if you must live just live.

В палате работает кондиционер, наполняя ее тихим монотонным шумом. Это первое, что понимает Стив, когда приходит в себя. Второе – занавески на окнах отодвинуты в сторону, позволяя жаркому августовскому солнцу светить ему прямо в лицо. Он морщится, щурит глаза и пытается повернуть голову в сторону. В горле пересохло, а когда он пытается сделать вдох через рот, игнорируя резиновую трубку в носу, то грудная клетка взрывается болью поломанных ребер. – Осторожнее, – раздается совсем рядом знакомый женский голос, пластиковые кольца весело стучат по карнизу для штор. Стив чувствует, что его глаза не расплавятся от жара, если он их откроет. Взгляд фокусируется не сразу, а когда это происходит, он видит перед собой Наташу в легком зеленом платье, ее рыжие волосы убраны в высокий хвост. Должно быть, даже спецагентам бывает жарко. – У тебя перелом пятого, седьмого и восьмого ребер справа, восьмого и девятого – слева. Сотрясение мозга, трещина в левой плечевой кости, ожог второй степени на левом боку и бедре, полюбуешься, когда придут делать перевязку. Рецепторы включаются по очереди вместе с ее сухим докладом. Он чувствует боль в груди и в руке, как неприятно липнет ткань бинтов к его телу под больничной рубашкой. Он несколько раз сжимает и разжимает правый кулак, скашивает взгляд на капельницу. Стив слишком привык полагаться в бою на свою силу и выносливость, совсем забывая о том, что он вовсе не бессмертен. Поэтому чувствовать сейчас подобную слабость для него странно и непривычно. – Что произошло? – спрашивает он и облизывает сухие потрескавшиеся губы с запекшейся на них кровью. Роджерс видит, как Наташа хмурится и бросает быстрый взгляд на дверь. Ему стоит огромных усилий не посмотреть туда. Вряд ли кому-то из них грозит сейчас серьезная опасность, а если бы в комнате был кто-то еще, он бы заметил. Это значит, ей просто не терпится убраться подальше. – Что ты помнишь? – отвечает Романофф вопросом на вопрос, наверняка просто тянет время, предоставляя ему возможность вспомнить самому. – Что меня поджарили из оружия читаури, – говорит Роджерс и прикрывает глаза. В висках стучит, а к горлу подкатывает ком. Технологии атаковавших Нью-Йорк пришельцев в последнее время начали всплывать слишком часто, Гидра тоже наложила руку на большую часть того, что изъял и припрятал в свое время Щ.И.Т. – И все? – недоверчиво переспрашивает Наташа. Стив собирается сказать, что какого черта, хватит уже тянуть, когда его оглушает воспоминанием. И он понимает, почему Вдова ничего не хотела ему говорить. Он видел Баки. Там, в самой гуще битвы, недалеко от жмущихся друг к другу людей на Пятой авеню. На нем была одежда, похожая на униформу Щ.И.Т.а, но никаких эмблем с орлом. Полицейская форма, вдруг понимает он, и смотрит на Наташу широко раскрытыми глазами. Это не мог быть не он, Стив узнал его, он хотел помочь и перестал следить за своим левым флангом. Как будто в этом сразу же отпадает необходимость, потому что Барнс его прикроет. Откуда такая слепая уверенность в человеке, последняя встреча с которым чуть не закончилась фатально для них обоих? – Он доложил, что ты ранен. – Наташа видит его лицо и уточняет: – Через твой микрофон. А потом на чьем-то разбитом пикапе довез до ближайшего медицинского центра. Она не говорит, что ему повезло. Роджерс и сам прекрасно понимает, что потерял бдительность, облажался и подвел команду. Но сейчас это волнует его меньше всего. – Вы нашли его? Нат, мне надо знать, как он там оказался и где он сейчас, – он пытается приподняться на локте и падает обратно. Его тело восстанавливается быстрее, чем у обычного человека, но этого точно недостаточно, чтобы отправиться на поиски сразу же. – Отправился за кофе в ближайший Старбакс, – пожимает плечами Романофф и вздыхает. – Что? Он примчался сюда сразу после ночного дежурства, ты бы простил ему эту слабость. – Ночного дежурства? – Отдел по борьбе с преступностью, оперативная группа. Работает там уже два года, послужной список даже мне внушает уважение. Несмотря на жару, внутренности Стива сковывает холодом от того, что Наташа так просто об этом говорит. Ей надоедает стоять возле окна, и она возвращается на стул возле кровати, разворачивает его так, чтобы можно было неотрывно следить за дверью и избегать гневного капитанского взгляда. – Спрашивай, – кивает она сама себе, но голову в его сторону так и не поворачивает. – Даешь разрешение? – Стив говорит резче, чем собирался, но, в конце концов, он имеет право злиться. – Предлагаю тебе получить те ответы, которые я смогу тебе дать, – она ясно дает понять, что не скажет ни одного лишнего слова, и, зная Романофф, это уже щедрый подарок с ее стороны. – Как давно ты о нем знаешь? – Девятнадцать месяцев, – без запинки отвечает Вдова, а Роджерс стискивает кулаки. Его водили за нос столько времени, а он и понятия не имел. – Кто еще знал? Клинт, Старк, доктор Бенн… – Я умею хранить секреты, Стив, – обрывает она начало его обвинительной тирады. – И это был секрет Джеймса, не твой. Фьюри попросил меня присмотреть за ним. Барнс сам нашел его где-то в Европе через полгода после падения Щ.