9:27 Breakfast at Sawada's

59/27 – Гокудера/Тсуна; слеш, романс, ER. R Таймлайн: TYL! - Персиковый, как Вы просили, дон Савада! – секретарша, поставив поднос на стол, поворачивается с подобающей её должности почтительной улыбкой; но глаза полны неприкрытого обожания. Тсуну вообще все очень любят. - Благодарю, сеньорита Лавацца, - Тсуна, не стесняясь, потягивается. – Полдесятого, а я уже выжат, как лимон. Без вашего спасительного чая мне бы до встречи с французами точно не дожить! - Что Вы, дон Савада! – справившая недавно очередное сорокалетие, сеньорита Лавацца разрумянивается, как школьница. – Этих Перье сразу впускать, когда появятся, или пусть подождут? - Помаринуйте их немножко; дайте почувствовать, что босс Вонголы – важная птица, - хмыкает Тсуна, поднося чашку к лицу и вдыхая сладкий фруктовый аромат. – Нам с сеньором Гокудерой срочно нужно кое-что обсудить. Переводите пока все звонки сеньоре Хару, я её предупредил. - Все-все? – дотошно уточняет секретарша. - Ну, разве что сеньор Хибари позвонит. Но это вряд ли, - Тсуна с удовольствием отпивает глоточек. – Или моя жена. - Хорошо, дон Савада! – она выходит, захватив со стола подписанные бумаги. Если пить, не открывая глаз, то можно расслышать приближение Гокудеры примерно за минуту до того, как он появится на пороге. Это похоже на подступающую грозу: невнятный шелест в коридоре; хлопанье дверей; разговоры – неясно о чём, но явно на повышенных тонах; что-то мелодичное от сеньориты Лавацца; и наконец… - Доброе утро, Десятый! Он врывается в чопорный, слишком дорого обставленный кабинет порывом свежего ветра; глаза сияют; улыбка – до ушей: словно не вчера вечером расстались, а годы назад, и вот, наконец, нашли друг друга. - Доброе, Гокудера-кун, - губы сами растягиваются в ответной улыбке. – К встрече с Перье всё готово, надеюсь? - Разумеется! – небрежно захлопнув дверь, он разворачивается. – Аналитический отдел… - И запри, - спокойно перебивает его Тсуна. - Они ведь уже почти здесь, - нерешительно пытается возразить Гокудера. - Вот и не тяни тогда, - вернув на поднос пустую чашечку, Тсуна переставляет его на журнальный столик. – Иди сюда, Гокудера-кун. - Нас услышат, Десятый, - Гокудера подталкивает пачку документов поближе к запихивающему всё подряд в ящик Тсуне. – Давай вечером, а? - Мне нужно сейчас, - не поместившиеся в ящик бумаги Тсуна просто скидывает на пол. – Позарез нужно, Гокудера-кун. Присев на край столешницы, Гокудера плавным движением перекидывает ноги через стол, разворачиваясь лицом к Десятому. Чуть отодвинувшись, Тсуна кладёт голову на колени своему Хранителю. - Ты такой тёплый, - дорогое тонкое сукно словно ласково гладит Тсуну по щеке; мышцы на крепких лодыжках приятно напрягаются, когда Десятый проводит по ним рукой. – Хорошо, правда? - Очень, - Гокудера ёрзает, придвигаясь ближе; расстёгивает ремень; не глядя, швыряет пиджак куда-то в сторону дивана. - Дай я, - Тсуна подаётся ему навстречу, нетерпеливо привставая с кресла; прикусывает «собачку» и медленно тянет вниз, расстёгивая замок. Это так возбуждает - просто до умопомрачения; можно кончить от одного только звука расходящейся «молнии», и Гокудера до боли стискивает кулаки, изо всех сил сдерживаясь. - Красивый, - Тсуна одурманено улыбается, следя глазами за раскачивающимся перед самым его лицом членом: это завораживает его, заставляя говорить и делать глупости. – Ты везде красивый, знаешь, да? - Быстрее, - выдыхает Гокудера, - ну пожалуйста, Десятый! Тсуна немножко дразнит его: легонько, едва касаясь, гладит языком головку; проскальзывает рукой под рубашку, небольно царапая живот; смотрит снизу вверх с таким одуряющим вожделением, что Гокудере уже плевать, сколько именно человек за тонкой стенкой, отделяющей кабинет от приёмной, могут услышать все подробности их «обсуждения». - Пожалуйста! – глаза у Гокудеры такие же шальные, как у его босса; ощущая почти одно и то же, они и терпение теряют одновременно. Тсуна берёт сразу как можно глубже; прикрывает глаза; и сосёт с таким удовольствием, какого Хаято никогда не видел: ни у страстных итальянских девчонок, ни у дорогих профессионалок, ни даже у любящей это дело Хару. Словно Гокудера – самое вкусное, что Тсуна встречал в своей полной событий жизни. Самое сладкое. Самое желанное. Закрыв глаза, Десятый Вонгола слышит всё: тяжелое дыхание Гокудеры; шум машин во дворе; как в приёмной переговариваются люди – шестеро или