Обещание быть собой

      Ночь была тихая и спокойная. В открытом окне виднелось темное звездное небо и доносились едва различимые песни цикад. Все будто располагало к гармонии и умиротворению, заставляя всех в замке поддаться соблазну сновидений.       Но к Карин сон все не шел.       Она ворочалась на постели, пытаясь устроиться поудобнее на прохладных простынях, хотя прекрасно осознавала, что дискомфорт исходит изнутри – не одеяло путалось в ногах, а мысли в голове.       Вот что с ней происходит в последнее время? Что за странное поведение капризной девицы, которой Куросаки отродясь не была?       О, как бы она хотела скинуть всю вину за свои поступки и слова на одного столь же капризного и себе-на-уме парня. Он ведь тоже виноват – то издевается, дразнит и подкалывает, то строит из себя недотрогу, эдакую ледяную принцессу-несмеяну. Когда Карин поступает так, как считает правильным – он ругает ее за безрассудство и неосторожность, а когда подчиняется его приказам, послушно все выполняя, – подозревает ее в каких-то замыслах и заговорах и дразнит разными фразами. Мол, неужели настал тот день, когда сама Карин снизошла до подчинения здравому смыслу, или как он рад столь огромной чести, как распоряжаться ее действиями. Будто Куросаки хоть раз высокомерно задирала нос из-за своей значимости в судьбе королевства. Она оказалась достойной – ее выбрали. Можно подумать, духи бы обратили на нее внимание и одарили своей милостью, если бы она от такой чести возомнила бы себя выше всех.       Возможно, иногда она требовала каких-то поступков, связанных с ее предназначением или статусом, но считала это вполне оправданным – она не могла переодеваться под пристальным взглядом мужчины, даже сконцентрироваться не могла, что уж тут говорить о более серьезных вещах. Да, это была его прямая обязанность – обеспечение ее безопасности, но не настолько же буквально, что и на секундочку нельзя покинуть поле зрения телохранителей. Что ей, нужду в лесу справлять на виду у всех? Она вполне способна защитить себя от ловушек и грабителей, как-то же добралась из своего городка до столицы, не пальцем деланная.       То ей нельзя, это не трожь, далеко не отходи, силой не пользуйся. А как она учиться ее контролировать будет? Ага, под присмотром. Не того ли взгляда, который ее смущает до кончиков пальцев, мешая сконцентрироваться?       О духи, ну и поганец. Знает же прекрасно, видит, что она не может сосредоточиться, когда он на нее так пристально смотрит. Наверное, он просто наслаждается ситуацией. Упивается, довольный собой, что может довести до такого состояния человека одним взглядом. А все остальное время делает серьезный вид, будто они действительно тут мир спасают от порчи.       Хотя… ей наверняка все кажется. Она же не раз спрашивала остальных членов ее отряда – никто и усомниться не подумает в безупречности поведения их капитана.       Карин даже знает причину всех своих проблем, всех фантазий и мыслей, которые не дают ей заснуть и даже во сне тревожат.       Если говорить кратко – во всем виноват Он.       Если говорить честно – во всем виновата Она.       Если говорить откровенно – во всем виноваты ее чувства к нему.       Не было бы чувств, то исчезли бы смущение, злость, досада, нервозность, ревность к собственным товарищам по команде за обычную похвалу. Было бы так просто и легко. К сожалению, в ее семье упрямство было отличительной наследственной чертой, а уж когда дело дошло до веления сердца… от этого выбора просто невозможно отказаться.       Вторым же камнем преткновения был сам воин. Если бы он был с ней сугубо профессионален, она наверняка смогла бы ужиться с безответными чувствами, сосредоточившись на миссии. Или если бы он открыто выказал ей свою благосклонность, да даже отказал бы, прекрасно замечая стремления ее сердца, Карин было бы легче. Больнее, но намного проще жить, зная ответы на свои вопросы, чем изводить себя мыслями каждую ночь. В фразе «несбыточные надежды» самым болезненным словом являются именно «надежды».       