Молнии другого мира.

Кикё задумчиво встал перед каютой. Дверь перед ним была тройной толщины, а за ней, он был почти уверен, стоял кто-нибудь из лже-Венков. Это показалось забавным - настоящего охраняет подделка. Гост сидел на краю кушетки, смотрел в пол. Не повернулся на звук открывающейся двери, на голоса и снова на закрывшуюся дверь. Поднял голову только тогда, когда в поле его узкого, еще человеческого зрения, попали чьи-то ботинки. И он помнил их владельца. Кажется, у него были длинные волосы и забавные серьги. Гост не видел цвета тут. Этот мир отнял у него тело, матерелизовав душу. Забрал обоняние, голос и почти всю человечность, заменив их на способности, которые ему редко когда удастся применить. Этот мир был жесток и горд. Так же, как его Бьякуран. Интересно, а хоть кто-нибудь когда-нибудь подумает на долю секунды, что он все еще отчасти человек? - Привет, - голос Кикё был необычен. Больше напоминал напев баллад или колыбельных. Успокаивал, умиротворял. Гост поднял лицо, безразлично взглянул. Почти ничего не увидел, кроме силуэтов, схожих с акварельными разводами на бумаге. Выходит, теперь даже цвета не различить? Стоящий перед ним был всех оттенков серого. Волосы длинные, и, наверняка, красивого цвета. Как и его когда-то. Кого-то так напоминает. Никак не вспомнить. - Я Кикё, - осторожно продолжая говорить. Точно, когда-то и у него был Кикё. Замечательный Кикё, который так тепло улыбался по утрам, когда заваривал чай. Как же он мог забыть? А этот - чужой. Не его. Хотя. Глаза такие же. И губы. Даже постоянно выпадающая прядь. Гост смотрел прямо, невидящим взглядом, понимая, что с каждой секундой контуры человеческого, зрительного мира расплываются, будто он молниеносно теряет зрение. Вместо Кикё теперь он видит свет. И цвет. Изумрудный, яркий, не резкий. Как и цвет волос. Гост хотел спросить, но, открыв рот, тут же закрыл его, опустив голову в пол. Неправильно. Его Кикё - не этот. Его Кикё не заменить так просто. Даже если глаза смотрят так же. - Я пришел проверить, все ли в порядке. Первое время все шло очень нестабильно. Гост не двигается, предпочитая рассматривать серые швы между больших плит пола, чем реагировать. Гост хочет ответить, потому что соскучился по общению. Гост не может ответить, потому что этот Кикё стал бы осквернением памяти его Кикё. И он судил так, совершенно не взяв в расчет: Кикё во всех измерениях, во всех временах предан Бьякурану. Кикё говорил что-то еще. Так же вкрадчиво, приятно. Он смотрел прямо, впритык, и иногда, когда Гост поднимал голову, заглядывал в пустые глаза. В такие моменты внутри все невольно сжималось. В этих глазах нет жизни. Нет человеческого. И даже если Бьякуран - Бог, то Бога в этих глазах тоже нет. Только черная дыра, затягивающая взгляд. Тонкие губы не улыбались. Волосы тяжелыми волнами лежали на плечах и спине, а не колыхались легкими прядями. Все не так. Когда Кикё впервые прикоснулся к Госту - это вышло случайно, каждый решил шагнуть вперед - он понял, как ошибался. Когда Гост впервые ощутил касание - он не понял, отчего же думал иначе. Он почти забыл все, что было в прошлом мире. Почти забыл, что значит собираться на веранде, когда Закуро с равнодушным видом показывает Блюбелл фейерверки из ладони - та радуется и тыкает в Дейзи пальцем, чтобы он посмотрел тоже. Дейзи покорно поднимает голову и смотрит, прижимая к груди желтого плюшевого медведя. И Гост совсем забыл, что Кикё любил его целовать. Целовать сам, зачастую внезапно. Но