Определения

Горячие лучи солнца скользят по нежным, прозрачным занавескам, лениво растекаясь по стенам и кровати. Из открытого окна доносится слишком много шума: восклицания туристов-иностранцев, трещание и скрежет машин, гвалт продавцов бакалейных лавочек, расположенных на первом этаже, крик чаек, — но меня сейчас это вовсе не напрягает. Здесь, в этой маленькой комнатке, имеющей лишь кровать да странный фикус в углу, царит тишина, которую я создал ради Скай. Лишь наши сердцебиения и её еле уловимые сонные вздохи разрушают эту безмятежность. Вокруг так спокойно и необычно радостно, что с нескрываемой улыбкой я накрываю девушку хрустящим одеялом, утыкаюсь носом в её растрепанные белокурые волосы и закрываю глаза. 12 часов назад. Опиа. Я сижу на подоконнике, спиной к раскрытому окну, через которое пробивается прохладный воздух и далёкий шум волн, и перебираю в руках наши полароидные фотокарточки. Жаркий день на пляже, проведенный за строительством замков из песка и непрекращающихся поцелуев в прохладной воде. Вечер в парке аттракционов, где всё сияет неоном и блестит огнями; но больше всего на фотографии ослепляет она и её нескрываемая радость. Ночная прогулка по парку, где я учу её кататься на скейтборде, после которого она разбивает коленки и локти. Следом фотография — она, вся в разрисованных пластырях. После этих снимков, что вызывают улыбку, идут следующие, наполненные, по её словам, эстетической нежностью. Наша комната, освещенная лишь несколькими свечами, в середине сидит она, улыбающаяся от стеснения и наивности происходящего. Следующая фотокарточка — её улыбка, такая искренняя и пленяющая, без изъянов и идеальности, такая простая, но завораживающая своим тайным волшебством. Я не дохожу и до середины стопки фотографий, когда дверь в комнату открывается. Она стоит в дверях, мутно подсвечиваемая лампой из коридора. Небрежный пучок на голове, который через секунды превращается в россыпь непослушных золотистых прядей; и милое лёгкое платье, идеально подходящее под погоду города. — Я так скучала, — всего пару шагов и она возле меня, кладёт руки на шею и наклоняет голову так, чтобы заглянуть мне в глаза. Я откладываю фотографии на подоконник, и, притягивая её ближе к себе за талию, поднимаю голову. Её взгляд… Он как всегда чего-то жаждущий, но при этом по-детски чистый и светящийся радостью. Она не умеет врать, но угадать её чувства можно только по глазам, что всегда горят, словно солнце. — Это лучший опиа, что я когда-либо испытывала, — она томно вздыхает и кладёт голову на моё плечо. На момент, когда она вновь упоминает своё несуществующее определение, сказка искажается, но это быстро проходит и я снова погружаюсь в эту идиллию. — Твои глаза… они всегда напоминают мне влюбленное небо. Знаешь, такое… нежно-розовое, плавно переходящее в жёлто-голубое. Кажется, не существует оттенка, который может это описать… Через секунду комната вновь наполняется её звонким голосом. — Знаю! Почему бы нам не присоединиться к какой-нибудь группе туристов в горах или самим не сходить в поход, чтобы вечерами наблюдать за небом в поисках именно такого странного, но волшебного оттенка! Всё, завтра же и займусь этим. — Я… — сделав осечку, я замолкаю на момент, — люблю все твои безумные идеи. Закрыв глаза и прижав девушку еще ближе к себе, я целую её в лоб, и так мы стоим еще долгое время. 10 часов назад. Джоуска. Как всегда наш ужин перевалил за полночь, и как всегда состоит из китайской еды, купленной в магазине двумя этажами ниже. Мы сидим на полу у окна, разговаривая о прошедшем дне, изредка рассматривая ночное небо с блестящими тучами и мелкими бусинками среди них. — Так странно, — медленно проговаривает Скай, откладывая в сторону упаковку с лапшой, — я весь день думала о том, что мне сказать тебе. В своей голове я создала столько вариантов нашего разговора, что в какой-то момент мне стало даже плохо, представляешь, — на этот моменте она разразилась хохотом, — эта джоуска сводит меня с ума! — Что? Джоуска? — я прекрасно понимаю о чём она, но задают этот вопрос, чтобы взять для себя секунду паузы и не сорваться на Скай из-за её странных слов. — Да! Ну, знаешь, чувство, когда невольно прокручиваешь в своей голове гипотетический разговор? — она смотрит на меня своими сияющими глазами, пытаясь вынудить из меня ответ: я киваю, пытаясь скрыть своё недовольство. — Но мы не пошли ни по одному из вариантов. Это радует и пугает. 