Have mercy

Когда ты видишь их в первый раз, честно говоря, ты принимаешь это все за какую-то большую и очень несмешную шутку. — Повтори-ка еще раз, — говоришь ты. — Возможно, — терпеливо повторяет рослый тролль перед тобой, — Он —единственный и последний шанс на спасение всего нашего вида. — Он? — переспрашиваешь ты, выразительно поднимая бровь. — Этот доходяга? "Этот доходяга" дергает подбородком и косится на тебя через занавешивающие его лицо грязные нечесаные патлы. Многие выглядят неаккуратно во время черт-бы-его-драл-апокалипсиса, но он — он просто вызывающе, прямо-таки ПРЕСТУПНО неаккуратен. Ты даже отсюда чувствуешь сладкий запах грязи, страха и, почему-то, разложения. — Покажи им, — говорит тот, кто назвался Эриданом Ампорой, Прогрессором. Его жаберные плавники трепещут, и от волнения его странный, какой-то волнистый морской акцент становится еще более раздражающим. Неаккуратный тролль только еще раз настороженно дергает подбородком. — Я сказал, покажи им, живо! Он хватает его за плечо, тащит к себе; тот вырывается, разъяренно шипит и отпрыгивает назад. — НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ, БЛЯДЬ, — и это первый раз, когда он говорит. — Посредник, — угрожающе говорит Прогрессор. — Ладно, блядь. Хорошо. Ладно. Он медленно задирает оборванный свитер: вот показывается кусочек бледной, известняково-серой кожи; Прогрессор нетерпеливо дергает его за руку, он снова шипит и тянет свитер дальше, открывая рваную рану на животе, обнажая вырванный кусок кожи и мышц на ребрах (ты чуешь белые пластинки реберного каркаса), следы укусов испещряют его грудь, заходят на шею, обхватывают грудную клетку извилистыми щупальцами. Он болезненно щурится. Ты вдруг понимаешь, почему от него несло запахом гнили. — Что случилось? — пораженно спрашиваешь ты. — Он — первый выживший после введения утраченной экспериментальной вакцины, — говорит офицер Ампора. — Восемь укусов. — Мертвые ублюдки сожрали пару моих ребер, — говорит его заключенный и бережно оглаживает самый страшный след укуса. — Заткнись. И все еще тролль. Когда я доставлю его в лабораторию, ученые ее Императорского Снисхождения смогут сделать вакцину. Вакцину, которой хватит даже на вас. Ты поднимаешь бровь еще выше. — Я смотрю, кое-кто тут у нас не очень-то толерантен к низшим кастам? Плавники Ампоры трепещут, окрашиваясь в нежно-фиолетовый цвет. — Я не... Канайя предупреждающе поднимает бензопилу. — Жизненно важно доставить его в имперскую лабораторию, — твердо повторяет офицер Ампора. — Важнее, чем жизнь любого из нас. Моя в том числе. Ты вздыхаешь и киваешь Канайе. — Посмотрим, — говоришь ты, — чем это кончится. Ты никак не можешь запомнить его имени. Он сидит, притулившись в углу машины, и поглядывает на всех настороженным взглядом из-под спутанных волос. Когда ему надоедают постоянно лезущие в глаза отросшие пряди, он пятерней зачесывает волосы назад, открывая симпатичный овал лица, высокий лоб, и ты чувствуешь... — Его кровь, — говоришь ты. — Это последствия вакцины? Зомби-вируса? Офицер Ампора презрительно щурится. — Он мутант, — говорит он. — Доктор Заххак говорил, что только потому вакцина не убила его, как всех остальных. На что-то эта падаль сгодилась. — Приятно, когда твои свершения оцениваются по заслугам, — саркастично подает голос падаль с заднего сидения, — и, главное, все помнят, что ты сидишь рядом. — Да бля, заткнись ты, — бросает офицер Ампора. — Вы прямо как старые любовники, — хмыкаешь ты. — Можно, вы будете устраивать свои