Робкие надежды

      Вероника тихо положила свой силовой шлем на стол, в то же время жадно хватая ртом воздух. Преодолевая такой большой путь, надо всегда помнить о том, насколько душным является твой шлем. Даже если ты погружён в раздумья. Как жаль, что сейчас ей было не до подобной безопасности.              Всю жизнь, какие бы преграды ей ни встречались на пути, Вероника старалась оптимистично смотреть вперёд, именно она всю свою жизнь не давала воспоминаниям сломить её и её искалеченный дух. И этой хрупкой девушке, скрывающей свои слабости за силовым кастетом, временами это даже удавалось, однако же непосильным трудом, который хоть и позволял вновь вставать на ноги и размеренными шагами идти навстречу новому, но забирал всю необходимую и нажитую энергию. Этот труд был важен — всё же он давал свободу мысли и глоток свежего воздуха. Как сейчас. Только по неизвестной ей же самой причине она дышит тем самым прохладным воздухом в окружении пьющих солдат в баре на аванпосту и вовсе не из-за долгожданного забвения.              Быстрыми, ритмичными движениями Вероника вынула из своего кармана несколько крышек и протянула их бармену Лейси. В какой-то момент дрожь в её руках прекратилась, и она печально взглянула на голографическое сообщение, лежащее возле потёртого шлема.              Бармен недоверчиво взглянула на девушку и, поспешив взять металлическую валюту, пока она не вывалилась из рук, ушла к стоящим позади полкам, надеясь, что может помочь девушке утолить хотя бы жажду, если не избавиться от боли. Писец Братства Стали тяжело вздохнула, когда осталась в одиночестве, скрестила пальцы на руках и попробовала расслабиться. Долгое время она смотрела в одну точку, пока не сдалась под напором собственного эмоционального истощения, и легла головой на барную стойку, зажмурив глаза.              Разве может пустошь, разрушенная войной двести лет тому назад, принести больше горести, чем собственным фактом существования? Разве стоят вечные скитания по пустыни того, чтобы продолжать жить, зная на своём опыте, что жестокость проявляется не только в действиях безумцев? Почему-то именно эти вопросы, никогда не дававшие о себе знать, вдруг всплыли в голове несчастной девушки.              Она отбросила их так же скоро, как они когда-то появились в уголках её окутанного мраком разума. Какой смысл позволять себе размышлять о торжестве справедливости в мире беспробудной жестокости и вынужденного равнодушия, если ты слишком уязвима для негативных эмоций?              Лейси медленно поставила стакан возле подавленной Вероники, стараясь не производить лишнего шума, и отправилась обслуживать остальных посетителей её бара. Только в её добром поступке не было никакого смысла — хохот уже подвыпивших бойцов НКР доносился со всех сторон. Правда, Вероника его намеренно не слышала, потому что в глубине своей души не желала отвлекаться от столь редких, колких и причиняющих боль раздумий, обычно подавляющимися её весельем и счастьем познания нового.              Угнетённая девушка подумала на миг о том, что её вечер мог закончиться по-другому. Она могла бы прогуливаться по Стрипу или изучать Мохаве в гордом одиночестве, дожидаясь любопытного Курьера из путешествия в «Сьерра-Мадре»… дожидаясь человека, не знающего своего прошлого, но отважно стремящегося построить новое, не предначертанное ему будущее, воспользовавшись шансом пробившей голову пули, и попутно вспоминать тайны минувших дней, случайным образом находя и собирая по частям обломки старого мира. Его старого мира.              Иногда она задумывалась об амнезии своего друга, завидно желая точно такой же пули в лоб, чтобы стереть из памяти события до той заветной встречи на 188-ом торговом посту с незнакомцем. Именно этот незнакомец с улыбкой на лице и дыркой в голове путешествовал по пустыне сначала ради поисков Бенни, а после — ради погони за светлым будущем. Однако такой подлый поступок — сознательное решение всё позабыть — был бы нечестен по отношению к воспоминаниям о человеке, оставившим давным-давно след в её разбитом сердце.              