***
ДОЖДЬ НЕ ПРЕКРАЩАЛСЯ НИ на секунду. Тоскливая изморозь обволакивала меня мерзким ледяным туманом, то снижая, то увеличивая свое навязчивое присутствие. Серость и грязь. И еще бесконечная сырость, которая сводила бы с ума, если бы я ее замечала. Но единственная мысль, которая застряла в моей отупевшей голове и периодически вспыхивала, как отчаянный маячок: «Это конец... Конец...» Никто не догонял меня и, вопреки моим тайным надеждам, никто не ловил за руки, не падал на колени, слезно не просил вернуться. «Не нужна...» Я периодически смеялась от этой горькой мысли, понимая, что, если я вдруг сейчас заплачу, то просто никогда не смогу остановиться. Так и умру на этой одинокой, грязной дороге, которая не видела солнца уже много-много дней. Мне так хотелось сползти с моей кобылки в эту склизкую грязь, свернуться клубочком и ни о чем больше не думать... Пусть все кончится. Но я, замерев в седле, заставляла себя ехать дальше, только потому, что оцепенение внутри меня не давало шевелиться, застыв навечно пустой бескрайней тоской... Камни я почувствовала раньше, чем увидела их на холме. Скоро Самайн, и они, по всей видимости, набирали силу. Волоски мои встали дыбом, а по щекам и затылку побежали мурашки, как бывает, когда тебя однажды ударило током, и ты, только при одном воспоминании об этом, начинаешь ощущать отвратительную вибрацию нервов. Зубы сводит, а по телу начинают метаться тысячи огненных насекомых, раздирая твой ошеломленный мозг на части. Матерь Божья! Я не представляла сейчас, как снова смогу пройти через ЭТО? Может быть, только ради Брианны... Девочка моя, как я соскучилась! Зачем я бросила тебя? И, главное, РАДИ КОГО?! Я подавила резко нахлынувшую волну отчаяния и тошнотворный всплеск в желудке. Так, ладно. Рыдать буду потом. Сначала переход. Для него потребуется много сил. Вернее, все мои силы. Остановившись у тропы, которая вела на вершину холма Крейг-на-Дун, к равнодушному каменному кругу, я сползла со своей кобылки и тщательно привязала ее к ближайшим кустам. Пусть потом подберет кто-нибудь... Если господа Фрейзеры-Мюрреи не спохватятся и не соизволят приехать за ней. Все-таки полезная в хозяйстве вещь, не то что неизвестно откуда вдруг свалившаяся на голову жена. К тому же бывшая... Меня опять затошнило из-за горько сжавшегося сердца. В кустах внезапно затрещало, и многострадальное мое нутро трепыхнулось так, что чуть не выскочило наружу вместе с моими внутренностями. Едва не потеряв ориентацию от бешеного стука, который пульсировал в каждой клеточке тела, я моментально выхватила из ножен кинжал. Волк? Медведь? Человек? Нет. Но в кустах несомненно обитал кто-то большой. Они трещали, шумно дышали и пофыркивали. Однако кобыла моя не особо беспокоилась, только поворачивала голову в ту сторону, определенно приветливо махая головой, и тоже... фыркала, задирая черную губу. Посмотреть или бежать от греха подальше? Тем более, цель моя близка. Я вдруг вспомнила, как 20 лет назад, преследуемая англичанами, в порыве безумного страха бежала, туда, наверх, продираясь сквозь заросли, царапая тело и разрывая остатки ветхой одежды. Сейчас это грозило повториться. Ну уж нет. Я сжала кинжал в кулаке и сунула голову в темное переплетение кустов. Что-то большое нетерпеливо двигалось в полумраке, потом послышалось тихое ржание. У меня немного отлегло от сердца. Конь. Под седлом. Запутался уздечкой за ветки, но особо не переживает. Пользуясь моментом, объедает ближайшие, еще зеленые листочки... Но если здесь конь, то где-то поблизости должен быть человек. Вот, как раз, встречаться с человеком в мои планы не входило. Все-таки я повернулась и побежала вверх по тропе, отчаянно подавляя смутное ощущение узнавания. Конь определенно был мне знаком. Сердце мое опять неприятно екнуло. Иисус твою ж Рузвельт Христос! Это был каурый конь Джеймса Фрейзера. Встречаться с этим человеком в мои планы не входило тем более. Терзаний больше не хотелось. Просто уйти и забыть... если получиться. Добравшись до круга, я с опаской выглянула из-за ближайшего ко мне камня. Пространство между столбами, к моему великому облегчению, было пустым. Дождь припустил