Вот и снова она крутится под тонким одеялом, пытаясь подумать о чем-то другом. Например, как завтра пойдет тренироваться – они наконец-то прибыли в замок. Здесь есть специальный купол, внутри которого Карин может тренировать контроль своих сил без опаски и наблюдения. Она даже может взять туда пару кинжалов и попрактиковаться с ними с перерывах основной тренировки. Вот о чем она должна думать, а не о снежных блондинах с потрясающего цвета глазами.       Легче, естественно, сказать, чем сделать. Ведь о тренировках она думала весь день, придумав подробный план и даже организовав свой завтрашний день. Стоило же ей лечь в постель, как в голове тут же начали всплывать воспоминания прошедшего, начиная с утра и до этой самой секунды. Что она говорила, кому говорила, как говорила и тому подобное. Отучить себя от этого не выходило никак, хотя Карин честно старалась придумать более интересные занятия – ни книги, ни песни, ни подсчет звезд на ночном небе, ни представления другой жизни не спасало от навязчивых мыслей.       Единственное, что еще не попробовала юная Куросаки, так это прогулка. Конечно, по лесу ей никто бродить одной не даст. Зато теперь она не находилась под контролем дозорных – в замке есть стража, но она не станет покидать свой пост и следовать за ней. Так что возможно ей удастся найти что-то интересное или хотя бы просто прогуляться, прячась от той самой стражи в качестве небольшой тренировки скрытности.       Ну и кого она пыталась обмануть? Как можно было наивно предположить, что прогулка по замку послужит хорошим отвлечением внимания от желаний сердца?       Карин едва не простонала, стиснув зубы. Она прекрасно знала, куда вел коридор, до которого она прогулялась. Хорошо еще она очнулась до того, как прошла по нему, попадая в северное крыло замка. Ну вот почему она не осталась на своем этаже? Кто ее просил спускаться вниз?       Повернувшись к открытому окну, Куросаки обхватила себя руками и выглянула наружу. Днем было довольно тепло, но вот сейчас по замку гулял неприятный холодок, то и дело заставляющий одетую в одну ночную сорочку девушку покрыться гусиной кожей. Распущенные волосы хоть немного скрывали шею и плечи от настойчивого сквозняка.       – Дура-дура-дура-дура, – зашептала Карин. Если ее увидят в таком виде – наверняка поползут какие-нибудь слухи. Приличной девушке негоже шастать в таком виде ночью. Так только от любовников возвращаются.       Или к любовникам идут.       Девичий взгляд мигом метнулся к окнам северного крыла на этом этаже. Свет нигде не горел, но Карин едва не вскрикнула, разглядев в одном из проемов почти светящиеся в лунном свете белоснежные волосы.       Она тут же присела, чтобы ее не было видно. Сердце стучало так, будто выбивало «по-па-лась» и «ду-ра», заглушая даже шелест рваного дыхания. Она же не делала ничего постыдного, почему прячется?       Ага, как же, не сделала. Ее здесь и быть не должно, вот пусть и прячется. Тем более, если он ее увидит, то вопросов не оберешься.       Карин избегала его все время после вчерашнего утреннего инцидента. Не просто пряталась, а убегала как от огня, хотя капитан несколько раз настойчиво просил ее поговорить с ним. Даже снизошел до ее уровня идиотки и преследовал, пока она не спаслась трусливым и позорным способом – время уже было вечернее, вот она и выпалила, что идет принимать ванну и очень устала. Еще и голос был злобный. Ну конечно, она же так старательно убегала, все приемы хитрые и ловкие использовала против него, но воина ничего не взяло.       – Ну какая же я дура, – выдохнула Куросаки, немного успокоившись. Шагов она не услышала, значит, капитан ее не видел.       Да и вряд ли захочет после таких выкрутасов. Ей нужно извиниться, хотя бы ради миссии, чтобы между ними могли бы быть адекватные деловые отношения. Она полезла не в свое дело, тем более с такими претензиями, будто никто не имеет права и шагу ступить без ее ведома.       Разве после такого она может показаться ему на глаза? Да она со стыда сгорит, проплавив дыру под ногами и провалившись в нее.       Духи, как же она ненавидит его. Этот парень заставляет ее чувствовать то, что она не испытывала раньше, и вести себя так, как никогда не вела. И это совсем неприятное ощущение – не суметь сдержать эмоции и говорить прежде, чем думаешь.       