Вероника взяла стакан и сделала небольшой глоток. Она сидела неподвижно, пока с жадностью не выпила всё содержимое стеклянного сосуда. Вновь зажмурив глаза, она взяла в руки лазерный носитель, послание Элайджи, и провела рукой по его краям. Курьер, от которого она ничего и не ждала, принёс ей плохие вести, повлекшие рухнувшие надежды. Сначала она не понимала, почему прозванный почтальон, кожа которого пестрела новыми шрамами и ожогами, словно всё тело источало физической болью, а мрачное и окровавленное лицо — моральной, повёл её в заброшенный бункер Братства Стали. По дороге она лишь посмеивалась над возможным ходом событий, шутливо прося не подвергать её опасности, с которой тот, скорее всего, повстречался, когда отправился на зов доносившегося из радиоприёмника голоса певицы старого мира.              Этот голос привёл многих людей на верную гибель, обрёк к заточению в ловушке. Кто-то шёл навстречу несметному богатству, погребённому под бетонными стенами так и не открывшегося двести лет назад казино; кто-то преследовал долгое время свою цель, наивно полагая исполнить своё предназначение, пока не оказался в ловушке ошейника; а кто-то стремился утолить своё любопытство новыми загадками, подобно встревоженному сейчас Курьеру.              Спускаясь по необычайно холодной лестнице бункера, Вероника даже не догадывалась, что таилось за очередным приключением храброго путника. Она не хотела верить в возможный плохой исход, будто бы нарочно не замечая отпечатка смертельного ужаса на испачканном ошмётками чужой плоти, бледном лице друга.              Она не верила до последнего и с наивным весельем комментировала беспорядок комнаты, жителя которой сравнивала с Когтем Смерти. Даже когда девушка заметила знакомую синюю рясу, в пыли лежащую на кровати, она не повела бровью и изо всех сил старалась погасить вспыхнувшие огоньки надежды. Прошло столько времени со дня исчезновения жителя этого своеобразного убежища… Вероника всё это время верила, что старик был мёртв. Почему же сейчас она обязана узнать о том, что ошибалась?              Не позволяя элегическому настроению развиться в своей душе сильнее, девушка продолжала беззаботно болтать, но уже не о четырёх мрачных стенах, окружавших сейчас её. К сожалению, Вероника всё же умолкла, когда Курьер своей испачканной рукой протянул ей голографическое сообщение, попросив расшифровать и прослушать.              — Оно… от Элайджи? — сдалась Вероника. Она смирилась с тем, что всё, происходящее сейчас, реально.              — Да, — тяжело вздохнул Курьер, устало смотря на грязные и ледяные стены. Они напоминали ему то страшное место, поглощённое ядовитым облаком и ужасающими криками уже давно сгнивших в потёмках людей.              Недоверчиво рассматривая голозапись, писец Братства Стали наконец печально улыбнулась и включила её на Пип-бое друга. Услышав знакомый, низкий голос старика, она вздохнула.              Необычная щедрость Элайджи, безумно твердившего в последней записке о таинственном сокровище, способном изменить всю Неваду, её поначалу обрадовала. Однако вскоре она жалобно что-то прошептала, понурив голову: существование подобной голозаписи ради неё одной никогда не сможет подавить оттенок недосказанности скупого «Прощай, Вероника» перед смертью. Девушка мгновения чувствовала несоизмеримую ни с чем тоску, но после подумала о том, что сама виновата в своих завышенных требованиях от Элайджи. Он же чёрствый, как камень. Он не скажет чего-то искреннего.              Простояв в тишине пару минут, слыша лишь слабое гудение терминала, Вероника всё же взяла голозапись себе и, готовясь уйти, напоследок неуверенно спросила: «Это всё, что ты хотел мне показать, Курьер?»              — Нет, — резко ответил посланник.              Вздохнув, Вероника приготовилась к следующему потрясению.              — Когда я был в «Сьерра-Мадре»… там я встретил девушку. Она рассказала мне, что охотится за Элайджей и является частью Братства. Именно поэтому она стала моим напарником на время ограбления.              — Что ты имеешь в виду? — спросила она, наивно полагая, что её ожидания не будут оправданы.              — Её зовут Кристин, — имя прозвучало внезапно, неожиданно для угнетённой и несчастной, которая и так внутренне убивалась из-за факта реальной кончины бывшего наставника. — Мне показалось, что ты могла её знать…              Он продолжал рассказывать о безволосой девушке, но Вероника ничего не слышала, погрузившись в размышления уже после упоминания имени. Она молчала ещё долгое время, даже когда Курьер закончил свой рассказ и выжидающе смотрел на неё. Тот даже побаивался такой всепоглощающей печали в её глазах и боли, мимолётно выразившейся на молодом лице.              — Прости, мне нужно время, чтобы переварить тобою сказанное, — она вдруг развернулась и быстрым шагом поспешила выбраться из бункера, растерянно смотря под ноги.              Курьер догадывался, что так, возможно, всё оно и будет, а потому не старался как-либо перечить писцу Братства Стали. А возможно, он просто сам был погружен в глубокие мысли о том, что вынес из недавнего путешествия. Так или иначе, Вероника, бездумно бродившая по вечерней пустыне, в конце концов оказалась возле Аванпоста Мохаве, не преследуемая никем.              Сейчас, проигрывая в памяти, словно музыкальную пластинку, холодные и ранящие слова Курьера, Вероника судорожно проводила пальцами по столу, надеясь, что это её хоть как-либо успокоит. Даже глупое голографическое сообщение не принесло ей столько эмоций, ведь Элайджа ушёл совсем недавно, он не был ей родным отцом или дедушкой, он был наставником, чей разум был зациклен на технологиях.              Элайджа не значит то же самое, что та, которая была вынуждена уйти под гнётом обстоятельств много лет назад. Сколько прошло времени со дня их последней встречи? Десять лет? Восемь? Или же пять? Вероника уже вряд ли сумела бы вспомнить, да и это не было важно. В любом случае хоть какое-либо упоминание о проведённых без Кристин годах заставляло её поёжиться и в срочном порядке найти уединённый уголок, чтобы подавить в себе воспоминания.              Воспоминания… Кристин… Веронике было больно осознавать, что особенный человек в её жизни, вроде бы ушедший так давно, неожиданно объявился. На какой-то момент она подумала, что была бы рада встретиться с любимой девушкой, крепко обнять её, радостно повспоминать о былых днях, потому что всё это время сильно скучала. Вот только Курьер беспощадно разочаровал её, равнодушно сказал, что Кристин здесь нет. «Она в Сьерра-Мадре. Я не думаю, что она вернётся,» — произнёс он в заброшенном жилище Элайджи, не понимая, что значат для девушки эти слова.              А ведь когда-то Вероника проводила всё своё свободное время в бункере Братства именно с ней. Поглощённые друг другом, влюблённые друг в друга, они не то, что не наблюдали часов, а даже временами и дней, что иногда служило причиной гнева родителей Кристин. Этот нелепый вздор взрослых людей никак не задевал их, а потому вскоре они вновь коротали свои дни в компании друг друга.              Но тогда они были всего лишь подростками. Разве значило их общение хоть что-либо? Юношеский максимализм, детская наивность… Нет, всё же это должно было что-то означать. Обязано иметь какую бы ни было ценность. Сейчас Вероника хочет верить, что так и есть. Несмотря на всю ту ложь, сказанную Курьеру при первой встрече, что всё это — ненастоящее, что тот, кто был, ушёл и не вернётся, она больше не собирается лгать самой себе о переживаниях прошлого… хотя бы в этот вечер.              Сейчас девушка отчётливо понимает, что Кристин Ройс — нечто большее для неё, чем смутное воспоминание о первой любви. Благодаря Курьеру, благодаря его упоминанию Кристин в разговоре, она снова вспомнила о ней с особенной, давным-давно позабытой тоской. Должно быть, казавшиеся мёртвыми чувства так и не угасли в полной горечи и страданий душе. Стараясь усердно забыть о возлюбленной, она даже не замечала, что становится живой, только благодаря существованию Кристин в своём сердце.              Кристин… Что с ней сейчас? Как она выглядит? Что произошло с её жизнью за то время, пока они были разлучены? Веронике остаётся лишь догадываться и страшиться в окутанном пеленой разуме собственных нарисованных образов, в то же самое время боясь за свой помутившийся рассудок.              Быть может, она изуродована многочисленными шрамами, как Курьер?.. И что, если их встреча — то, чему не суждено сбыться только потому, что Вероника не должна видеть, что сталось с девушкой? Однако это были лишь неуверенные, лишённые ясности догадки, основанные только на том, каким вернулся Курьер, с его порезами, ожогами и глубокими следами въевшегося в кожу ошейника. Значит, эти представления о том, кем стала Кристин, вероятно, ложь… Это должно быть ложью, потому что в невозможность этого верила сама Вероника.              Девушка вдруг подумала о том, куда ушла Кристин, когда Элайджа сообщил о её переводе в другое подразделение. Получается, это был Круг Стали? Определённо это был он. Никто из Братства не вершил суда над предателями, кроме Круга.              