совсем уж без зазрения совести. Поток воды с неба сыпал на застывшие твердыни камней, почти скрывая их очертания в своей туманной серости, заливая холодными струями странную большую груду не понятно чего, похожую на кучу какого-то старого тряпичного хлама, сваленную совсем близко к центральному камню, от которого, крайне нервируя меня, исходил знакомый трансформаторный гул. Я оценила – чтобы попасть к камню, мне нужно было миновать сие нагромождение, которое, кстати, изрядно загораживало мне проход, почти обернувшись вокруг основания столба. Мне стало не по себе – казалось, куча почти незримо ворочается – или этот эффект создавали потоки дождя? Камни тянули меня к себе какой-то непреодолимой силой. Я прикинула, если я быстро подскочу к центральному обелиску и прыгну вперед, то, скорее всего, никакие странные препятствия вокруг мне уже не будут помехой – поток времени подхватит меня и затянет в свои бездонные глубины. Еще раз внимательно осмотрев пространство круга, я, наконец, решилась: втянув голову в плечи и поглубже надвинув капюшон плаща, будто меня здесь вовсе нет, я быстро пошла в сторону центральной стелы. Бесформенная груда у камня все больше беспокоила меня, потому как ее очертания стали приобретать формы человеческой фигуры, закутанный в мокрый, видавший виды плащ из хорошей шотландской шерсти. Конечно, клановых узоров на ткани не было, но расцветка - узнаваема. Сама чистила его в Эдинбурге. Этого еще не хватало! Я остановилась, закрыла глаза и сглотнула, пытаясь хоть как-то взять себя в руки после очередного взрыва крови в моей голове. Джеймс Фрейзер собственной персоной загораживал мне путь к камню, видимо планируя таким образом меня остановить. Ну уж нет, хватит. Поигрался с новой игрушкой и будет! Логичность моих рассуждений, надо признаться, в этот момент была на высоте... В порыве негодования и страха перед новым тягостным выяснением отношений, я даже не поняла, что действительно должно было бы меня обеспокоить. Джейми был неподвижен. То есть, совсем. Он лежал на боку, лицом к центральному камню, свернувшись калачиком. Голенища поношенных сапог выглядывали из-под плаща и приоткрытая ладонью вверх кисть руки... Но они как-то безвольно приникли к земле. Конечно, он просто спит. Ждал меня здесь, чтобы поговорить, и уснул, повалившись на бок, не обращая внимания на этот промозглый дождь и холод, как истинный шотландец, закаленный невзгодами с детства. Ну и отлично, это спасет нас от бесполезных разговоров. Я просто перешагну через него и окажусь в своем, умиротворяющем мире, с Бри, моей девочкой, душой моей жизни... Я подняла глаза на влекущий меня менгир и подобралась, готовая. И тут груда у моих ног пошевелилась и как-то нехорошо застонала. Тяжко так, с надрывом, у меня даже затылок вздыбился, и сердце почему-то тоскливо заныло. Потом до меня донеслось неразборчивое бормотание, сильно приглушенное покрывалом из мокрой тяжелой шерсти. Моя рука сама потянулась к этому невольному савану. Взгляну на него... в последний раз. Но усилием воли я остановилась. Нет. Не смей! Если я сейчас посмотрю в эти синие раскосые глаза, в такое родное лицо с четким рисунком скул и твердым рельефным подбородком, который я так любила мягко покусывать в минуты близости, на его большой упрямый рот, который всегда будто бы чуть улыбается из-за чувственного изгиба губ, может быть даже слегка излишнего для такого сурового мужчины, то вряд ли я уже найду в себе силы покинуть его. Моя рука замерла в воздухе и медленно спряталась под плащ, решительно отрезав все пути назад. Внутри стало так стыло, будто я сделалась холоднее самого ледяного дождя, старательно секущего меня со всех сторон. И эта стылость ухнула вниз, к коленям, смывая последние остатки надежды и... жизни. – Клээээрр... – опять надсадно донеслось из под плаща, будто мой злосчастный муж простонал это с кинжалом в груди, и фигура судорожно дернулась. Да будь оно все проклято! Не раздумывая больше, я потянула его отяжелевшее тело на себя за плечо и стащила покров с его лица. Хоть попрощаюсь по-человечески... Попрощаться по-человечески не удалось, потому что то, что открылось мне было мало