Serial Killer

Ты наблюдаешь, Как я пью вишневую колу. Милая серийная убийца, Я оставила любовную записку, Написав, что ты знаешь, Как я люблю острые ощущения. Ты знаешь, Как я люблю острые ощущения. (Lana Del Rey - Serial Killer) В большом зале ресторана шумно, людно и дорого. Каждый знает цену себе, своему костюму и тому шампанскому, которое пьет. Сехун здесь потому, что у его отца контрольный пакет акций, Чунмён – потому, что работает юристом в компании, Чонин – вторая персона в чунмёновом приглашении. Безымянный. В белоснежной рубашке, узкой и тонкой, с рядом маленьких пуговиц, застегнуть которые было целым квестом. В темных брюках с безукоризненными стрелками. В новых, пахнущих кожей ботинках. Его имя никому ничего не скажет, и он – единственный, у кого нет собственного банковского счета. И все равно Чонин знает, что богаче любого из присутствующих, потому что у него есть Чунмён. И Сехун. Пять лет назад казалось, что их странные отношения – навсегда. Теперь «навсегда» - слишком громкое слово для Чонина, но оно оказывается пророческим. Потому что год за годом, день за днем любовь к Чунмёну не тускнеет, не выцветает и не теряет в цене. Чонин до сих пор учится делить его с Сехуном, любить – Сехуна, быть втроем. И это лучшее, что случается с ним. Чонин вертит в руках ножку бокала и следит за Чунмёном через зал. На Чунмёне голубая рубашка с длинными, наполовину скрывающими кисти рукавами и высоким воротником, перехваченными сзади огромным бантом – легкомысленность, которую Чунмёну прощают за его молодость, за темный блеск его глаз. Чонин с трудом отводит взгляд и ищет Сехуна. Тот стоит, кивая и вежливо улыбаясь, рядом с мужчинами в деловых костюмах. В тех совершенно неудобных и сказочно дорогих костюмах, один из которых сегодня на Чонине. Но его костюм – подарок Чунмёна, а потому гораздо дороже. Чонин не измеряет любовь деньгами, но она – все, что у него есть. Его главное достижение, его капитал и вклад в призрачное, бесцветное будущее. И только Чунмён придает ему смысл, подсвечивает собой. Сехун перехватывает взгляд Чонина, все еще продолжая улыбаться, но теперь его улыбка – другая. Хитроватая, острая и совсем чуть-чуть – теплая. Не для партнеров по бизнесу, но для Чонина – партнера по чему-то большему, самому важному. Так уж выходит, что рядом с Чунмёном у них всё – в превосходной степени. Чонин кивает Сехуну. Подносит ко рту бокал, мягко обхватывает хрустальный край губами. Делает глоток. Сехун все еще смотрит и во взгляде у него – обещание. Чонин возвращает ему улыбку и отступает к стене. Прячется в полумраке. Безымянный. Счастливый. - Вам нравится здесь? – робко спрашивает у него молоденькая девчонка в расшитом бисером платье, которая тоже прячется от чего-то или кого-то. - Нравится, - отвечает Чонин, снова находя в толпе Чунмёна. Разглядывая мягкий изгиб его спины, длинные ленты банта, свисающие до пояса. До того места, в котором Чунмён прогибается в момент оргазма. – Мне очень нравится. Очень. Чонину с Чунмёном всегда – очень. Он едва дожидается окончания банкета, и в темноте парковки ухитряется прижать Чунмёна к бетонной колонне и поцеловать в висок. Вдохнуть легкий запах парфюма, алкоголя и самого Чунмёна. Сехун хмыкает и блестит глазами совсем рядом. Касается грудью спины Чонина, наваливаясь, пытается тоже дотронуться до Чунмёна, между делом – шумно проводит носом у Чонина за ухом. Чунмён сдавленно смеется и ворчит что-то о том, что они придурки и мальчишки, и что они его раздавят, и