8 часов назад. Паро. Я люблю сидеть с ней по ночам и разговаривать обо всём, что взбредет в голову. Мне никогда не хватит сил и слов, чтобы сказать ей насколько мне важны подобные моменты, проведенные вместе; насколько я завишу от её странных мыслей, иногда так вдохновляющих, но вместе с тем переходящих черту, что прочертил я сам; насколько я люблю её, начиная от родинок в виде маленьких треугольников, заканчивая манерой говорить и привычкой закусывать губу или танцевать под каждую услышанную песню. — Что-то не так? — Скай проводит ладонью по моей щеке, вновь пытаясь заглянуть в глаза. — С чего ты взяла? Всё отлично, — мои пальцы скользят по её, вырисовывая странные, запутанные линии. — Меня не оставляет паро… То есть… Я не могу перестать думать о том, что сегодня я веду себя как-то не так. — Прекрати, — как можно спокойнее и нежнее произношу я. — Ты сегодня иначе смотришь на меня… С каким-то упрёком, особенно когда я говорю о своих переживаниях. Я словно говорю что-то не то, и ты боишься меня остановить… Ты позволяешь мне пересечь черту и достичь точки не возврата. Я разве не права? — в её голосе слышится печаль и страх, подобный тому, что бывает перед неизбежным, судьбоносным шагом. — Нет, Скай, ты не права. Внутри тебя штормящий порыв мыслей и вряд ли существует черта для них. Ты давно её стерла и сейчас мы вместе в этом урагане странных и сумбурных идей, к которым я привык и которые я полюбил. Она смеётся, но сейчас это тихо и сдержанно, видимо, она не верит моим словам. Впрочем, не проходит и пяти минут, как прежняя Скай возвращается, хватает из сумки полароид и делает фотографию. — Надо запоминать как можно больше! — после этих слов она встряхивает снимок, на котором проявляемся мы с ней. Её глаза, что обжигают даже через бумагу, и моя странная гримаса, немного расплывчатая, но не менее счастливая. 7 часов назад. Эллипсизм. Пару минут назад мы переместились на кровать. Уставшие и обессиленные, мы буквально нашли приют среди мягких подушек и лёгкого, как вата, одеяла. — Как продвигается твоя книга? — неожиданно спрашивает Скай. — Я… Ничего не пишу, — со вздохом сообщаю я. Ей не нравится, когда я перестаю писать, потому что «в это время я упускаю много гениальных мыслей». — У меня нет идей для финала. Я хочу сделать что-то необыкновенное, но… выходит всё не так. — Как думаешь, каков будет наш финал? Ты придумываешь концовки к разным историям, продумываешь чувства и мысли героев в самом конце, но думал ли ты о нас? Как это будет? Больно? Неизбежно? Страшно? — Я не думаю об этом, потому что я не пишу эту историю. Наши отношения — это то, что я не хочу окрашивать в свою писательскую действительность. Если нам и будет суждено расстаться, то я не хочу думать об этом сейчас, когда я безумно счастлив. — Меня не отпускает эллипсизм. Когда я читаю твои наброски, которые никогда не будут опубликованы, я сгораю от мысли, что так никогда и не узнаю финала именно этой зарисовки. И ты представить не можешь, что со мной творится в те моменты, когда я задумываюсь о нас. Волна радости и влюбленности сходит и я погружаюсь в мысли о нашей концовке. О, как бы я хотела заглянуть в будущее, чтобы знать, как сильно обожгусь об тебя или утону, или как больно разобьётся моё сердце. — Скай, — я больше не могу себя сдерживать. — Прекрати. Зачем тебе это? Ты счастлива, так зачем ты мучаешь себя подобными мыслями? Что если наша история не закончится? А если и закончится, то какая разница как? Главное, что сейчас, именно в этот момент времени и в этой точке вселенной, мы вместе, влюбленные и счастливые. — Что ты имеешь ввиду? — она приподнимается на локтях и смотрит на меня. — Я… хочу сказать, что это бессмысленно. Да, ты говоришь важные и интересные мысли, но всё чаще я слышу то, что не имеет важности, а лишь разрушает тебя изнутри своей назойливостью. Что не так с тобой? Почему ты так сильно погружаешься в эти чувства, которые не… — Остановись, — одним словом она не только перебивает меня, но и спутывает все мои мысли, которые я с таким пылом хотел ей выдать весь вечер. — Я не хочу слышать об этом. Мои мысли — часть меня, так что ты… ты не принимаешь меня? — Скай! — я шумно вздыхаю и сажусь на кровати. — Я люблю всё, что ты мне говоришь, но я так устал от твоих определений, которых даже не существует. Ты ежедневно придумываешь мир в своей голове с особыми правилами и законами, к которым я привыкаю каждый раз. Но я не могу смириться лишь с тем, что ты уже начинаешь страдать паранойей, выискивая во всём свои чувства, для которых нет правильного слова. Опиа, паро, джоуска. Что еще, Скай? Что?! Хватит! Ты не находишь в этом сумасшествие? Ведь все эти неописуемые чувства можно описать! Влюбленность, страх, неопределенность, печаль. Это всё чувства, зачем их разделять на маленькие кусочки и давать странные названия? Скай… — Я поняла тебя… Ты считаешь меня сумасшедшей… Что ж, хорошо. Она берет с пола сумку, и, словно в