черные подкаты в другом месте? Офицер Ампора начинает злобно оправдываться, а в зеркале заднего вида ты видишь, как лицо вашего подопечного искривляется в неподдельной гримасе отвращения — такого явного, что ты боишься, как бы он не сблеванул прямо на пол. Он держит себя в руках — в прямом смысле даже — обхватывает себя ладонями за плечи и отворачивается к окну. Сначала ты думаешь, что он просто боится. Он сидит поодаль от костра, на остывающем капоте машины, так, чтобы оставаться в тени, и сумрачно жует полоску сублимированного белка. На третий день ты понимаешь, что "страх" — не вполне точный термин. Он боится мертвецов (что вполне оправдало бы его на суде — парня чуть не съели живьем, к тому же, офицер Ампора настаивает на том, чтобы держать его безоружным) и высоты (тут ты бы не взялась быть адвокатом защиты, даже если бы они существовали на Альтернии), но Прогрессора он не боится. Он просто словно бы не хочет к нему прикасаться, словно может заразиться от него какой-то пакостью — еще большей, чем той, что течет по его венам. Когда он смотрит на своего конвоира, то на его ожесточенном лице проступает выражение какой-то неослабевающей ярости. Он молчит, когда офицер Ампора рядом. Когда он отходит, ты предпочитаешь, чтобы он молчал, потому что из его говорильного аппарата не исходит ничего, кроме едкого сарказма и, периодически, непечатных выражений. Ты бы с удовольствием оштрафовала его за неуважение к суду, но из всех судов в этом разлагающемся мире остался только военный. — Да сдохни ты уже, тварь, — яросто говорит Прогрессор и вбивает приклад в голову хрипящей тролльей женщине. — Мог бы просто пригласить ее на черное свидание, — роняет заключенный. — Хотя постой, даже она бы тебе отказала. Ты останавливаешь офицера Ампору за секунду до того, как он бьет прикладом еще и его. У него нет оружия, и ты полагаешь, что это вопрос времени, когда ваш ценный груз наконец-то загрызут — если, конечно, ему это причинит хоть какой-то вред. Обычно он стоит в стороне, ежась и зажимая уши ладонями, словно слышит что-то, недоступное вашему слуху (у него большие уши, думаешь ты, такими грех не услышать что-нибудь). Офицер Ампора категорически отказывается дать ему хотя бы нож — в основном из-за очаровательной привычки вашего заключенного пытаться совершить совершенно граждански неприемлемый побег. Ты бы сама граждански неприемлемо сбежала от офицера Ампоры, и судя по отсутствующему взгляду Канайи, которым она его периодически оглядывает, не только ты одна. Розовая луна Альтернии окрашивает вашу дорогу в цвет мутантной крови, и ты находишь его приятным на вкус, как вишневый сироп или, может быть, хорошее выдержанное вино. Заключенный поднимает голову, словно прислушивается к чему-то. — Мертвые, — роняет он. — Тебе-то откуда знать? — раздраженно спрашивает Прогрессор. — Один из моих многочисленных талантов, — говорит он. — А еще я умею смотреть вперед на дорогу, кретин. Ты только закатываешь глаза. Это становится привычным, а тебе всегда грустно привыкать ко всякой дряни — потому ты так ненавидишь ваш Апокалипсис. Канайя смотрит на тебя взглядом: "Может, мы все-таки от них избавимся и заживем припеваючи", но ты качаешь головой. — Остановка, парни. Такой затор наша машина не пройдет. Он сидит на крыше машины, обхватив колени руками, и пристально смотрит вниз. Иногда он вздрагивает, на особенно драматичных моментах вашего зомби-побоища — передергивается и сжимает виски пальцами. Пристальнее всего он смотрит на офицера