И.Т.а, а Ник согласился помочь. Не знаю, в чем была его выгода, но держать в должниках Зимнего Солдата само по себе много стоит. – И ты делала все, чтобы я его не нашел. – Он сжимает зубы. Стив знает, как это звучит. «Я думал, что мы друзья». – Это был риск. Он хотел жить в Нью-Йорке, сам выбрал, где будет работать. Вы могли случайно столкнуться в метро, в супермаркете, купить билеты на соседние места в кинотеатре, – ее тон ничуть не меняется, все такой же сухой и отстраненный. Роджерс понимает: ей ни капли не жаль. – Барнс хотел начать жизнь заново, только место выбрал поближе к тебе, и я не могу его в этом винить. Не спрашивай меня, почему он так поступил, я не отвечу. Романофф может быть двойным агентом, тройным, сколько угодно сторонним. Он всегда пытался найти в ней нечто хорошее, как и в любом другом человеке, с которым его сталкивала жизнь. И Стив находил, замечал какие-то незначительные детали, позволяющие составить в голове образ не бесчувственного убийцы, а живого, пусть и бесконечно уставшего человека. И сейчас в ней проглядывается именно эта усталость: в том, как она сжимает губы, как крепко сцепляет тонкие пальцы в замок, как глубоко и размеренно дышит. Он не видит в Наташе предателя, сколько бы ни смотрел. Ручка на двери проворачивается, и Стив подсознательно задерживает дыхание. Поза Романофф внешне совсем не меняется, но ее мышцы напрягаются. Роджерс не хочет знать, где она прячет шокеры в этом наряде. На Джеймсе светлая рубашка с коротким рукавом, так что первое, на что Роджерс обращает внимание, это руки. Совершенно обычные, никакого металла и зловещей звезды на плече. В расстегнутом вороте видно цепочку: не с крестом или каким-то украшением, на таких носят жетоны. Его волосы собраны в пучок на затылке, но несколько прядей выбиваются и заправлены за уши; под глазами – темные круги, будто он не спал несколько суток. Во всем остальном он точно такой же, каким был на хэликерриере. – Баки, – выдыхает он и чувствует, что снова может дышать. Не полной грудью, конечно, потому что она туго забинтована, но почти. Тот не отвечает, стоит на пороге, сжимая в правой руке бумажную подставку с двумя стаканчиками из Старбакса. Наташа реагирует первой: плавно поднимается, забирает у него из рук свой кофе и ретируется за дверь, бросив напоследок, что им стоит о многом поговорить. – Прости, если бы знал, что ты очнулся, то захватил бы еще один, – Барнс отмирает и кивает на оставшийся у него стакан. – Но если хочешь… – Я бы не отказался от воды, – быстро говорит Стив и пытается сесть. Плохая идея, Роджерс, просто дерьмовая. Ребра словно трещат, голова тоже не отстает, норовя расколоться на несколько неравных частей. Бутылка с водой находится в мини-холодильнике возле кровати, и Джеймс неотрывно следит за ним, пока он пьет, неловко придерживая бутылку здоровой рукой. В горле становится приемлемо влажно, но начать разговор Стив все еще не готов. У него было много времени, чтобы продумать, что он ему скажет, когда найдет, но все слова вдруг оказываются неправильными. – Спасибо, что привез меня в больницу, – наконец неловко говорит он. – Спасибо, что избавил меня от Гидры, – в тон ему отвечает Баки. – Мы квиты. Роджерс медленно согласно кивает, потому что не знает, что еще он должен сказать. Поинтересоваться, как у него дела? Спросить, почему он не позвонил? Он выбирает кое-что похуже. – Так ты все вспомнил? – Не так много, как тебе хотелось бы, – он отпивает свой кофе из стаканчика и пожимает плечами. – Но ты здесь. – Когда тебе выжигают мозги семьдесят лет подряд, с памятью происходят удивительные вещи. Например, ты не можешь вспомнить, какого цвета были глаза у твоей матери, но помнишь тощего мальчишку под двумя одеялами, умирающего от воспаления легких. – Зеленого. Глаза твоей матери были зеленого цвета, – говорит Стив, прикрывая глаза. Его мозг будто плавится, а к горлу подкатывает волна тошноты. – Спасибо, – хмыкает Барнс. – Не сомневался, что ты знаешь. Эй, ты в порядке? – В полном, – заверяет его Роджерс. – Но если поблизости есть какое-нибудь ведро, я был бы благодарен, потому что меня сейчас стошнит. Джеймс действует быстро: отставляет в сторону свой кофе, оглядывает палату цепким взглядом и, бросив короткое «я быстро», исчезает в коридоре, чтобы появиться меньше чем через минуту с синим пластиковым ведром. За его спиной маячит недовольное лицо уборщицы, когда он сует его в руки Стива. Он догадывается поднять головной конец кровати, чтобы ему было удобнее сидеть, и задумчиво наблюдает, как Капитана Америку долго рвет желчью. – Знаешь, не так я представлял себе нашу встречу. Стив что-то согласно стонет в ведро.