надо потерпеть до дома, и в любой момент их могут заметить, и… ему нравится. До дрожи нравится. Он влажно целует Чонина, обнимая сразу двоих, едва дотягиваясь до спины Сехуна пальцами. И Чонину приятно чувствовать мягкие губы на своих губах, бедрами вжиматься в бедра Чунмёна, а сзади – ощущать тепло и тяжесть Сехуна. С Чунмёном никогда не бывает легко. В машине Чонин садится на заднее сиденье. Сехун – за руль, Чунмён – рядом с ним. И на полчаса Чонин – просто зритель. Наблюдает за тем, как Чунмён гладит бедро Сехуна, провокационно и дразняще. Заявляет, что это – проверка на сосредоточенность и терпеливость. Чунмён любит играть с огнем, но только тогда, когда игра идет по его правилам. Он ведет ладонью выше, наклоняется ближе, и Сехун шипит сквозь зубы, вцепляясь в руль. Чонин усмехается и ловит его взгляд в зеркале. Ему нравятся глаза Сехуна, их невозможный прищур, который когда-то доводил его до бешенства. Когда-то, но не сейчас. Чунмён заходит в квартиру первым и заявляет, что пойдет в душ. Но при этом так томно и сладко выгибается, стаскивая то куртку, то ботинки, что Сехун и Чонин не отпускают, переплетаясь руками, затаскивают в спальню и целуют, куда придется. Чунмён не противится, и этим сводит с ума. Его податливость срывает крышу, но Чонин ни на секунду не забывает, что Чунмён позволяет и дает, а они с Сехуном – только берут то, что разрешено взять. Чунмён имеет над ними власть, но никогда ею не злоупотребляет. Чонин садится на край кровати, широко расставляя ноги, и манит Чунмёна к себе. Обхватывает его за бедра, утыкается лицом в живот и целует пупок через рубашку. Тонкая ткань влажнеет от дыхания и слюны, темнеет и в полумраке спальни кажется глубоко синей, почти черной. Сехун подходит к Чунмёну сзади. Дергает за ленты и распускает бант. Оставляет поцелуй на выступающем шейном позвонке, слегка прихватывая его зубами. Ведет носом вдоль шеи, целует за ухом. Чонин, не отрываясь от чунмёнова живота, ловит на ощупь ленты, накручивает их на руки и оттягивает назад. Чунмён послушно запрокидывает голову и стонет в первый раз. Совсем тихо, приглашающе. Сехун кладет подбородок ему на плечо, оглаживает его бока, бедра, а потом перехватывает руки Чонина и дергает ленты еще раз. Сильнее и резче. Чунмён рефлекторно подается вперед, словно пытаясь вырваться, и тут же вскрикивает, когда Чонин прикусывает кожу под пупком. Возбуждение скручивается в воздухе тугой спиралью. Щекочет ноздри. Заставляет жмуриться от шумных выдохов, вкрадчивого шепота на ухо. Чунмён доверяет им себя. Поднимает руки, сдаваясь, и Сехун стягивает с него рубашку. Чонин – щелкает пряжкой чунмёнова ремня и расстегивает молнию. Спускает брюки с бедер и целует выступающие косточки. Проводит большими пальцами по резинке белья. Оттягивает ее и пробует красноватый след языком. Чунмён путается пальцами в его волосах, плавится под умелыми касаниями, когда Сехун гладит его напряженный живот, и ведет ладонями выше, по груди, задевая соски, губами трогая плечи. Им хорошо. И когда полностью обнаженный Чунмён лежит на кровати, согнув ноги в коленях, раскрываясь для них, Чонин уступает. Ложится рядом, лениво целуя его в губы, пока Сехун растягивает Чунмёна. Чунмёну нравится. Сехун никогда не проваливает тест на сосредоточенность и терпеливость. Не жалеет смазки. Делает все медленно, тягуче и горячо. Заставляя Чунмёна подрагивать и прикусывать губы Чонина. Чонин разрывает поцелуй, чтобы слышать голос Чунмёна. Его стоны-всхлипы. В этот момент, в