похоже на человеческое лицо: мертвенно бледные, обтянутые кожей острые скулы, синие от холода спекшиеся губы и красные, запавшие веки, обведенные черными кругами. Я закашлялась от неожиданности. Боже милосердный, что это с ним? – Джейми, – прошептала я ошарашено, от муторного страха забыв все свои обиды. – Джейми, ты в порядке? И настойчиво потрясла его за плечо. Струи дождя потекли по его открытому лицу, и он, захрипев, разлепил рот, жадно хватая капли сухими губами. Если бы он спал, то, конечно же, вмиг бы проснулся, благодаря своему многолетнему опыту охотника и солдата, но то, что с ним произошло дальше, можно было описать только одним выражением: «он пришел в себя». Видно было, как веки мучительно пытаются приоткрыться, и глазные яблоки под ними хаотично скользят из стороны в сторону. В конечном счете, ему более-менее удалось продрать глаза, и его блуждающий взгляд долго пытался стабилизировать хаос в его голове, старательно сфокусировавшись на ближайшем к нему предмете. То есть – на мне. Наконец, мутный взгляд, уставившись куда-то за пределы моего лица, все-таки слегка прояснился, и его сведенную судорогой физиономию озарила самая дурацкая улыбка, которую я когда-либо видела на лице у человека, не говоря уже о лице моего, такого щепетильного в вопросах чести и достоинства, муже. – АААА.... – проговорил он с какой-то совершенно блаженной радостью, шумно дыша и слегка икая. – К-клэр... детка... ну и долго же ты тащилась... А я тут тебя жду-жду... – объявил он мне тоном обиженного ребенка. – Думал ты ушла... так и не попрощавшись со мной... как полагается... Он вдруг всхлипнул и, пыхча от усилий, попытался выпростать из под тяжелого мокрого плаща руку, чтобы протянуть ее к моему лицу. Но взгляд его так и блуждал вместе с протянутыми ко мне дрожащими пальцами. Я в негодовании отшатнулась: на меня пахнуло стойким, густым запахом перегара. Иисус твою ж Рузвельт!.. Мой муж был в стельку, мертвецки пьян! Сказать, что я была крайне оскорблена таким положением дел, ни в кое мере не соответствовало действительности. Я была в ярости, унижена, растоптана! Ко всему тому, что он сделал, мерзавец, он еще посмел – какая низость! – в хлам нажраться и только тогда соизволил поехать вслед за мной! Попрощаться! Видимо, трезвого, я его мизинца не стою, по его гнусному разумению. Я не достойна того, чтобы проститься со мной хотя бы уважительно! Я захлебнулась в негодовании и, подскочив на ноги, несколько раз исступленно пнула его в плечо и в бок, только потому, что других аргументов, кроме «Ах ты, чертов ублюдок!», от безмерного возмущения у меня не было. Хоть я не сильно и старалась, и удары попали, в основном, вскользь, в скомканные слои одежды, он вдруг зверски – на мой взгляд, совершенно несоразмерно моим усилиям – взвыл и, пытаясь увернуться, упал лицом прямо в склизкую грязь. – Пропусти меня сейчас же, мерзавец! Убирайся с дороги! Я тебе говорю!.. – Клээрр... – он, наконец, восстановил дыхание и жалобно простонал, – хорошо... только... не бей меня больше... Ох!.. Кхммм... Я не... я не... Клэр.. Он с кряхтением и невразумительными мычаниями копошился в грязи, пытаясь подняться хотя бы на четвереньки и, так как руки у него были плотно замотаны липким от сырости плащом, опирался он в землю, в основном, головой и плечом, выставив вверх пятую точку. С первой попытки ему это плохо удалось – ноги разъезжались по скользкой грязи, и мозг напрочь отключил функцию равновесия. Но я, понятно, помогать не стала, скрипя от ярости зубами. Несколько минут я с содроганием смотрела на это жалкое зрелище, потом сделала шаг в сторону, чтобы обойти сию нелепую преграду на пути к своей заветной теперь цели. Но тут Джейми, сделав отчаянный бросок, какими-то невероятными усилиями поднялся на колени и вцепился в мой подол с удивительной для его состояния хваткой и проворством. Я рванулась, потом рванулась еще раз, но тщетно... Он устоял, удерживая меня одной рукой. В другой он сжимал горлышко почти пустой внушительной бутыли. Наконец, тупо рассмотрев остатки ее содержимого, он отшвырнул ее подальше, и ни в чем не повинный сосуд, бодро подскакивая на кочках и