Murphy loves you

Овсянка встает в горле холодным влажным комом. Хоуп смотрит на него с внимательной озабоченностью, и Мерфи заставляет себя улыбнуться, судорожно запивает глотком кофе. — Все в порядке, мистер Мерфи? — Да-да, все чудесно, — уверяет ее Мерфи. — Все хорошо. Чудесный завтрак. Когда она наконец уходит, Мерфи еле сдерживается, чтобы не блевануть, и отставляет тарелку подальше. Он не знает, что с ним творится. Чертова доктор Мерч только несет какую-то заумную чушь, общая суть которой сводится вот к чему — вирус в его иммунной системе медленно мутирует дальше, и, наверное, скоро он станет зомби — а потом, может, и вовсе бесформенной кучей мяса, как бедняга Брендон. Ему чертовски нужна эта вакцина, даже если это значит, что его империи конец. Мерфи отодвигает поднос, встает из-за стола и подходит к высокому окну, из которого отлично видно все, чего они смогли достигнуть за такой короткий срок. Честно говоря, он не уверен, что ему нужно заражать собой людей, чтобы подчинять людей. За огороженным рабицей забором разбит походный лагерь, и все эти люди уже боготворят его. Разве кто-то может их винить? Кроме, конечно, Роберты Уоррен. Чертова Уоррен ненавидит его город только потому, что проект Мерфи оказался гораздо успешнее, чем ее миссия. Мерфи всегда нравился шум воды. Маленьким мальчиком он часто запирался в ванной и долго слушал, как кран плещет и плюется ржавчиной — пока отец не понял, почему их счета за водоснабжение разрослись до таких поистине громадных размеров и не отходил его как следует ремнем. Тогда Мерфи решил, что когда вырастет, заработает столько денег, чтобы он мог слушать воду хоть целый день — даже если для этого ему придется заложить собственную бабушку. Мерфи думал, что шум воды поможет ему уснуть. Уснуть ему не помогает ничего. Он вытягивается на кровати, комкает простыни, иногда проваливается в краткую дрему — шарк, шарк, скрип, кости трутся друг об друга, плоть натягивается в попытке просунуть покрытую гнилостной коростой руку сквозь забор, туда, к живым, к теплым, к еде — чтобы затем открыть глаза и резко выпрямиться в постели. Мерфи переворачивается набок. На живот. Ложится головой в другую сторону. Кладет подушку на пол и растягивается на холодном деревянном полу. Не выдерживает и идет в зал, садится в кресло, вытягивает длинные ноги и устало прикрывает глаза. Ему почему-то вспоминается Уоррен. … — Не спится? — Мне страшно, Уоррен. Она протягивает руку и мягко касается его щеки. — Все будет хорошо, Мерфи. Я не позволю причинить тебе вред. — Ты этого не знаешь. — Я не позволю. Измученному мозгу Мерфи вдруг почему-то чудится, что она и в самом деле протягивает руку, оглаживает его скулу грубоватым движением. Мерфи хочется протянуть ладонь и поймать ее пальцы в свои, но он боится разрушить идеальную иллюзию. Он зажмуривается, ощущая тепло на своей щеке, и вдруг действительно проваливается в сон. Шарк, шарк, скрип. Наутро он чувствует себя еще более разбитым. Чертова Мерч. Чертов Десять тысяч. Чертовы все. Чертова Уоррен. Мерфи склоняется над обезображенным лицом доктора Мерч, на котором — довольно странно, если так подумать — впервые за много дней появилось умиротворенное выражение. Будто бы она рада тому, что с собой сделала. Мерфи находит на ее руках следы инъекций (его инъекций! нужных ему! чтобы он перестал превращаться в чертового живого мертвеца!) и понимает — да, доктор Мерч действительно с куда большей радостью умерла, чем предпочла бы работать с ним. Воссоздавать цивилизацию с ним. Лечить людей с ним. Защищать. Гарантировать безопасность. Спасти его, Мерфи, от чертовой смерти. О, доктор Мерч решила, что