Карин никогда не была такой – капризной и взбалмошной. Их с сестрой растили по-другому, не в той обстановке, в которой содержат холеных кисейных барышень. Она – воин. Она умеет и будет сражаться за то, что ей дорого, за то, что считает правильным. Куросаки не убегают и не отступают – это то самое наследственное упрямство.       И поэтому Карин начинала думать, что перестает быть собой.       Это пугало даже сильнее, чем перспектива быть навсегда отвергнутой. Потому что Карин Куросаки сможет пережить отказ. А вот эта сахарная мадемуазель зальется горькими слезами и растает, послав к праотцам их миссию.       – Хватит беготни. Если он все еще не спит – иду, – решительно кивает Карин Куросаки и поднимается, выглядывая в окно.       Милый сердцу воин все еще там. Карин видит, как он потирает и разминает шею, ерошит волосы на затылке. Она знает, что так капитан пытается избавиться от усталости и навязчивых мыслей. Нетрудно догадаться, кто является виной его бессонницы.       Она с некоторой спешкой тихо шагает по коридору, сворачивая вправо. Боится, что он вдруг решит все-таки лечь спать – время уже позднее. Еще боится, что силы и решимость покинут ее, оказавшись обыкновенной бравадой.       Карин знает, что именно должна сказать. Чтобы объяснить свое поведение и покончить с бессонными ночами, она должна признаться в своих чувствах. После она наверняка получит отказ. Главное, чтобы все прошло мирно, без подколок с ее стороны, без предвзятого мнения к каждому его слову.       – В этот раз я не сбегу, Хитцугая, – как последнее наставление перед боем прошептала Куросаки.       Дверь отворилась бесшумно, несказанно удивив девушку. План развития событий не выдержал проверки самым первым пунктом. Херовый, оказывается, из нее стратег.       – Тоширо, – тихо позвала девушка.       Хитцугая даже не вздрагивает от неожиданности. Словно ждал ее или уже различил по шагам в коридоре ее приближение.       Когда он тянется к столу в углу возле окна, Карин моментально останавливает его от свершения задуманного:       – Не зажигай.       Вышло торопливо и испуганно, но в ее случае это вполне логично. Если он зажжет свечу, то увидит в чем она к нему пришла. А это в любом из вариантов развития событий не играет в ее пользу.       – Я думал, ты пришла поговорить. Карин, нам нужно поговорить, ты же…       – Умолкни, прошу тебя, – с толикой досады обрывает его речь девушка. Если она услышит от него еще слово, этот хриплый голос прогонит всю решимость. Она уже ощутила дрожь, предвещающую ее поражение.       – Раз так… тогда вам пора спать, миледи.       И снова старая добрая знакомая – ледяная принцесса, язвительным холодным тоном завершающая их разговор, оставляя последнее слово за собой. С одним-единственным отличием – в этот раз в голосе сквозила еще и вселенская усталость.       Как будто сама Карин не устала от всей этой ситуации.       Поэтому она раздумывает лишь мгновение – уже поняла, что облечь в слова свои чувства сейчас не сможет. Пока Тоширо не предпринял решительных мер, выпроваживая ночную гостью, она сокращает расстояние между ними и обхватывает его лицо ладонями, прижимаясь своими губами к мужским. Ее поцелуй – всего пара движений, но когда Куросаки хочет отстраниться, не почувствовав ответа, Тоширо прижимает ее к себе и целует сам.       Карин не может поверить – на нее водопадом обрушивается масса ощущений, заставляя растеряться. Она неуверенно и заторможено отвечает на ласку чужих губ, пытаясь абстрагироваться от ощущения гладкой теплой кожи под пальцами. Несмотря на весь свой ледяной вид, Тоширо невероятно теплый, почти горячий для замерзлой Карин, заставляя ее тело дрожать от контраста.       Вот теперь можно смело зажигать свечу, потому что Хитцугая наверняка почувствовал, насколько тонкая ночная сорочка и что под ней ничего нет. В свое оправдание Карин может сказать, что совершенно не ожидала такого исхода событий, склоняясь больше к отказу, чем к благосклонности.       