этой квартире, на этой кровати – они равны: Сехун, наследник компании своего отца, Чунмён – начинающий карьеру юрист, и Чонин – грузчик в супермаркете. Они равны, Чонин больше не безымянный. У него есть имя, и Чунмён выдыхает его: - Чонин. Просит. Ему нравится, когда Чонин первый. И теперь уступает Сехун. Они меняются местами. Чонин гладит влажные от смазки чунмёновы бедра и целует острое колено. Трется об него щекой. Подтягивается выше, нависая над Чунмёном, обхватывает его член, обнажает головку и трогает ее пальцем. Ждет, чтобы Чунмён попросил еще раз, и Чунмён понимает, тянет к нему руки и шепчет: - Чонин, Чонин. Больше, чем просьба. Острая необходимость. Чонин выпускает его член и наклоняется ниже. Коротко целует в подбородок. Мягко разводит ягодицы Чунмёна и толкается первый раз. Входит легко, на всю длину. И Чунмёна выгибает, потому что – да. Да. Да. Да. Он судорожно вцепляется в плечи Чонина и подается бедрами вперед. Хочет ощутить движение, и Чонин толкается снова. И снова. И еще. Несдержанно, аритмично и глубоко. Если Чунмён хочет – он получает. Сехун сидит в изголовье кровати, ласкает себя и наблюдает, как идет пятнами шея Чунмёна, а на его висках выступают капли пота. Как закусывает губы Чонин, которому хорошо до безумия. Иметь Чунмёна, погружать в него член, вбивать быстрыми толчками в матрас – Сехун готов кончить от одной мысли о том, как невыносимо горячо сейчас Чонину. Сехун тянется и гладит Чунмёна по лицу, пачкая его собственной смазкой. Чунмён поворачивает к нему голову, окидывает затуманенным взглядом, а потом выпускает плечи Чонина и откидывается на подушку. Приоткрывает рот, обводит губы языком и улыбается. Невинно, светло. Чунмён приглашает. И Сехун опускается на колени рядом. Чунмён обхватывает его член. Ведет узкой ладонью, цепляет тонкую кожицу у головки прежде, чем взять ее в рот. Посасывает, мешая движения губ и языка с короткими стонами. Чунмён берет неглубоко, потому что дыхание сбито и едва хватает сил удержать очередной стон, но Сехуну достаточно. Ему более чем достаточно. Он запрокидывает голову и сжимает зубы. И сам задыхается от остроты ощущений. Чонин же чувствует в сто раз острее. Чунмён сжимается, когда ему особенно хорошо, и Чонин ругается сквозь зубы. Каждый новый толчок – попытка взять свое до конца. Чонин вынимает член полностью и резко входит в Чунмёна, а потом – едва двигает бедрами, стараясь продлить наслаждение. Сладость обладания. Но Чунмён мычит недовольно и ерзает под ним. Чонин скользит взглядом по его лицу, по губам, обхватившим чужой член, и сильнее хватается за чунмёновы бока. Возобновляет толчки, и теперь они – грубые, почти животные. Подводят к черте. Чонин кончает, забывая дышать, смаргивает пот с ресниц и беспорядочно оглаживает живот, бедра и колени Чунмёна. Выскальзывает из него, все еще возбужденного и нетерпеливого, и понимает, что забыл надеть презерватив. Между ягодиц у Чунмёна все покрасневшее, припухшее и очень, очень мокрое. Чунмён хочет продолжения и выпускает член Сехуна изо рта. Выгибается, и беспомощно, между вдохами-выдохами: - Пожалуйста. Кто-нибудь. Сехун. Чонин виновато качает головой, когда Сехун занимает его место между ног Чунмёна. Сехун кривится, заметив ошибку Чонина, но раскатывает резинку по члену и толкается в Чунмёна. И тот стонет протяжно, и все еще – невинно. Мелодичность его голоса не вяжется с краснотой перепачканного смазкой лица, с призывно расставленными ногами и искусанными губами. Но это – Чунмён. Их Чунмён. И