семеро, кажется. Тсуне всё равно. Мир, в отличие от него, может и потерпеть. Когда «оживает» интерком, вздрагивает только Гокудера. - Дон Савада, - секретарша, судя по тону, несколько испугана, - к Вам сеньор Хибари. Важные уточнения по сегодняшнему контракту, если я правильно поняла. Гокудера переводит взгляд на Десятого. Тот не реагирует. Вообще. - Мы освободимся через десять минут, - дотянувшись до кнопки, стеклянным голосом говорит Гокудера. – Попросите его подождать. - Я не к тебе, травоядное, - презрительно бросает интерком красивым баритоном. – Я вхожу. Гокудера, вцепившись зубами в большой палец, чтобы не стонать в голос, снова смотрит на Десятого. Тсуна чувствует его взгляд. Ему интересно: по зубам ли Хибари-сан Гокудере-куну? Достаточно ли ясно Десятый Вонгола показывает, что ему сейчас плевать и на контракты, и на уточнения, и на мафию; на весь белый свет вообще и на Хибари Кёю в частности? Считай это стресс-тестом, Гокудера-кун. - У тебя же есть интуиция, правда, Хибари? – голос Гокудеры звенит от напряжения, превращаясь из просто стеклянного в хрустальный. – Всего десять минут. Тишина. То, что Хибари не ломает дверь, говорит в пользу его инстинктов. - Уже девять, - интерком отключается. Гокудера запускает пальцы в разлохмаченные волосы босса, заставляя того чуть ускорить темп. Тсуна выгибает спину, полностью отдаваясь удовольствию. Девять минут. Они успеют. - Я прямо как вампир, - Тсуна слизывает с губ остатки спермы; немного виновато улыбается. – Опять чушь несу, да? Ещё и пошлую… Гокудера отрицательно качает головой; почему-то отводит взгляд и вздыхает. - Что-то не так, Гокудера-кун? – Тсуна склоняет голову к плечу, заглядывая ему в глаза. - Всё нормально, Десятый, - Гокудера оглядывается на дверь. – Открываем? - Ещё две минутки, - сцепив пальцы у него на пояснице, Тсуна прижимается щекой к животу Хаято. – Знали бы они, как я не хочу их видеть. Никого не хочу видеть. Кроме тебя. Давай сходим куда-нибудь в субботу, ладно? «Прего»? «Капри»? «Дольче вита»? Куда ты хочешь? - «Тоскана», - напряжённым голосом говорит Гокудера. – Отдельный кабинет. Я сам закажу, хорошо? Тсуна замирает, закрыв глаза. Сердце у Гокудеры колотится, как сумасшедшее. Ну да. Нужно поговорить. Этим их «завтракам» скоро полгода; и оба давно понимают, что пора бы двигаться дальше… только вот куда? У Тсуны – Киоко, у Хаято – Хару; и вся жизнь вонгольская – на виду, старые добрые реалити-шоу нервно курят в сторонке. О Тсуне с Хаято и на пустом месте туча сплетен ходила, а уж не на пустом чего наворотят – страшно представить. Да ещё и говорить с Гокудерой придётся о таком, что лицо пылает от смущения заранее. Тсуна, например, даже самого главного не представляет: кто же «снизу» - то будет? Сам он не пробовал никогда, и не тянет что-то; а Гокудера-кун тем более не захочет – подобное точно не в его характере. А ещё Гокудера согласится: и на «снизу», и на «втроём», и на оргию с сатирами и кентаврами – стоит только Тсуне попросить. Хотя к сатирам и кентаврам он и без Десятого не откажется, пожалуй. Мысленно доведя ситуацию до абсурда, Тсуна негромко фыркает: вот же два дурака великовозрастных. Словно у них, как в видеоигре, пара сотен жизней в запасе. - Десятый? – напрягается Гокудера. - К чёрту субботу, - уверенно говорит Тсуна. – Сегодня. Первый раз – ты сверху. Потом меняемся. - Но Десятый, - начинает Хаято. - Потом сядем… если сможем, - продолжает Тсуна, - и поговорим. - Ну, или ляжем, - хмыкает Гокудера, принимая условия. – В кои-то веки. Переглянувшись, они прыскают со смеху. - Всё, открывай, - сквозь чуть истеричное хихиканье бормочет Тсуна. – А то, чувствую, нам сейчас дверь выбьют – не Хибари, так Перье эти. - Если не Хибари, так он им потом тоже что-нибудь выбьет, - Гокудера идёт к двери. - Да, и ещё, Хаято, - тот застывает с ключом в руках: «Хаято» – это уже серьёзно. – Не «десяткай», пожалуйста, когда твой член у меня во рту. Это ужасно смущает; я так точно когда-нибудь подавлюсь! - Хорошо, Тсуна, - не оборачиваясь, говорит он; и добавляет, не сумев себя пересилить, - сан. Пока Гокудера отпирает дверь, Тсуна натягивает приберегаемую специально для Хибари маску «На Х-бернере я вертел тебя, твои тонфа и твоих тараканов»; и мысленно вносит в список вечерних вопросов ещё одну строчку. В постели он хочет быть «Тсуночкой». В крайнем случае – «Тсуной». Никаких «Десятых». И конкретно вот этот пункт он даже не собирается обсуждать.