лихорадке, пытается сложить в неё все вещи. — Ты же сама знаешь, — вырывается у меня и сразу же жалею о своих словах. — Что?.. — она останавливается и её голос дрожит. — Ты хочешь упрекнуть меня в том, что я два года назад проходила курс реабилитации в клинике? Поверить не могу… — Я не хотел… Я просто… — Что? Хватит оправдываться. Говори правду, потому что я действительно устала жить с недоумением, если выражаться твоими определениями, не зная, как правильно высказаться или что-то сделать. Я устала чувствовать стеснение за то, что отличаюсь, за то, что на мне висит клеймо пациентки психиатра. Зачем тогда всё это изо дня в день, если тебе всё это не нравится? Я пытаюсь разобраться в тебе, понять каждую твою мысль и слово, в то время как для тебя я открыта полностью. Но… именно это тебе и отвратно? Я молчу, потому что вновь зашёл слишком далеко. Запутавшись в своих мыслях, я путаюсь и в её словах, переставая понимать то, что она хочет до меня донести. Всё же черта есть и мы уже далеко за ней. 6 часов назад. Гноссиен. Она смотрит на меня, изнемогая от переполняющих её чувств и подступающих слёз. Ещё мгновение, лишнее действие или слово, и она скроется, убежит и навсегда исчезнет в одной из своих комнат, что она создала в своей голове. Руки дрожат и всё тело вздымается от редких глубоких вздохов, словно воздуха катастрофически мало. — Ты должен уйти, — голос наполнен пугающей паникой, но я не делаю и шага назад. — Я тебя не знаю! Ты никогда не сможешь впустить меня полностью в своё сердце, потому что там нет места для кого-либо. В твоей голове миллион мыслей, но я не знаю даже, что ты думаешь обо мне. — Скай, ты должна выслушать меня, прошу, — я поднимаю руки, чтобы дотронуться до её плеча, но она тут же отходит. — Что ты мне скажешь? Я любила тебя на протяжении двух лет! И всё это время меня пожирает это гнетущее чувство, что ты навсегда останешься для меня закрытой книгой. Я хочу утонуть в тебе, но ты никогда не позволяешь мне зайти глубже, словно там, дальше в твоём разуме и душе, есть что-то, чего я знать не достойна. Я устала… Просто… уйди. — Нет. Я готов помочь тебе во всём, что только взбредёт в твою голову, сделать что-либо, но не это. Я не уйду, не оставлю тебя. Она сорвалась. Слёзы хлынули из глаз, отчего она быстро закрыла лицо руками. Всего пару секунд она продержалась на ногах, после чего бессильно села на кровать, сжавшись всем телом и полностью закрывшись от меня. Я выдыхаю и сажусь у её ног, упираясь лбом в её острые колени. — Я никогда не считал тебя сумасшедшей, — тихо начинаю я. — Я люблю твои странные рассуждения и идеи, но иногда… ты сама уходишь куда-то далеко в свои мысли, что я просто перестаю понимать тебя и видеть нужность и важность в твоих словах. То, как ты мыслишь и то, как ты смотришь на мир — уникальность, но я сдаюсь, когда эта уникальность превращается в недопустимую для меня вещь. Все эти твои странные слова, определения чувств — это же не важно. Любовь есть любовь, страх есть страх, радость есть радость. Так зачем давать всему этому иное название? Это же ничего не меняет. Я люблю тебя вне зависимости от всего этого, но я правда не могу смотреть на то, как ты погружаешься в свои размышления, придумывая что-то совершенно не имеющее смысла. Остановись… Иначе ты загонишь себя в угол. Она смотрит на меня и теперь в её глазах нет ни сияния, ни радости, ни огня, лишь печаль, разъедающая всё тело. Через минуту её холодные дрожащие руки снова обвили мою шею, а горячие солёные от слез губы нежно поцеловали мои. — Я не могу остановиться. В голове так много мыслей, которые рвут меня на кусочки, и мне просто необходимо следовать им, чтобы не оглохнуть или не сойти с ума… окончательно. Сейчас. Аккуратно я перебираю пальцами её волосы, боясь лишним движением нарушить сон. Моя любовь к ней испепелит нас обоих. Меня за то, что я так никогда и не смогу до конца понять её, влюбляясь всё больше в её странности, что меня так иногда раздражают. «Когда она проснётся, ей стоит придумать и этому чувству, соединяющему в себе ненависть и любовь, определение», — проносится в моей голове. Её эта любовь испепелит за то, что она так отчаянно любит меня, изо дня в день проживая все эти ссоры вновь. Она называет это Ригор Самса — психологический экзоскелет, что защищает её от переживаний и тревог. Почти каждую ночь мы ссоримся, доходя до точки не возврата, но потом я опускаю руки, делаю шаг назад и всё возвращается на круги своя. Утром мы просыпаемся вместе всё также влюбленные и счастливые. Только её экзоскелет стирает все плохие эмоции, делая меня всё таким же хорошим и понимающим, а я остаюсь наедине со своими воспоминаниями, пожирая себя внутри.