Чонин, разморенный и уставший, сворачивается калачиком на кровати и смотрит на то, что боялся представлять себе Сехун – как крепкий член движется в растянутом, влажном проходе Чунмёна. Как длинные пальцы сжимают ягодицы, разводят их в стороны, снова сжимают. Сехун переворачивается на бок и увлекает за собой Чунмёна, прижимаясь грудью к его спине. Чунмён окончательно теряется в ощущениях, стонет и шепчет бессвязно. Позволяет Сехуну подхватить себя под бедро и толкаться так, что Чунмён беспомощно сотрясается всем телом, бессознательно подтягивая колени ближе к животу и прогибаясь в спине, чтобы глубже и острее. Потому что Чунмён тоже хочет получить свое. До конца. Чонин ложится лицом к Чунмёну и покрывает легкими поцелуями его щеки, нос и лоб. Сцеловывает капли пота и собирающиеся в уголках глаз слезы. А потом тянется вперед и целует Сехуна. Влажный звук поцелуя раздается прямо над ухом Чунмёна. И Чунмён улыбается этому звуку непослушными губами, а потом вздрагивает всем телом и кончает, так и не притронувшись к себе. Прикрывает глаза и глухо стонет в подушку. Сехун выходит из него, стягивает презерватив и доводит себя до разрядки, прикусывая плечо Чунмёна и пачкая его ягодицы. Потом сил едва хватает, чтобы по очереди сползать в душ и поменять постельное белье. Чунмён ложится между Сехуном и Чонином, и, прежде чем провалиться в сон без сновидений, Чонин успевает подумать, что Чунмён – всегда между. Во всех смыслах. Разъединяет и сводит вместе. С Чунмёном у них - удивительно. И каждый раз – навсегда. Утром Чонин просыпается под раздражающий звон будильника. Чувствует тяжесть чужой головы на плече, приоткрывает глаза, чтобы убедиться – голова принадлежит Сехуну. Чонин фыркает ему в ухо, и Сехун лениво щурится, облизывает сухие губы и предлагает хрипло и насмешливо: - Поцелуемся? Чонин фыркает еще раз. Сехун целует его в нос и убегает в ванную. Поет там громко и душераздирающе. Чонин сдерживает смех, натягивая спортивные штаны, и бредет на запах кофе. Чунмён на кухне в одних джинсах колдует над плитой. Чонин падает на стул у барной стойки и опускает голову на скрещенные руки. - Доброе утро, - улыбается Чунмён, ставя перед ним дымящуюся чашку. - Доброе, - Чонин делает глоток, обжигает язык, но все равно улыбается в ответ. Потому что растрепанному, суетящемуся Чунмёну невозможно не улыбаться. Сехун присоединяется к завтраку, благоухающий дорогим одеколоном и уверенностью в собственной неотразимости. Чонин завтракает быстро, собирается торопливо – его смена начинается через час. Ему не хочется оставлять Сехуна и Чунмёна сейчас. Ранним утром, когда Чунмён особенно податлив и игрив, и не отказывается от быстрого секса перед тяжелым рабочим днем. Перед тем, как уйти, Чонин заходит на кухню. Смотрит насмешливо на то, как Сехун обнимает стоящего у большого окна Чунмёна и нашептывает ему на ухо соблазнительные пошлости. Подходит за привычным поцелуем – на удачу. Чунмён целует Чонина мягко, прикрыв глаза и почти мурча в поцелуй. Оторвавшись от него, с трудом и сожалением, Чонин, помедлив, целует Сехуна, который не сопротивляется, но удивленно распахивает глаза. Чунмён между ними смеется и ворчит: - Мальчишки. Чонин кивает согласно. Утыкается носом ему в висок. Мажет губами по щеке и уходит. Кричит из прихожей, чтобы не занимались глупостями без него. Кричит, что вечером притащит пиво, и всем придется смотреть футбол. И шепчет, едва слышно, что любит. В кухне Чунмён прижимается к Сехуну и говорит, что тоже.