Хотя Вероника и не понимала, почему Элайджа теперь самый настоящий дезертир в глазах целого Братства, именно Кристин прекрасно знала, почему всё это чистейшей воды правда и по какой причине она гналась за бывшим Старейшиной. Наверняка её долг был не только в выполнении задания, но и в собственном желании поквитаться за испорченное прошлое и неудавшееся будущее.              Вероника приподнялась и встряхнула головой. Она осознавала, что мысли повели её совершенно не в ту сторону, заставляя собирать, словно мозаику, неразгаданные мотивы событий, изменивших её жизнь в бункере. Теперь Вероника вовсе не была уверена, почему всё это время думала, что та, о ком заговорил Курьер, была именно её Кристин. Он ведь даже не сказал фамилию, всего лишь упомянул о том, что она была из Братства. А много ли Кристин в Братстве Стали? Наверняка много…              И всё же это была именно Кристин Ройс, та, что стала дорогим воспоминанием о прошлом. Для Вероники в Братстве была только она одна, единственно верная Кристин. Это было подсознательно, но только она одна вносила в жизнь неунывающего писца краски спустя столько лет после разлуки.              Лейси под гулкие звуки весёлых солдат переключила радиостанцию «Музыка Мохаве», надеясь попасть на вещание Мистера Нью-Вегаса. Только вместо знакомой «Джонни Гитар» прозвучало нечто иное. Кажется, это радиосигнал?              «Погоди секунду, не уходи. Я… мы… надеемся, что вам здесь понравилось. Прощание может нести печаль. Отпускать… нелегко. Как гость „Сьерра-Мадре“, вы знаете это лучше, чем кто бы то ни было…»              Вероника взволнованно посмотрела на радио. Она узнала этот голос. Курьер говорил о нём: «Кристин больше не звучит, как прежде». Её чуть низкий, резкий голос сменился на мелодичный и завлекающий. Он сказал, что это был голос Веры Киз, и даже проиграл его перед уходом девушки. Получается… это могло быть сообщением от самой Ройс?              «Фредерик Синклер верил, что человек может начинать жить заново каждый день, что богатство — это нечто большее, чем деньги у вас в руках. Любовь. Жизнь… семья, те, кто вам дороги, и те, кому дороги вы. Для тех, у кого это счастье уже есть, „Сьерра-Мадре“ мало что может предложить…»              Это не могла быть Кристин. Вероника раздосадованно легла на барную стойку и разочарованно всматривалась в лица вокруг. Никто не был отвлечён тем, что музыка больше не играла. Поднятые вверх бутылки виски, пренебрежительно валявшиеся деньги на столе, искренние улыбки… Наверное, всем было всё равно по той простой причине, что каждый солдат, который тут находился, был дорог друг другу, как товарищ, брат или кто-то ещё. Они счастливо общались, даже не понимая, что рады, что находятся здесь, в кругу своих друзей, а не где-то ещё.              Только Лейси привносила в эту оживлённую, яркую картину колорита. Она совсем не радовалась, а недовольно постукивала по радио, в надежде переключить радиосигнал. Но он таинственным образом не давал возможности слушать музыку — только позволял потерять счёт времени, благодаря завлекающему, мелодичному голосу Веры Киз, призрака старого мира.              «В мире за пределами этих стен у вас есть шанс начать всё заново. Я надеюсь, вы вернётесь, став счастливее. До тех пор „Сьерра-Мадре“… и я… будем хранить вас в своём сердце».              — Наконец-то! — торжественно произнесла бармен, наконец включив радио Нью-Вегаса.              Начать всё заново… То, к чему всегда стремилась Вероника, стараясь позабыть тревоги прошлого. Новый поток мыслей нахлынул на девушку с головой. Каково Кристин сейчас? Может, она стала счастлива, оставшись на Вилле? Начала ли она всё сначала? Является ли вообще такое грубое решение оставаться в опасном и безжизненном месте рациональным и похожим на новое начало?              Курьер говорил, что она действительно осталась в казино. Значит… это правда, что начать жить по-новому можно и в стенах этой виллы; значит, поступок Кристин вовсе не безответственен, а благороден? Вечные скитания по глухому к чужим мольбам месту — это только придуманный, обманчивый образ, самая настоящая иллюзия? Жизнь, на самом деле, там безопасна и не выглядит, как борьба за существование?              Вновь встряхнув головой, Вероника будто бы пробудилась ото сна. Осмотревшись, она поняла, что уже очень поздно. Лейси стояла неподалёку от неё, увлечённая мытьём стеклянных сосудов.              — Спасибо, — тихо произнесла девушка, оставив на столе ещё несколько крышечек за выпитые в момент размышлений стаканы, и, взяв свой шлем, поспешила к выходу.              Резкий запах ударил в истёртый нос. Вернее, он показался Веронике резким, когда это был всего лишь свежий ночной воздух. Видимо, долгое время, проведённое в баре, совсем выбило её из колеи. Оклемавшись от новых ощущений, она не сразу поняла, куда ей нужно идти. И, когда девушка ступила на уродливую, полную безжизненных, полуразвалившихся машин дорогу, она безотрадно отдалась новому потоку мыслей.              А если она всё же сможет увидеть Кристин Ройс? Ведь ей бы очень хотелось, чтобы эта долгожданная встреча произошла, по причине значимости этого желанного свидания… Потому что сама Кристин Ройс значила для неё куда больше, чем многое. Её любовь никогда не была призраком прошлого, она есть и будет здесь и сейчас. Она настоящая и всегда ею была, как бы ни старалась себя убедить всё это время в обратном Вероника. Да и зачем? Если Элайджу можно было бы забыть за его хладнокровие, то Кристин — нет.              Быть может, их последнее прощание и не было самым счастливым: в конце концов они находились в ссоре из-за ситуации с родителями и переводом в другое подразделение. Их отношения были тогда сильно напряжены из-за влияния других людей и грозно нахлынувших обстоятельств, но… это же самое влияние не меняло чувств ни одной, ни другой.              Вероника смутно припоминала, как Кристин говорила когда-то, что виноваты в её переводе и вынужденном расставании с Вероникой не её родители, что это была не воля случая. Тогда чья эта вина? Кого-то другого из Братства? Может, Элайджи? Нет, девушка не позволяла себе даже подумать об этом. Об ушедшем в иной мир нужно думать только хорошее, правда? По крайней мере, она не хотела делать образ и так беспощадного Элайджи более мрачным. Всё же он был её наставник, который вряд ли стал пользоваться своим служебным положением, чтобы разлучить влюблённых.              Вероника прервала полёт мысли в сторону Элайджи и представила, как Курьер ведёт её сквозь пустынные, измученные временем дорожки, по которым когда-то давным-давно разъезжали пёстрые автомобили, ведёт дальше и дальше, пока не приводит к заветным воротам, гласящим о том, что вы прибыли на виллу не открывшегося двести лет назад казино… Казино, которое строилось ради кого-то, по-настоящему любящего и жалеющего о своих ошибках, того, чьё сердце не было обращено в лёд.              «Начать всё заново» — так гласил девиз этого казино. Заново… Веронике бы хотелось начать всё сначала именно вместе с Кристин. Она бы построила свою новую жизнь ради неё. Она бы прошла сквозь бури и штормы к дверям этой виллы, несмотря на все её опасности в виде молчаливых голограмм-убийц и искалеченных людей-призраков, потому что знала, что Кристин где-то рядом и ждёт её. Если смерть значила бы их встречу, Вероника бы лишь улыбнулась, как прежде, когда была искренне счастливой, и ступила бы на истёртую гальку частного городка для уже мёртвых гостей «Сьерра-Мадре».              Дальнейшей встречи в голове Вероники не последовало. Её надежды были вынужденно разбиты её собственным, жестоким решением. Она поняла, что начать всё заново она должна, но позабыв Кристин. Девушка пророчила себе совершенно другое будущее, хоть и менее счастливое, но такое, которое даст ей глоток свежего воздуха своей лёгкостью. Прошло слишком много времени, чтобы ворошить своё прошлое. Слишком много, чтобы что-то менять вновь.              И всё же несмотря на эти безотказные мысли, когда Вероника Сантанжело вернётся в «Лаки 38» и встретится с чистым, одетым в другую одежду Курьером, она случайно, сама того не желая, спросит о том, чтобы посетить «Сьерру-Мадре» вместе. Но ответ отважного путника, к её подсознательному сожалению, убеждает в правоте того, что начало её новой жизни должно быть именно в пределах Нью-Вегаса, а не в руинах гробовой тишины мёртвого и беспробудного казино.              — Покинуть это казино, впрочем, несложно, — сказал Курьер тогда.              Вероника внимательно вслушивалась в слова своего собеседника, но тот почему-то ничего не говорил... Он временно обратил своё внимание на плакат, изображающий выступление Дина Домино, всё ещё живого шоумена и певца, которое уже никогда не случится. Печаль отразилась в его глазах.              — Вернуться сложнее.