больше всего его Кикё любил смотреть в глаза, ладонями касаясь щек. Если это другой мир, то тут ведь все иначе. Дейзи, наверное, не потерял один глаз, а Блюбелл не потеряла свои волосы в пожаре. Кикё осторожно отступил на шаг. Ему стало вдруг неловко. Он извинился и собирался уже выходить, как Гост поднял лицо и взглянул на него. Впервые за все это время. Взгляд ощущался физически. Кикё чувствовал неприятный холод там, куда смотрел Гост. Но не отворачивался. Не понимая почему, но он вдруг понял, что ждал этого момента все это время. Взгляда чужого Бога. Гост медленно протянул руку, коснувшись серьги в левом ухе. Серьги, похожие на крылья. - Мне, наверное, лучше уйти, Бьякуран-сама не будет рад, что я Вас беспокою. Гост отрицательно качнул головой, опустил руку и повернулся худой спиной, присев обратно на кровать. Теперь он не смотрел в пол. Теперь он смотрел ожидающе. Глаза в глаза. Кикё с замиранием сердца сел рядом. Даже если это сон - он настаивает на продолжении. Губы Госта были сухими, теплыми и после них все лицо покалывало, как после заморозки. От него пахло ничем и вкус его губ был никакой. Но сквозь все это пробивалось ростком через асфальт сила. Она была в каждом жесте, в каждом движении, она наполняла воздух, который его окружал. Кикё протянул руку, коснувшись волос. Пропуская сквозь пальцы пряди, схожие с матерелизованным солнечным светом, Кикё чувствовал, как на несколько секунд немели его пальцы, а следом кончики начинало покалывать. Его волосы схожи с тем воздухом, который тугим потоком проходит сквозь пальцы, стоит только высунуть руку из окна машины, которая мчится со скоростью выше ста пятидесяти. Тугие, почти невесомые, казалось, когда их выпускаешь из пальцев - они потрескивают крошечными разрядами тока. Для Кикё это был самый запоминающийся поцелуй. Гост вытянул руку, на прощание указательным пальцем коснувшись лба Кикё. И в этот бесконечный момент тот услышал тихий скрипучий голос: "Я забываю, сохрани". Всего шесть кадров. Закуро в шляпе. Блюбелл с короткими завивающимися на кончиках волосами. Дейзи, с прикрывающей глаз челкой, через которую видна черная кожаная повязка. Торикабуто, с улыбкой скрывающая себя под безразмерным балахоном. Самого себя, смотрящего в зеркало. И Кикё, с заплетенными в косу волосами и крыльями-серьгами в ушах, который, коснувшись щек Госта руками, приблизился с поцелуем. Кадры еще долго стояли перед глазами. Сбивали с толку. Это - они. А этот Гост - такой же Бьякуран? Когда Кикё, встав перед зеркалом, собрал волосы на одну сторону, Бьякуран, подошедший сзади, улыбнулся и подсказал: - Открывает неплохой вид на шею, но по-старому лучше. Зрачки Бьякурана сейчас походили на две огромные бездонные пропасти. Холодные, колкие, недоступные. Фиалковая радужка, шириной с нить, лишь добавляла контраста. Бьякуран не говорил ни слова, дышал одним воздухом и не шевелился. И Кикё вдруг захотелось умереть. Прямо сейчас. Выкрасить эту скучную белую комнату с мягкой мебелью в насыщенный цвет собственной крови. Тишина становилась невыносимой. Она выдавала такие громкие мысли, стук сердце и уже болезненное, тяжелое дыхание. Бьякуран знает! Кикё понял. Поверил. Принял. Кикё улыбнулся, осторожно, медленно растягивая губы в настолько искренней улыбке, что от усилия задрожало все внутри. Вложил все. Бьякуран не выразил ничего. Гнет спал. Но было тут еще что-то очевидное, что Кикё сейчас не хотел знать. Бьякуран не простит. Своего Бога Кикё продал за один поцелуй.