Поцелуй длится, кажется, вечность, но Карин и этого мало, чтобы окончательно удостовериться в реальности происходящего. Даже блуждающие широкие ладони по ее спине, пояснице, талии вселяют совсем небольшую уверенность. Если она выйдет из этой комнаты, то завтра будет думать, что ей все показалось, приснилось и померещилось точно так же, как она придумывала все его язвительные выпады в свою сторону во время их путешествия.       Поэтому она совсем не против, когда действия мужчины становятся более агрессивными и напористыми, когда его язык начинает хозяйничать на ее территории, губы подвергаются укусам, а те самые широкие ладони спускаются на ягодицы, сжимая их. Карин все нравится – она сама прижимается к нему, зарывается пальцами в мягкие волосы и не желает разрывать жаркого поцелуя, умудряясь дышать в мимолетных перерывах или через нос. Его запах, тепло и действия кружат ей голову настолько, что Куросаки только обрадовалась, почувствовав, как сорочка задирается, давая непосредственный доступ к девичьему бедру горячей ладони. Карин откинула голову назад, позволяя покрывать поцелуями свою шею. Стоило Тоширо легонько укусить ее за мочку уха, как девушка незамедлительно отреагировала едва слышным стоном.       Однако и этого хватило, послужив сигналом для капитана.       Карин не совсем поняла, почему все ласки мигом прекратились. Может, он подумал, что сделал ей больно? Вот глупый. Была бы на нем рубашка, так Карин схватила бы его за грудки и притянула обратно для продолжения. Но, поскольку такового предмета одежды на мужчине не было, пришлось открыть глаза и посмотреть на него.       Взгляд Тоширо заставил ее немедленно покрыться мурашками и осознать на пороге какого действа они оказались. Куросаки никогда не отступают, но в таком деле лучше не спешить. Они и так уже много… сказали друг другу.       Хитцугая прекрасно увидел ее растерянность, поэтому усмехнулся и обнял ночную гостью, целуя черноволосую макушку.       – Только не говори, что завтра снова будешь избегать меня, – еще более хриплый, чем обычно, голос послал знакомые вибрации по ее телу.       – Вполне возможно, – спустя минуту молчания откровенно ответила девушка. Завтра ей все будет казаться сном, заставляя стыдиться своих фантазий, что и повлечет за собой новый забег от него.       – Кар-рин, – вполне логично, что мужчине это не понравилось, о чем он дал понять своим рычанием. Что ж, Карин его понимает. Но не может она сказать, что не властна над собой, когда его видит. Если позабыть про стыд и фантазии, то он просто вызывает жгучее желание либо прижаться к нему как можно ближе, либо убежать от него как можно дальше. Одновременное воздействие таких противоречивых желаний ее жутко злит, поэтому в довесок ей хочется наказать Тоширо за такое влияние на ее персону. Ему же даже ничего делать не надо. Может и не смотреть на нее вовсе, а Карин уже так реагирует.       Вот и выходило, что желание убежать и наказать – теперь вспомнить и про стыд со сновидениями – сплетались воедино, отчего она все время старалась улизнуть, изводя не только мужчину, но и себя.       Скажи она такое Тоширо, он наверняка до конца жизни (скорого конца) ходил бы довольный как кот и гордый как павлин. Чем бы бесил ее еще больше.       Нет уж. Лучше хорошо подумать и облечь свои чувства в менее опасную формулировку.       – Когда я проснусь утром, мне все может показаться сном, – пробурчала Карин.       – Охотно верю, – понимающе хмыкнул мужчина, начиная поглаживать ее спину пальцами.       – Думаешь, мне еще не надоела эта беготня? Я устала не меньше тебя.       – Ты во мне не уверена?       Это звучало как «ты мне не доверяешь».       – Что? Нет! Конечно нет. Просто…       Опасность! Всем словам немедленно покинуть голову!       – Просто…? – ожидая услышать продолжение, протянул Хитцугая.       Просто боевая Куросаки Карин совершенно по-девичьи смущается.       – Можно я останусь с тобой сегодня?       Кто-то сказал смущается? Сотрите-выкиньте-забудьте. Ночная мгла именно так поступает со смущением и робостью.       Едва услышав вопрос, Тоширо замер, даже дышать, кажется, перестал. До Карин очень медленно дошло, как он мог воспринять эту просьбу – как желание продолжить.       – Это не то, о чем ты подумал, извращенец! – она дернулась в попытке выбраться из объятий, но ничего не вышло. – Отпусти.       – Ты же никуда не хотела уходить секунду назад, – насмешливо и с хитринкой в тоне парировал капитан.       – Я передумала, – Куросаки все же перестала брыкаться.       – Поздно. И не дуйся, твои слова звучат невероятно провокационно, когда ты одета в очень тонкую сорочку на голое тело.       – Я не могла заснуть и пошла прогуляться.       Ее бурчание вызвало еще одну усмешку:       – Хорошее оправдание, вот только для ночной прогулки ты слишком далеко отошла от своей комнаты.       – Ничего подобного, – это не «слишком далеко». Она же не в другом конце замка, а всего лишь чуть-чуть ниже своих покоев.       – Твоя комната этажом выше в трехстах шагах отсюда.       – Ты что, считал? – фыркнула в неверии Карин.       – Хватит ворчать, просто признай, что соскучилась. Все-таки так старательно бегала от меня последние два дня.       Куросаки не ответила, но ее объятия стали немного крепче, красноречивее любых слов показывая правду.       – Придется все же зажечь свечу, чтобы расстелить постель.       – Хорошо, – просто согласилась девушка, хотя ей и хотелось задать вопрос, неужели он даже не пытался лечь спать, раз не разобрал постель.       – Я могу лечь рядом?       – Да, – еле сдержав незамедлительное «конечно».       – Отпустишь? – спросил, но даже не пошевелился, чтобы ослабить ее хватку.       – Хорошо.       Тем не менее, Карин выполнила это не сразу. Ее промедление вызвало широкую улыбку на лице Тоширо, хоть он и отвернулся, скрывая ее.       – Знаешь, если ты будешь такой послушной и кроткой, то я не смогу сдержаться, – он ловко увернулся от тычка в ребра и засмеялся, подходя к кровати и сдергивая покрывало.       Пожалуйста. Стоило ей выполнить и согласиться со всем, как он тут же ее подкалывает.       – Знаешь, если ты будешь таким засранцем и наглецом, то уже я не смогу сдержаться, – пригрозила Карин, но улыбка Тоширо стала только шире – в свете свечи она как раз отчетливо увидела это.       – Должен же кто-то из нас делать первые шаги.       – Я поцеловала тебя первой, – сказала Куросаки и тут же захотела прикусить себе язык.       В голове Тоширо наверняка проскользнула мысль подразнить ее по поводу качества и длительности поцелуя, но он решил, что это уже слишком. Он же еще хочет жить, верно?       – Поэтому я и решил, что теперь мой черед. Иди сюда, – он похлопал по кровати, приглашая присоединиться.       Карин без всяких пререканий тут же воспользовалась приглашением, буквально впрыгивая под одеяло, желая побыстрее согреться. Хитцугая развернул ее к себе спиной, обнимая и укутывая своим теплом. Затем последовал поцелуй в затылок и хитрый шепот:       – Если не сможешь заснуть – буди. Найдем занятие поинтересней.       Карин злобно запыхтела, желая повернуться лицом к паразиту, который почувствовал власть над ней и стал уже откровенно издеваться, не стараясь обставить все таким образом, чтобы к нему нельзя было предъявить никаких претензий. Провалившись в этом начинании, она постаралась хотя бы пихнуть его локтем, но Тоширо предугадал ее действия – знал же, чего добивается – и сжал в объятиях не давая пошевелиться.       – Рада, что ты развлекаешься, – фыркнула девушка, злясь не только на мужчину, но и на себя. Если бы лучше себя контролировала, а в идеале – прекратила вспыхивать будто спичка от одного его слова, то не так весело было бы издеваться.       – Прости, – он поцеловал ее снова. – Я просто не могу поверить, что это ты пришла поговорить, а не кто-то другой под твоей личиной пытается добраться до меня.       – Убедился?       – Да.       И прежде, чем она смогла придумать какую-нибудь язвительную фразу, Тоширо осторожно убрал ее волосы с шеи, прикасаясь губами к тонкой коже.       – Пообещай, что больше не будешь убегать от меня, Карин, – серьезный шепот опалил ухо. Несколько секунд она потратила, чтобы прогнать мурашек, щекочущих кожу.       – Я никогда больше не убегу, Тоширо.