расплескивая драгоценную жидкость, покатился под уклон. – Ми-милая... П-погоди... Давай... п-поговорим. Опасно покачиваясь, весь перемазанный грязью, он стоял передо мной на коленях и, с трудом подбирая слова, разговаривал с той областью юбки, которая находилась прямо перед его затуманенным взором. Задрать голову вверх не входило на данный момент в диапазон его способностей. – Чего тебе? – я дернулась еще раз, уже сурóвее, так, что он повалился на меня, но по инерции, вместо того, чтобы упасть, переставил колени и очень метко обвил руками мою талию. И вдруг изо всех сил прижался ко мне, громко втянув ртом воздух. – Клэр... – мое имя сорвалось с его губ, будто всхлип. – Не уходи. Я стояла окаменев, как чертова скала, ощущая, как мелкая дрожь сотрясает его тело и тяжелая горячая голова упирается мне в живот... – Иисус! Я не знаю, что сделать, чтобы остановить тебя, девочка... Он схватил меня за руки и, наконец, поднял вверх свое мертвенно бледное, в ошметках мокрой земли лицо, на котором застыла такая жуткая гримаса боли, что я невольно содрогнулась. Мне показалось, что он плачет, но из-за капель дождя, текущих по его щекам, это нельзя было определить точно. Но про себя я знала определенно – слезы вовсю душили меня. – Что ты хочешь, чтобы я сделал, а? – Он исступленно потряс меня за руки, потом за подол. Я пошатнулась. – ЧТО? Ты видишь, я на коленях перед тобой! Ты этого хотела? ДА? Я смерила его самым ледяным взглядом, который только смогла откопать в своем арсенале. – Думаешь, предел моих мечтаний, увидеть тебя на коленях, Джейми Фрейзер? Знаешь, самомнение твое явно зашкаливает! Несколько секунд он хмуро смотрел на меня, совсем туго соображая, потом его лицо вдруг исказилось мрачным гневом. – Стерва! - прорычал он пронзительно, – Нен-авижу... ненавижу тебя! Д-давай уходи! Ум-атывай, в свое чертово будущее! – и он, ухватив меня за предплечье, с силой мотанул по направлению к камню так, что я чуть не упала. Глаза, до краев залитые алкоголем, устрашающе полыхали черным отчаянием и ненавистью, делая его похожим на огромное рассвирепевшее животное. – Убирайся!!! Всю кровь ты мне выпила, ведьма! – он сел на пятки, закрыл лицо руками и, монотонно раскачиваясь, сотрясался с головы до ног, видимо пытаясь таким образом хоть немного обуздать свои эмоции, чтобы в порывах бесконтрольной ярости не навредить мне. Боже! И что это? Джейми? Я ошеломленно смотрела на его истерику и тягостная безнадежность охватила меня. «Ты же хотела уходить? Здесь нет тебе места, как бы ты этого не хотела. Давай, соберись, иди. Разруби все одним ударом. Тебя ждет дочь. Ты нужна ей там. А здесь ты не нужна никому. Он просто собственник, подогретый алкоголем, который волнуется из-за потерянной вещи и своих ущемленных мужских амбиций». Почти лишенная сознания, я сделала шаг к постоянной немой свидетельнице наших финальных сцен – центральной стеле круга. Потом еще один шаг... И мир вокруг стал исчезать... Последнее, что я увидела, как Джейми, издав отчаянный стон, полный тоски смертельно раненого зверя, весь сжался, потерял равновесие и опять повалился на бок. И тут, среди свистопляски других запахов и звуков, я почувствовала стойкий металлический запах теплой крови. От моих рук. Я машинально посмотрела на них. Руки были в крови. Темной, густой, свежей, несмотря на дождь. Я тупо смотрела на них, неотвратимо поглощаемая потоком времени. «ЧТО? ДЖЕЙМИ?!» Это ЕГО КРОВЬ! «НЕТ! СТОЙ! ВЕРНУТЬСЯ! МНЕ НАДО ВЕРНУТЬСЯ!» Казалось, эта мысль зажглась во мне как жаркий маяк, захватив все мое существо, и я отчаянно барахталась, пытаясь словно утопающая выбраться из черного, затягивающего меня омута. «ДЖЕЙМИ! СТОЙ!» Но равнодушная лавина стремительно повлекла меня в свой бесконечный хаос.***
