Шелест.

Последний день сдачи отчетов о произведенной за месяц работе. И откуда у старика столько фантазии? Ему не хватает собраний? Чаю бы хоть раз предложил… Присесть, может, хотя бы. А потом аналогичный отчет, но уже в письменном виде. Вот озорник, ей богу! Капитанам больше делать нечего! Наверное, именно для этого и есть лейтенанты. Кстати о них. Куда запропастилось это рыжее недоразумение? - Слушай, Ичимару, как думаешь, от моего офицера будет толк? - Смотря, о чём ты?- с лисьей хитринкой ответил капитан третьего отряда. - Да всё о том же. Ты же знаешь. Да все уже знают, а он в упор не видит. Каких только о нём историй я не слышал. Стоит проверить? - Стоит проверить… - эхом отозвался Лис. Широкие лучи солнца обильно поливали светом фигурные крыши зданий, не пробирались лишь на пыльные дорожки между этими же зданиями, поэтому в «низинах» оставался полумрак, приятная прохлада, легкая сырость после вчерашнего проливного дождя. Погода не иначе как располагала поработать в душном кабинете, окна которого были на солнечной стороне. Что за восхитительная ирония, скажет любой. Но нет, тяжелый случай настиг именно меня. Работать в такую погоду – одно удовольствие, в то время как дождливая погода – повод для затяжной прогулки по пустынным улицам. От витающей свалявшейся пыли щекочет в носу, стоит проветрить кабинет после рабочего дня. Поднимаюсь и прохожу к окну, но открывать его не спешу. Опять приковывает к себе все возможное внимание. Неизменно задорный и искрящийся взгляд придает общей картине лишь легкую игривость, парень выглядит непосредственно, даже сейчас, когда лишь слегка хмурится, что он делает с завидной постоянностью. Он ерошит собственные волосы небрежно, заставляет только скривить слегка губы. Рыжий невежда. Ах да, насыщенный рыжий цвет волос, куда без него: это чуть ли не визитная карточка сорванца. Уверенный в себе, вечно в приподнятом настроении, неизменно бодр. Куросаки Ичиго. В непосредственной открытости прятался калейдоскоп самых разных тайн, подробности которых я знал с трудом, от третьих лиц, которые даже не причастны к этому. По словам многих, Ичиго был хорош. Во всех смыслах и во всех позах. Я и сам догадывался о «личностных качествах» мальца, не раз видел его в бою. Про то, как рьяно он, бывало, защищал свой отряд можно писать книги и не сомневаться в их успехе. Но книги совсем другого содержания интересовали меня. Видимо, никто точно не знал, сколько партнеров было у Ичиго, бесполезно делать подсчеты и предположения. Уже стемнело. Не совсем грациозно и неспешно плыву к своему кабинету, вяло толкаю дверь кабинета, впуская в помещение вечернюю прохладу, вместе с тем легким ветерком беспокойно колыхая смятые бумаги, на которых удобно устроилась рыжая голова. Сон на рабочем месте, Куросаки. Открой глаза. Посмотри на меня. Да, вот так. Именно вот так посмотри. С непониманием, испугом. А теперь спроси, что же здесь происходит. Да, вот так. Жалобно и хрипло прошепчи, оближи пересохшую полоску губ, а потом сожми ее от обиды. Может, попробуешь освободиться? Именно, милый, выгни спинку и подергай связанными наскоро капитанским хаори руками. Угораздило же тебя уснуть на рабочем месте. А помнишь, как я застукал тебя с капитаном шестого отряда? Ты ерзал на чужих коленях, нетерпеливо стаскивая с себя одежду, даже не заметил, как я зашел. Выгибал спину, ластился к чужому телу, позволял бледным ладоням сминать ягодицы, сам же подмахивал бедрами. А потом, увидев меня в дверном проеме, как-то неоднозначно улыбнулся, тем самым выставив меня за дверь собственного кабинета. Касаюсь мягкой щеки губами, влажно целую и трусь кончиком носа о место поцелуя. Ты дрожишь, немного отворачиваешься, но резким захватом подбородка поворачиваю тебя обратно, накрывая дрожащие губы своими. С громким характерным звуком отстраняюсь, специально, на показ, чтобы ты окончательно оценил всю сложность собственного положения. Массивная фигура капитана одиннадцатого отряда прижимала тебя к стене, скрывала от посторонних глаз, понять, что это ты, можно было лишь за секунду, когда ты наклонил голову, демонстрируя из-за массивных плеч рыжую растрепанную «гриву». Похабное «Ну, не здесь» резало слух, добровольно