другой же огонь полыхает в ее тускнеющих глазах, которые, не отрываясь, смотрят на меня с огромной печалью. Я не уследил. Я вижу, как догорает ее жизнь. Мне страшно. Мне больно. Я хочу ей помочь, но девушка взрывается снопом искр и разлетается маленькими серыми птичками. Я горю один. Сжигаемый собственным одиночеством. Так правильно. Душу затапливает горечь. Я потерял ее — она упорхнула. Надеюсь, она свободна. Подступившие слезы моментально высушивает бушующее пламя. Пытаюсь вдохнуть, но дым уже пробрался в мои легкие, не оставив шанса на вдох. Резко втягиваю воздух носом, подскакивая в кровати. Я спал лицом в подушку, от этого и возникло это удушливое видение.       Проверяю время, я проспал только пару часов. Закрываю глаза, но сон не идет. Сердце бешено колотится. Решаю пойти в гостиную, выпить стакан воды. Но ноги несут меня совсем не в гостиную, а в соседнее купе. Я знаю, что ей почти каждую ночь снятся кошмары. В Туре мы нашли выход, но сейчас это излишне. Надежды больше нет.       Тихо стучусь. Тишина. Возможно, сегодня усталость забрала у нее даже сны. Я не усну, если не удостоверюсь лично. Мне нужно знать, что ее сон ничто не тревожит.       Аккуратно отворяю дверь, та почти бесшумно отъезжает в сторону. Осторожно закрываю за собой, чтобы посторонние звуки из коридора не побеспокоили ее. Девушка разметалась по кровати. Тонкие кулачки с силой сжимают одеяло. А в лунном свете кожа кажется белой как бумага. Кошмары сегодня бушуют в ее голове. Насколько могу тихо крадусь к кровати, чтобы своим топотом не напугать ее еще больше.       Лица девушки я не вижу. Аккуратно присаживаюсь на край кровати, тяну руку, чтобы осторожно разбудить ее, и слышу, как она зовет меня. Моё имя глухим шепотом разбивается о стены комнаты. Ну вот, я уже в ее кошмарах. Надо подумать, как все осуществить так, чтобы она не видела мою смерть на арене. Хотя, я думаю, если… когда… когда она победит, ей покажут этот момент в красках. Больные извращенцы, голодные до чужой боли. Я почти уверен, что моя смерть не пройдет для нее безболезненно. Земляк. Напарник. «Возлюбленный». Навязанный жених. Хотя бы другом-то я для нее стал?       — Пит, — моё имя снова срывается с губ девушки с придыханием, и как мне показалось, с еле слышным стоном. Рука замирает в воздухе.       Китнисс во сне поворачивает ко мне своё прекрасное лицо, и, заглянувший так вовремя в окно железнодорожный фонарь, освещает мне всю картину: волосы Китнисс разметались по подушке, поза напряженная, но не в позе эмбриона, как обычно она спит, когда ей снится кошмар, пытаясь сжаться до размеров горошины. Сейчас ее поза более расслабленная, несмотря на мертвую хватку, которой она вцепилась в одеяло. На шее блестят капельки пота. А на лице улыбка. Она облизывает губы и снова повторяет моё имя.       Догадка поражает меня. Неужели ей снится как она… как я… как мы… Заворожено смотрю на нее. Не может быть. Вероятно, я еще не проснулся сам.       — Пит, — снова с придыханием повторяет она, продолжая улыбаться. И столько тепла в этом звуке, что пожар из моего сна сейчас забирается мне под кожу, и несется на огромной скорости по венам, концентрируясь в области живота.       Эта картина не для моих глаз. Я должен уйти. Немедленно. Уйти. Забыть, что видел. Холодный душ! У меня есть холодный душ. А потом я решу, что мне это привиделось. Да-да, так будет лучше. Так будет правильнее. Отступая к двери, я не дышу. Иду на ощупь, потому что не могу отвести взгляд от нее. Какая ирония. Я так хотел быть любим ею. А сейчас вижу эту картину и бегу. Я непременно должен это нарисовать. Я сам себе противоречу. Я готов снова себя обманывать… или нет… или что-то изменилось, и те взгляды, что я на себе ловил, значили нечто большее… что у меня есть шанс?       «У тебя нет конкурентов?» — она сказала это тогда. Насколько это было правдой?! Неопределенность сожрет меня. Я должен быть собранным, чтобы помочь ей. Вернуть домой.       Убирайся отсюда, Пит. Ей не понравится, если она узнает. Лучше сделать вид, что ничего не лучилось…       Мы могли пожениться, и, возможно, со временем стать настоящей семьей. Возможно, она смогла бы полюбить меня. По-своему. Мне было бы достаточно этой малости. Да что с тобой?! Ты будешь мертв менее, чем через месяц! Уходи, Пит! Беги.       Я уже добрался до двери и открыл ее, когда погруженный в свои мысли отпустил ее, и теперь она громко хлопнула. Я резко обернулся на дверь, и сжался, когда услышал ее чуть хриплый ото сна голос с вопросительными нотками:       — Пит? — она звала меня, я хоть и не видел ее, был уверен, что она уже проснулась.       Оборачиваюсь. Так и есть — девушка приподнялась на локтях и смотрит в мою сторону. Делать вид, что я ей кажусь — бессмысленно.       — Прости, что напугал, — оборачиваюсь к ней, одновременно посильнее запахивая полы объемного халата, скрывая свой надуманный пожар. Она ждёт пояснений.       — Проснулся, и не смог больше спать. Шел в гостиную за водой, решил проверить тебя, — боже, что я несу?!       — Спасибо, — несмелая улыбка трогает ее губы.       — Тебе принести стакан воды? — пожалуйста, скажи нет, и я пойду… Мне нужно уйти.       Девушка, на моё счастье, отрицательно мотает головой. Выдыхаю. Отлично! Холодный душ. Выпить и спать.       — Ты останешься со мной? — меня как в прорубь окунули. Нет, Китнисс, твой «кошмар» мне и так не даст спать. А уж в твоей кровати тем более.       — Хорошо, я побуду, — уже ложусь поверх ее одеяла, а девушка на мои ноги накидывает теплый плед. Самоубийца. Надо же так влипнуть. Притягиваю ее к себе. Она укладывает голову на плече, отчего я дышу в ее макушку, а плечо девушки покрывают мурашки. По сравнению с моей прохладной одеждой — кожа Китнисс полыхает. Ее пальчики ложатся на мою грудь, и я молюсь о том, чтобы стук моего сердца не разбил окно в купе. Я не вижу ее лица, но чувствую, что она улыбается. Заметила.       — Доброй ночи, Пит, — шепчет она, слегка сжимая ткань футболки на груди.       Проглатываю комок в горле. Получается громко.       — И тебе, Китнисс, — выдавливаю я чужим голосом, поглаживая ее по плечу.       Долгая ночка предстоит. Я горю наяву от ее близости. Там, где открытые участки кожи соприкасаются нестерпимо больно, все рецепторы сосредоточены на этих местах. А под ладошкой на моей груди прорастают пламенные цветы, которые через мгновение оплетают мое тело. А то, что я увидел ранее, подбрасывает моей буйной фантазии новое топливо. В голове смешиваются подростковые фантазии с образами этой ночи. Пытаюсь усмирить их. Китнисс беззаботно сопит у меня на плече, и ее хрупкость умиляет меня, цепляюсь за это чувство, пытаясь обуздать бушующие гормоны в крови. Ее чистота снова при ней. Она как цветок на скалистом утесе — нуждается в тепле и заботе. И я снова хочу дарить ей это. Пусть и не получать ничего взамен. Нам так мало осталось. Она заслуживает этого. Успокаиваюсь, прижимая ее ближе. Никто не посмеет тебя обидеть. Я заберу твои кошмары, и постараюсь уберечь от новых.       Может быть, Хеймитчу удастся и на этот раз вытащить нас обоих живыми с арены? Это последнее, что я успеваю подумать, прежде чем сон забирает меня.