Спотти

Каждый вечер я вывожу свою собаку, — немецкую овчарку по кличке Спотт, — на прогулку. Стою, курю у подъезда, пока пес делает свои дела. Далеко он не убегает, так что поводок не использую. Гуляем мы обычно где-то в девять вечера, бывает и в десять. В этот раз он просился раньше: бегал по квартире, ломился в коридор, носом тыкался во входную дверь. Я не придал этому особого значения: все-таки Спотту уже десять лет, стар стал. Мочевой пузырь, видимо, не справляется. Одел на него ошейник, сам одеваться не стал. Лето, тепло, в домашней футболке и в шортах — самое то. Стою около подъезда, как обычно, тянусь в карман за пачкой сигарет. Спотт с завидной скоростью стартанул куда-то вперед. Ну, думаю, пусть бежит. Все равно вернется. И тут слышу, что он на кого-то лает. Должен заметить, что без надобности этого не делает. И на людей не кидается. Воспитанный он у меня. Это меня насторожило. Пошел за ним. Озираюсь по сторонам, его нигде нет. Начал кричать, ласково звать, причмокивать. Бесполезно. Ни лая, ни собаки. И тут слышу такой жалобный, душераздирающий визг из дальних кустов. У меня сердце упало. Визжал Спотти. Я понимал, что, скорее всего, пес наступил на стекло или шприц (район у нас небезопасный, пьяниц и наркоманов хватает). Но что-то не давало покоя. — Спотт... — я подошел к кустам. Спотти лежал на земле с распоротым животом, из которого в разные стороны торчали кишки. Его шерсть напиталась кровью и грязью, глаз в глазницах не было. А рядом склонилось нечто, разгрызающее одно из рёбер моей любимой собаки отстрыми треугольнообразными клыками. Это не был человек, хоть существо и имело схожую форму. Оно было под два метра ростом, маленькая голова плотно посажена на непропорционально широкие для тела плечи, шеи не было. Огромные впалые глаза смотрели с жадностью на тушу пса, оно не моргало. Тощий скелет, обтянутый серой кожей, выпирал наружу. Из пасти разило смертью. Я взвизгнул. Существо прекратило трапезу. Я понимал, что надо бежать. Я не хотел видеть его лица целиком. Я знал, что оно повернется... Но тело не слушалось... Эта морда навсегда запечатлилась четкой фотографией в памяти. Вся в ужасных глубоких шрамах, обвисшей коже. Сначала я подумал, что у существа есть борода и усы. Приглядевшись, понял, что это шерсть убитых им животных и запекшаяся кровь. Впалые глаза были без зрачка — только белок, покрытый кровенными капиллярами. Нос был отрезан, он висел на куске кожи, ближе к щеке, и болтался взад-вперед. Я заорал и побежал к подъезду. Существо ринулось за мной, передвигаясь удивительно быстро на четвереньках. Я нащупал в кармане связку спасительных ключей и, прежде, чем адова тварь прыгнула в атаке, прислонил чип к панели и заскочил в подъезд. Поднимался на шестой этаж я с ужасными болями в груди, задыхаясь от бега. Ободрав все колени. Существо преследовало этажом ниже, не сбавляя скорость. Я открыл квартиру, залетел туда и закрыл засов. Тварь с грохотом ударилась о железную преграду. А я забился в угол, опираясь спиной о шкаф. Сердцебиение не унималось, как и существо. Оно билось о дверь, как морская стихия о жалкую посудину. Я молился Богу, чтобы оно не прорвалось. Чтобы хлипкая дверь, которую я второй год забывал заменить, выстояла. "Отчет наш..." — мысленно начал я. И наступила тишина. Могильная, давящая тишина. Я поднялся на шатких ногах, расстаяв от минутного облегчения, и подошел посмотреть на площадку в глазок. Чудовище прислонило к глазку изуродованный рот, линза запотела. Я стоял вкопанным, иллюзия облегчения развелась. — От...Откро... — хриплый озлобленный полустон выходил из гортани монстра, — Открой... Бесцветный голос, будто ножом режут по стеклу. И тут же сменился на другой: — Серёга... открывай. Я узнал его. Это был голос пятидесятилетнего соседа, Петра Ивановича, с которым мы каждую осень ездили убирать его дачу. Он пропал пять дней назад. Теперь понятно, кто поспособствовал. Я упал на дверь, из глаз от страха шли слезы. Облегчение настало, когда провалился в обморок. Очнулся утром с таблетками снотворного и двумя бутылками водки рядом. Вызвал полицию. Рассказал им про ночное приключение. Разумеется, мне не поверили, сославшись на то, что я пил всю ночь. Мол, по пьяни и не такое приснится. Собаку посчитали сбежавшей, рекомендовали повесить объявления о пропаже. Две вещи не дают мне покоя, чтобы поверить в своё отправленное алкоголем воображение. Две вещи! Две! Первая — глубокие вмятины на входной двери. Которые не мог оставить ни один из рода людского. Вторая вещь, заставляющая меня спать при свете. Вторая, которая преследует меня, куда бы я не переезжал. А я сменил двенадцать квартир. Вторая: голодное существо, которое ждет меня под окнами каждую ночь, придерживая в руках отгрызанную голову Спотти.