Ампору. Ты замечаешь это даже несмотря на то, что большая часть твоего внимания рассеянна между кучей неживых ублюдков. Так выходит, что когда офицеру Ампоре прокусывают плечо, когда из его шеи вырывают кусок мяса, когда его безжизненное тело опускается на колени, чтобы тут же конвульсивно дернуться и подняться на одеревеневшие ноги, когда он издает сиплый, захлебывающийся кровью и черной жижей крик, в этот самый момент ты видишь не только его, но и пристальный взгляд вашего заключенного. Он смотрит прямо на вас, легонько шевеля губами, и на его искаженном (страхом?) лице отражается шок, но еще он улыбается. Самую малость, уголками губ. Это тяжелая улыбка тролля, который видит что-то очень неприятное, но вместе с этим крайне его греющее — вроде десятитонной плиты, только что свалившейся с неба на твоего ненавистного начальника. Вы с Канайей переглядываетесь, и она срубает офицеру (посмертно) Ампоре голову изящным жестом, пока ты ловко втыкаешь в лоб последнего оставшегося в живых зомби стилет. Заключенный спрыгивает с крыши машины, подходит к вам, ногой переворачивает скалящуюся голову Прогрессора. — Знаешь, — говорит он, — он был там. — Где? — рассеянно спрашиваешь ты, пока пытаешься решить, что тебе со всем этим делать. — Пока в меня заливали эту херню. "Объявлены добровольцами пактом Ее Императорского Снисхождения", — передразнил он. — Пока меня рвали на части, он просто съебался, кусок трусливого дерьма. Ты находишь несколько несправедливой такую яркую негативную окраску от тролля, который при виде любого трупа тут же забивается в угол и сидит там, пока все не кончится, но ничего не говоришь. Офицер Ампора и тебя бесит. Бесил. — Как там тебя зовут? — спрашиваешь ты вместо этого. Тролль поднимает голову, и ты снова видишь на его лице жесткую сардоническую улыбку. — Каркат Вантас, дорогая, — говорит он. — Раньше меня звали Посредником. Ты жмешь его ладонь — он неуверенно отдергивает ее назад, словно боится, что ты сейчас сломаешь ему руку. — Терези Пайроп, — говоришь ты. — Раньше меня звали Прокурором. — Когда мы перейдем к стадии, где ты даешь мне ключи от машины и я сваливаю подальше от этой миротворческой миссии по спасению всего тролльего вида? Ты делаешь вид, что задумалась. — Хм... Пожалуй, никогда. Полезай-ка в машину. Дорогой. — Погоди, мы так не договаривались. — Мы вообще ни о чем не договаривались, Вантас. И не вздумай отколоть со мной ту же зомби-вуду-штуку, ты меня понял? — О чем ты? — хмыкает он, но в машину все-таки покорно залезает. — У меня даже оружия нет. Ты думаешь, что некоторым, кажется, оружие и не нужно. Ты киваешь Канайе, и она понимает тебя с полуслова. — Присматривать за мистером Конгениальность, — соглашается она. — Как насчет наручников? Ты задумчиво смотришь на обезглавленное тело офицера Ампоры. — Пожалуй, нет, — говоришь ты. — Пожалуй, все-таки, нет. Офицер Ампора тебе не нравился. Ты думаешь, что пока вы с мистером Конгениальность сходитесь в отношении к троллям, которые вам не нравятся (например, вопиюще противозаконно хотят на вас напасть), ты готова его терпеть. До лаборатории, конечно же. — А завтрак у нас планируется, мисс Пайроп? Или, может, все-таки не так долго. — Заткнись и смотри на дорогу. — Есть, мэм. — "Заткнись" было ключевым. — Так точно, мэм. — Ключевым. — Ничего не могу с собой поделать. — О гогже. — Возможно, скоро вам всем придется говорить «О, Посредник». Спаситель, помнишь? Постепенно ты начинаешь понимать офицера Ампору. Кажется, поездка намечается долгая.