СОЗНАНИЕ МЕДЛЕННО ВОЗВРАЩАЛОСЬ к нему. Первое, нестерпимо ясное ощущение - правый бок и руку поджаривают на медленном огне. А в голове и всем теле ломает, скручивает и пульсирует, и, в то же время, промозглый, изматывающий холод проникает до самых костей, заставляя его мелко дрожать и судорожно сжиматься в комок в попытке хоть немного согреться. Смутное ощущение катастрофы, чего-то непоправимого настолько, что, казалось, жизнь кончена, зловещим смрадом заполоняло внутренности, тошнотворно распространяясь из глубины его души, ноющей сейчас тягостно и надсадно. Желудок сжимался, пытаясь освободится от чужеродного содержимого. И рвотный спазм добавлял морозной дрожи в его тело. Джейми жалобно задышал, подавляя позыв, и слегка приоткрыл один глаз. Мир резанул болью за глазными яблоками, пронзительно вспыхнул в висках, в руке, в боку. О! Ого! Да будь оно все проклято! Он зажмурился, но, перетерпев, усилием воли заставил себя смотреть. Вокруг все казалось незнакомым и, в то же время, что-то безотчетно напомнило ему. Полуразвалившаяся стена.. зияющий дырами потолок... эту картину он уже когда-то наблюдал... когда-то.. в другой жизни... но ему не хватало ни сил, ни желания вспомнить... Он увидел, как данность, костер на земляном полу посредине комнаты и на нем... котелок, в котором что-то мягко бурлило. Он сосредоточился до судорог в висках, пытаясь уловить ускользающее понимание. И вдруг ошеломляющая мысль обожгла, стеганула его душу посильнее плети. Так, что он застонал от боли, но уже не физической, а душевной, которая была еще пронзительнее. Клэр! Последнее осознанное воспоминание: его Клэр исчезает... Она ушла. Растворилась... Бросила его навсегда. Снова. Он очнулся посреди дерьма. Окончательно и бесповоротно. И назад пути нет. Пустота невероятного отчаяния так мерзостно захлестнула все его распотрошенное существо, что его, наконец, вырвало, еще и еще. Он еле успел наклониться с подстилки на земляной пол. Джейми застонал беспомощно и свернулся в клубок, не желая больше принимать участие в этом жизненном балагане, полном никчемности и отчаяния. Он лишь надеялся, что, пока это закончится, пройдет не слишком много времени, и закрыл глаза. Его организм чувствовал себя так, будто наверняка это случится скоро, и больной облегченно забылся под унылый свист ветра за стенами. Он мог хотя бы задаться мыслью, как оказался здесь, в этой полуразвалившейся хижине под холмом, и кто, черт возьми, сделал ему постель? Но Джейми был слишком болен, чтобы замечать и размышлять над этим.***
НЕОЖИДАННО ОН ПОЧУВСТВОВАЛ УПРУГУЮ силу под затылком, заставившую голову приподняться помимо его воли. Обволакивающий травяной аромат проник в мозг, и к пересохшим губам прижалось что-то теплое глиняное. Чашка с травяным отваром настойчиво уперлась в его рот, мягко стукнув по зубам. Он с трудом разлепил опухшие веки и затуманенным взором посмотрел на темное питье, потом заставил себя разодрать спекшийся рот и, уступая назойливой чашке, сделал глоток. Терпкая жидкость приятно потекла в обожженное кислотой горло, мягко смывая с распухшего языка привкус перегара и рвоты. Он машинально, без особой цели, поднял тяжелые веки чуть выше и замер, насквозь прошитый выбросом крови из трепыхнувшегося сердца. Над краем чашки он увидел знакомые глаза цвета темного янтаря, в глубине которых плясали язычки пламени костра, делая взгляд таинственно мерцающим. Это был ее взгляд, чуть насмешливый, но, в то же время, участливый и расстроенный, вмиг сменившийся на потрясенный, когда он внезапно подскочил, как ужаленный, на своем ложе из шкур и пледов. Чашка перевернулась прямо на ее юбку. – Черт тя!.. Джейми! Я только платье высушила! От резкого толчка пронзительная боль рванула правый бок и руку. Он задохнулся, сжавшись, зарычал и стиснул зубы, не в силах что-либо сказать. – Боже правый, Джейми! – она в ярости испуга ударила его по здоровому плечу. – Черт! Что ты делаешь! Ты меня чертовски напугал! Наконец, он справился с болью и, без сил откинувшись на лежанку, прохрипел, чувствуя, как дрожит его голос: – Господи, ты! Клэр! Это ты? Ты не ушла?.. Но я же видел... Ты... исчезла. – Нет, разрази тебя Господь, как видишь... вернулась, – она, привстав и все еще сварливо ворча, стряхивала воду с подола, – Не знаю, правда, как мне это удалось. Но если ты еще раз так меня напугаешь, то не думаю, что я надолго здесь задержусь. – Что? Почему? – он беспомощно заморгал, его кадык судорожно дернулся в спазме, перехватившем горло. – Да потому что я умру от разрыва сердца, олух ты несчастный!. Потом