предоставил вам площадь, уйдя «в гости» к радушному Ичимару. Варадзи со стуком спадают, приподнимаю ногу, прихватываю за щиколотку, немного трусь щекой о мягкую кожу. Ты явно был не готов к подобному жесту, это видно по твоему удивленному выражению лица в этот момент. Неожиданно, да? Тяжелый недовольный взгляд ранним утром не угнетает, скорее, напрягает и…надоедает. Этот взгляд видишь изо дня в день, эти размышления вслух звучат постоянно, ее особо не интересует, надо ли это мне вообще, хочу ли я выслушивать подобное. Возможно, это цинично, но признания Хинамори лишь наводят на меня скуку, не вызывают должной реакции, которую, видимо, хочет лицезреть напористая девушка. И нет, я совсем не удивляюсь, когда вижу большое чернильное пятно на косоде, которым, собственно, трясет у меня перед лицом разъяренный рыжий лейтенант, грозясь отомстить обидчице, которая даже не скрывает своей причастности к произошедшему. Да, косоде… Губы соскальзывают с шеи, не оставив на ней нетронутого местечка, ведь вся кожа покрыта легкими прикосновениями, осыпана быстрыми и короткими, но горячими поцелуями. Совсем ненужный элемент одежды с приятной медлительностью стекает со стола на пол. Широкой грудью Шунсуй прижимается к твоей дрожащей спине, ты прогибаешься в ответ, а чужие ладони начинают медленно гладить стройное поджарое тело юнца. На губах капитана мягкая улыбка, ни грамма похоти, лишь слишком сладкая мягкость касаний, которыми тебя одаривают сполна. В звенящей тишине издаешь сладостный стон, и я готов переступить через себя, лишь бы оказаться на месте так жаждущего тебя капитана… Мягким движением тяну оби, хакама раскрывает тебя, будто лепестки, ты становишься передо мной фактически беззащитным, заставляя все внутри с шелестом трепетать, и этот шелест отчетливо слышится в голове сквозь громкое сердцебиение. Тебе ведь хорошо, правда? А сколько замечаний ты получал от меня, когда приходил на работу в неподобающем виде? Помнится, ты обычно лишь посмеивался над упреками, не принимал во внимание, напрашиваясь на грубость. Но нет. Меня хватало лишь на то, чтобы слегка сжать рыжие волосы на затылке, а потом пропустить медленно прядки сквозь пальцы, наслаждаясь каждым моментом. На тонкой ровной шее яркая отметина, всем своим видом привлекающая слишком много внимания. Секундный порыв, дергаю за рыжие локоны, слыша досадное шипение. Ревность – удел слабых, но я готов признать поражение. Ты восхитителен. На моем фоне столь тонок, почти эфирный…Как же в тебе приятно. В голову лезет посторонняя чушь, но я не хочу отпускать этот момент. Не хочу терять и секунды того времени, что отведено нам. Нам вместе. Первый толчок, ты стонешь так, что уши закладывает, а в голове слышны нервные потрескивания, ведь томного шелеста уже не будет. Он ускользает, уступает место бешеному сердцебиению, кроме которого я не способен что-либо слышать. Ты не сопротивляешься, нет, ты наоборот тянешься зазывно, кольцо рук оказывается у меня на шее, мерзкая ткань натирает кожу, боль трения растекается по телу. Тесно, жарко, нет сил, чтобы терпеть. Твои ноги на пояснице, тело к телу. Напряженные мышцы пульсируют, ты, словно умоляя, напрягаешь их, сжимаешь в себе, вызывая ответный стон. На подтянутом животе капли белесой смазки, отвлекаюсь на секунду, втираю их в мягкую кожу, слыша твое недовольное растерянное сопение. Сейчас, сейчас все будет. В глазах темнеет, и без того плохое зрение, сейчас воспроизводит лишь часть происходящего, остальное – лишь яркие масляные пятна, палитра самых ярких воспоминаний, которые я не в силах делить на приятные и нет. Ведь они наши, они о нас, это часть нашей сокровенной истории. Сгусток электрических импульсов пробивает тело, сердце замирает. Тяну материю, что стягивает твои руки, освобождаю, притягиваю изящную ладонь к себе, касаюсь губами длинных царапин, которые тянутся по всей длине к пальцам, образуя подобия лучей. Они всегда такие, он говорит, что это – следствия борьбы за справедливость. Глупый…Приятная прохлада холодит кожу, которая от жары должна была давно обуглиться, настолько жарко было мне…Нет, нам. - Я рад вам, - надрывный шепот сквозь жадное дыхание, и томительный шелест снова режет слух.