умереть лучше, чем быть хоть немножечко похожим на него, Мерфи. Доктор Мерч, которая сделала с ним это. Мерфи не выдерживает и наотмашь бьет ее по лицу, его ладонь окрашивается кровью, обильно текущей из рваных ран на ее лице, и это его отрезвляет. Ему никто не нужен. Если понадобится, он сделает все сам. — Ты мне не нужна, — яростно говорит Мерфи. — Ты мне не нужна, ясно? Ни ты, ни твоя долбаная вакцина, ни Уоррен, никакое долбаное человечество, никто. Ясно? Ясно?! Ее череп вскрыт — Мерч вытащили из рва за несколько секунд до того, как зомби удалось полакомиться деликатесным мозгом, и от нее сладко пахнет кровью. Рот Мерфи наполняется слюной. Когда Мерфи отправляет первый кусочек ее мозга в рот, он наконец-то чувствует, как терзающий его тупой голод отступает — но вместе с тем он ощущает, как желудок подступает к горлу. Мерфи несколько раз приходится напомнить себе, что ему не нужно никакое долбаное человечество, и только тогда он оказывается в силах продолжить. Мерфи пишет: «Найди Уоррен. Приведи ее или убей, если она откажется приходить», потому что не хочет говорить этого вслух. Он сворачивает записку пополам. Потом еще раз пополам. На четвертом «пополам» он вздрагивает и останавливается. Уоррен сама выбрала плохой конец. Он отдает задание Томасу, в глубине души надеясь, что ему удастся выполнить приказ — потому что сам Мерфи никогда бы не смог этого сделать. Он только хотел, чтобы у него было право перестать играть на чужих условиях. Разве он так много просит? Где-то там же в глубине души Мерфи знает, что Томас никогда не убьет Уоррен. Но еще он знает, что после такого она не сможет не прийти. Подчинись. Защити. Защити Мерфи. Защити Мерфи. Защити дом. Защити друг друга. Будь рядом. Защити. Мысли омывают мозг Хоуп, как постоянный статический шум. Она чувствует его страх, она чувствует его отчаяние, она чувствует его боль — как они все чувствуют его. Хоуп может сопротивляться, но она не хочет. Она хочет подчиниться, потому что не знает, кто еще бы их защитил. Она хочет защитить мистера Мерфи, как он защитил ее дочь. Она хочет защитить дом, потому что это единственный дом, который у нее есть впервые за долгое время. Она хочет защитить всех, потому что это единственные друзья и семья, которые у нее есть впервые за долгое время. Она хочет быть рядом, потому что она любит этих людей. Она. Они не понимают одного, думает Хоуп, крепко сжимая в руках пистолет (защити, защити, защити). Она любила мистера Мерфи еще до того, как он укусил ее. Она любит его потому, что он здесь ради них. Все они любят его потому, что он здесь ради них. Мистер Мерфи не отбирает личность — он просто добавляет немножко себя, и все они сейчас немножко мистер Мерфи, и все они сейчас хотят одного: спасти себя во всех этих множественных вариациях. Они чувствуют мистера Мерфи, а он чувствует их. Он чувствует их страх, их отчаяние, их боль — как они все чувствуют друг друга. Хоуп поднимает пистолет. Хоуп стреляет. Рука Хоуп вздрагивает. Хоуп промахивается. Хоуп неверяще смотрит то на пистолет, то на лейтенанта Уоррен. Хоуп пробует выстрелить еще раз, но ее палец только безвольно дрожит на курке. Тогда лейтенант Уоррен выбивает оружие из ее рук, и в грудную клетку Хоуп входит по-ледяному холодное мачете. Хоуп пытается найти ненависть, но не может. Хоуп пытается найти презрение, но не может. Хоуп пытается найти хоть что-то, кроме страха, боли и отчаяния. Хоуп смотрит на красивое лицо Уоррен, и ее собственное лицо искажается в гримасе шока — и понимания. — Мерфи любит тебя, — говорит Хоуп с широко открытыми глазами. И это нас погубит, думает она за секунду перед тем, как осесть на пол.