взгляд ее засветился участием и, – он не смел на это надеяться – кажется, это была жалость. – Как ты себя чувствуешь, милый? Больно? Он, не в силах ответить, смотрел на нее как на божественное явление, пожирая лихорадочно горящими глазами. – Джейми? Ты слышишь меня? После бурной вспышки он терял силы, дурнота опять нахлынула на него, мир расплывался и крутился, и Клэр вместе с ним. – Милая, – он говорил с трудом, сухой язык заплетался в немеющем рту. – Ты... подожди... пока... не уходи... прошу... я... скоро умру... и тогда... можешь... можешь идти... Подари мне... несколько часов... Рядом с тобой... Не так уж много... Да, Клэр... за несколько лет... счастливой жизни и... – он споткнулся и, невольно скривив губы, договорил, – двадцать лет твоего... отсутствия. Звучало как упрек. Она нахмурилась и сжала челюсти, но промолчала, заметив, что он говорит в полубреду. Взгляд его постепенно терял ясность. – Я… пришел... сказать тебе, что мне жаль. И попрощаться с тобой... как полагается. Я бы не стал просить тебя остаться до конца, но… может, ты все же побудешь со мной… Просто... подержи меня за руку... пока я... не уйду. Осталось не долго. – Его голос совсем стих и прервался. Он глотнул. Она видела, как ему плохо, как он, серовато-зеленый, весь трясется от лихорадки и похмелья. Потом он повернулся на бок, и его опять вывернуло наизнанку прямо рядом со шкурами. – Господи! – тихо простонал он, откидываясь на спину и в изнеможении закрывая глаза. Даже не в силах как следует вытереть рот. – Про... сти... вчера... я перебрал... немного... боялся... не доехать... чисто... для поддержки сил... – слова вылетали вперемешку с жалобным кряхтением и стонами. – Ч-ш-ш-ш... Не извиняйся. Все хорошо, Джейми. Все будет хорошо, – она обтерла ему лицо прохладной влажной тканью, пытаясь остудить палящий жар. – Милый, скажи мне, кто тебя подстрелил? Ты ведь, конечно, в курсе, у тебя три дырки в теле? – Да уж... я догадываюсь, – он улыбнулся слабо, облизнув сухие губы. – Чертовски болит... – Рука простреляна насквозь, а в боку застряла пуля. Пришлось вырезать ее. Кинжалом. Пока ты валялся тут бесчувственный, как чурбан. Скажи спасибо, что ты так надрался накануне, что практически дошел до полного омертвения. Так, кто в тебя стрелял? - потребовала она, заметив, что Джейми вдруг закрыл глаза, в попытке уйти от разговора прикрывшись слабостью. – Ты нарвался на кого-нибудь в дороге, Джейми? Ответь мне. – А? Что? – он сделал вид, будто приходит в себя после внезапной потери сознания, но увидев ее неумолимый взгляд, вздохнул тяжко и нехотя процедил: – Лири... Это была Лири... – Лири? Она стреляла в тебя? Вот стерва! За что? - она не смогла удержаться от едкой реплики. – У вас же практически все должно было наладиться, когда я уехала. Он так укоризненно взглянул на нее, что на миг ей стало стыдно за свою ребяческую несдержанность. – Что ты говоришь такое, Клэр? Что у нас может наладиться? Ты меня совсем не услышала. Мы не живем вместе уже несколько лет... Так что, я не врал тебе... Ну... почти. – он жалобно посмотрел на нее. – Ну хорошо, так что же все-таки случилось, Дон Жуан ты несчастный?.. – Не знаю... Я плохо все это помню... – он проговаривал фразы быстро, на одном выдохе, но между ними делал такие паузы, что казалось, он уже никогда не заговорит, – потому что я был как помешанный... Дженни... Я с ней... подрался, кажется... – лицо его омрачилось еще больше, – а потом... помню... оседлал коня и хотел поехать... искать тебя. И уже выезжал... а Лири... она вернулась с холма, слезла со своей лошади и вцепилась мне в ногу... будь она неладна... дернула со всей силы и стащила меня с коня... мы рухнули с ней в грязь. Она так выла и цеплялась за меня... это был сущий ад! Я не знал, что мне делать, Клэр... я подумал... унесу ее наверх... подальше от детей и слуг, чтобы она не позорила ни себя, ни меня, - он закрыл глаза и некоторое время совсем замолчал, собираясь с силами, потом все-таки тихо продолжил, потому что Клэр, она терпеливо ждала, между делом сооружая холодные примочки у него на лбу. – Я хотел... запереть ее в одной из комнат... для гостей... пока она