термодинамическое равновесие

      После проигрыша в Токио Карасуно возвращается кардинально иной и ломаными льдинами идет по течению вниз.       Ойкава, разумеется, ни за что не признается, что смотрел каждую их игру по ТВ. Но Ойкаву — стойкого капитана Аоба Джосай — пугают смутно заметные в стремительно сменяющихся кадрах лица павших (другого слова не подобрать). Ойкаву пробирает неприятный холодок от аккуратных нулей Карасуно в обоих сетах. Они вылетают из весеннего турнира на первой же игре.       Иваизуми считает, что сейчас их главная беда — третьегодка Даичи. Капитан — фундамент команды. На нем должна держаться вся конструкция. Но капитан Карасуно сломлен.       Тоору считает главной проблемой Карасуно пустые глаза Хинаты Шое.       Ойкава думает о ставшей бесполезной приманке воронов слишком много и спустя время замечает собственные нервные попытки убедить себя в том, что такой энергичный и абсолютно неиссякаемый — так ведь? — Хината не может выгореть из-за одного проигрыша.       Ойкава вспоминает, как они проиграли, и уже не уверен.       Самому себе признаться стыдно, что благодарит судьбу за проигрыш собственной команды. Тоору не может гарантировать, что отличался бы от разбитого Даичи или Сугавары, который эфемерным призраком следует за Савамурой и беспомощно пытается зацепиться хотя бы за его рукав, чтобы хоть за что-то держаться.       Укай забивает им напоследок тренировочный матч, прямо перед выпуском, но Ойкава не чувствует ни прежнего предвкушения, ни нетерпения, ни трепета. Тоору не то чтобы теряет интерес к Карасуно — Тоору не хочет чувствовать атмосферу, которая травит и омутом затягивает павших.       Ойкава невольно восхищается попытками быть (казаться?) стойкими, когда чужая команда приходит полным — с третьегодками и всеми запасными — составом. Но попытки — иллюзия, в некоторой степени самообман и способ удержаться на плаву. Сугавара не пытается улыбаться, намертво вцепившись в узловатые пальцы капитана, а во время игры изваянием замирает у стены. Коротышка либеро теряет наколенники в первом сете, даже не вспоминает о них и сбивает усеянные синяками коленки в кровь во втором. Кагеяма молчит весь матч, рассеянно посылает пасы, толком не глядя, и те улетают обязательно не туда, куда нужно. Тобио фантомной памятью отправляет мячи к сетке так, как никто, кроме одного человека, принять не может.       Тот человек — Хината Шое — тенью сливается с игроками и ни разу не прыгает.       Ойкава никогда не замечал за собой особую сердобольность или эмпатию, но в этот раз отчего-то кусает язык, прячет лицо в ладонях и нервно смеется, пытаясь уснуть в третьем часу ночи. Тем вечером он остался в раздевалке последним и видел, как хрипело от всхлипов когда-то самое яркое солнце Карасуно.       В следующий раз он встречает Хинату в торговом центре, под вечер. Начало учебного года оказывается не таким тяжким, как ожидалось, и Ойкава вечерами пропадает в городе. Хината растерянно пожимает протянутую руку. Они молчат, и Тоору, пытаясь нарушить странно неловкую тишину, спрашивает какую-то чушь про учебу. Шое на все вопросы отвечает односложно, иногда пытается разнообразить разговор сам, но выходит из рук вон плохо. Ойкава неосторожно интересуется о новом капитане, но не успевает подумать, какой же дурак, потому что ответ Хинаты как удар под дых.       — Не знаю. Я бросил.       Они встречаются еще раз — случайно — в электричке, и еще раз в том же торговом центре, и еще раз в аптеке недалеко от дома Шое. И нет, Ойкава, конечно, вовсе не пытается столкнуться с ним нарочно.       В следующий раз они встречаются уже не случайно. Тоору зовет его на какой-то тусклый фильм, но это лишь предлог, чтобы увидеться. Обоим, на самом деле, все равно, куда идти.       Хината все еще молчаливый, (пустой), с синяками под глазами и уставший. Тоору сам не помнит, когда начал прилагать все усилия, лишь бы тот улыбнулся хоть раз. И Шое все же улыбается. Болезненно. И так часто, как только может человек, чья мечта и воздух рассыпались в пепел и развеялись по ветру. У Хинаты за спиной сломанные крылья.       Ойкава хочет, чтобы Шое снова взлетел.       Недели через две, когда они сидят на набережной и слушают шум волн, Тоору узнает, что у Хинаты холодные руки. Шое не сопротивляется, и Ойкава греет чужие пальцы в ладонях, дышит на них, опаляя воздухом. Руки самого связующего горячие и мозолистые от мяча, Хината ловит ощущения и прячет взгляд. Они лежат так до наступления сумерек, в которых Шое почти успешно скрывает слегка розоватые пятна на щеках.       Хината смущается почти открыто, когда Ойкава таскает его за холодную руку по шумному фестивалю и восторгается всякой чепухе. Глаза связующего сверкают разноцветными огнями праздника, и Шое невольно заражается этим теплом и наивной воодушевленностью, старается поспевать за неугомонным Тоору и неловко смеется. У Ойкавы дрожь-трепет на душе от этого смеха, и в груди поднимается светлая радость, затапливая легкие.       Тоору понимает, что что-то случилось, когда звонит телефон, и тихий голос Шое на другом конце просит открыть дверь. Ойкава слетает по лестнице за миг, щелкает замками и видит на пороге промокшего до нитки Хинату. С синяком на челюсти и хромающего.        С заляпанным грязью мячом в руках.       Рыжий, распаренный после горячего душа, молчит и смотрит в никуда, пока Тоору, безуспешно сдерживая дрожь в руках, наносит прохладную мазь на синяки, обрабатывает сбитые острые коленки перекисью. Шое кутается в огромный свитер Ойкавы, вздрагивает, ощущая теплое дыхание на коже, и завороженно смотрит, как Тоору бережно целует его колено. Шатен обвивает его талию руками, кладет голову на ноги, и Хината не выдерживает.       Ойкава обнимает вздрагивающие плечи, гладит рыжие вихры волос и осторожно утирает новые и новые слезы мальчишки. У Шое холодные не только руки, он сам весь словно льдинка, и Тоору пытается спрятать его в объятиях, согреть, укачивает, как ребенка, и шепчет на ухо какие-то глупости. Хината понемногу успокаивается и просто изредка всхлипывает, судорожно цепляясь за чужую футболку.       Ойкава не спрашивает. Он укладывает вороненка в постель, ложится рядом и укутывает их в большое одеяло. Шое сам прижимается к нему, утыкается ледяным кончиком носа в изгиб шеи и находит горячую руку Ойкавы, сплетая пальцы. С Тоору совсем-совсем не холодно. Шатен отдает ему свое тепло без колебаний, запускает пальцы в непослушные рыжие пряди и задыхается покалывающим счастьем.       Тоору, кажется, пропал.       У Хинаты холодные руки, сухие податливые губы и душа нараспашку.       Хината вспыхивает сверхновой, загорается вновь и взлетает.