не придет в себя, и чтобы она мне не мешала... отправиться за тобой... взвалил ее на плечо и потащил вверх по лестнице и тут... раздался грохот... я почувствовал, как руку мою обожгло... она совсем занемела и стала тяжелой. А еще боль пронзила бок. Помню, я упал... хорошо, что был уже на верхней ступеньке, и мы с ней не покатились вниз, а то кто-нибудь бы из нас точно... шею свернул... Все прибежали, конечно, на звук выстрела... но я... не стал признаваться. Они бы тогда не пустили меня... конечно, – он представил, как Дженни и Йен-младший уцепились бы за него не хуже Лири и улыбнулся. – В общем, я взял бутыль с виски в кухне и скорее поехал... боялся, что не успею... И ты... – его голос провалился в безвоздушное пространство, и он с силой потянул воздух в легкие, – и ты... уйдешь... Джейми от такого долгого рассказа явно выбился из сил: голос его становился все слабее и бисеринки пота опять выступили на его лбу. Но она не прерывала его – ей надо было знать. – И ты поехал за мной раненный, Джейми? – ее душу вдруг захолонуло раскаяние. За то, что она думала и как вела себя с ним. Боже! Она его пинала как раз по той самой руке и раненному боку! По телу побежали мурашки ужаса. Что случилось с ее мозгами? Какое-то помрачение. Как она могла подумать, что не нужна ему? Когда он стольким пожертвовал ради нее и готов жертвовать и дальше... Бесконечно... – А что мне оставалось делать? – Джейми грустно улыбнулся. – Ведь я не могу... без тебя, Клэр, – просто сказал он, потом вдруг напрягся, от чего жилки набрякли на лбу и под глазами, горевшими от лихорадки. – Милая... моя рука... она... ты же... не отрежешь ее? – Что? Почему? Боже! Нет! Нет, конечно! С чего ты взял? – Ох, ну хорошо тогда, – он заметно расслабился, – Дай мне слово. Чтобы не случилось, даже если я потеряю сознание, или уже буду таким слабым, что не смогу сопротивляться, ты не станешь ее резать. – Хмм... Ну думаю, резать ее точно не придется, – твердо проговорила Клэр. – Я что-нибудь придумаю. А сейчас ложись и лежи спокойно, не волнуйся, поверь мне, теперь все будет хорошо, – она нежно отвела мокрые от испарины пряди с его лица. – Я позабочусь обо всем... А когда ты будешь в состоянии, мистер Джон Уэйн, мы вместе вернемся в Лаллиброх... Его ускользающий в изнеможении взгляд, сфокусировавшись, остановился на ней. Синие глаза блеснули, оживившись. – Я так рад это слышать Клэр. Только не думаю... что тебе придется столь утруждаться... – Хм-м... Если бы ты так... по-скотски не нажрался вчера... Я уже сегодня начала бы нормальное лечение. А так придется ждать до завтра, когда алкоголь выйдет из твоей крови. Антибиотики не сочетаются с алкоголем. А пока что придется отпаивать тебя травами. Кстати, ну-ка, глотни еще порцию... – Клэр!.. – он почувствовал, как тошнота вновь подступает к горлу и, жалостно сморщившись, отвернулся от настырной чашки. – Не могу.. – Джейми! Или ты меня слушаешь, или... – Что? – Он встрепенулся и испуганно скосил глаза. – Не знаю. Но думаю, тебе это не понравиться – ты же сам сказал, что я ведьма! – ее глаза сузились по-кошачьи, – Давай, давай... – она снова подвинула чашку к его губам. – Будь хорошим мальчиком, хоть иногда... Хоть изредка, черт тебя раздери. Он, преодолевая рвотные позывы и пыхтя от негодования, запихнул в себя жидкость, с удивлением почувствовав вдруг, что тошнота отступает. – Кушать ты, как я понимаю, еще не хочешь, – елейно промурлыкала она, мстительно взирая на его глотательные потуги. – Боже! Только не говори мне о еде! – видно было, как он изо всех сил пытается подавить рвотный рефлекс. – Ладно, все-все. Поспи теперь, я пойду, поищу кое-какие травы для твоей руки. Приду, и сделаем перевязку. Ты меня понял? – она строго глянула на него и поправила свернутый плед под его головой. Он с бессильной досадой закатил глаза, и, отворачиваясь, она увидела, как он скорчил ей вслед не слишком внятную, но полную негодования мину. – Я вижу, – она ворчливо насупилась, быстро повернувшись, но он моментально ответил ей слабой невинной улыбкой. Потом, внезапно что-то вспомнив, опять встрепенулся. – Клэр, конь. Поищи моего коня. Он где-то здесь бродит... – Конь твой давно пасется поблизости, стреноженный, вместе с моей кобылой. – А хорошо, тогда, – он бессильно упал обратно на плед, снова ощутив волну испарины, и расслабленно выдохнул. – Спи, – она погладила его по пылающей щеке, ласково улыбнулась ему и вышла...***
ВЫПОЛНЯЯ СВОИ НЕХИТРЫЕ, ОТРАБОТАННЫЕ до автоматизма многими годами, обязанности по уходу за раненым, я с удивлением анализировала тот факт, что мне удалось вернуться в ту же точку, из которой я ушла. Будто что-то, вдоволь поносив меня по безжалостному потоку времени, выбросило обратно, на брег обетованный. Это, по всем меркам, было невероятно, и никак не согласовывалось с моим предыдущим опытом.. Я точно помню мое неукротимое желание вернуться. И мне это удалось. Что это было? Механизм не сработал? Или был еще какой-то секрет. С великим облегчением очнувшись рядом с неподвижным телом Джейми, я вспомнила навыки военной медсестры и оттащила раненого на плаще в «нашу» полуразрушенную хижину, так и стоявшую неподалеку от холма Крейг-на-Дун. Предварительный осмотр повреждений показал довольно большую потерю крови и порядочно воспалившиеся от начавшейся инфекции отверстия в плече, где пуля прошла навылет, и в боку, где она благополучно застряла, но совсем близко к коже. Ну, в общем-то небольшая операция по извлечению пули, перевязка и примочки из лекарственных трав должны были значительно улучшить ситуацию, но мне для этого были необходимы горячая вода, тепло и относительно стерильные инструменты. Прямо в хижине, благо потолок в некоторых местах отсутствовал, я развела костер и в седельных сумках лошадей нашла котелок. Через час, при моей сноровке полевой медсестры, хирурга и скаута, в одном лице, все было готово к операции. К счастью, я нашла бутыль с остатками виски, которую Джейми бросил под откос и, благодаря удачному падению, она даже сохранила полпинты жидкости, такой драгоценной в моей непростой ситуации. Я долго думала, стоит ли привязывать оперируемого к полусгнившей лавке, которая сохранилась тут с прежних времен и даже как следует потыкала его безжизненное тело кинжалом, но он не выдал совершенно никакой реакции на мою проверку. В конце-концов, я, на всякий пожарный случай, все же зафиксировала его – потом аккуратно извлекла продезинфицированным кинжалом пулю, застрявшую между ребер, и прижгла раны единственным доступным мне на данный момент методом, не спорю, довольно варварским – раскаленным железом. Джейми усиленно задышал и заворочался в путах, пытаясь вырваться, но так и не очнулся. Алкогольный дурман, в данном случае, действовал мне на руку... Наконец, замотанный в бинты, сделанные из моей нижней юбки, тщательно прокипяченные и быстро высушенные у костра, он был размещен поближе к теплу на ложе из шкур и одеял, которые тоже были приторочены к седлам лошадей. Были конечно большие проблемы с транспортировкой его грузного тела, но, при должном полевом опыте, мне все-таки удалось не сорвать спину, перемещая 17 с половиной стоунов живого безвольного веса. Благо, хоть тащить его пришлось вниз с холма по скользкой маслянистой грязи... Потом я занялась просушкой у костра нашей, насквозь промокшей одежды, ведь смены ни у него, не у меня не было предусмотрено по вполне понятной причине... Наконец, ближе к вечеру, дождь стих, тучи развеялись и ненадолго показалось солнце, бросая на землю свои косые, животворящие лучи. Я решила использовать сие благодатное обстоятельство для просушивания вещей. Птицы, изнемогая от радости вечернего тепла, устроили вокруг меня настоящий переполох. Щебет, гомон, писк и чириканье доносилось со всех сторон. Над влажной землей поднимался пар. Выйдя из хижины и пристраивая вещи на кустах возле домика, я посмотрела вдаль. С возвышенности открывался превосходный вид на сосновую тайгу, с яркими разноцветными вкраплениями лиственных деревьев: желтыми, красными, багряными и совсем еще зелеными. Небо почти очистилось и стало бездонным и голубым с редкими белыми облаками, какое бывает только ранней осенью. Я глубоко вздохнула, ощутив умиротворяющий терпкий запах осенней, подгнивающей листвы, прихваченной по утрам первым морозцем. Джейми спал, и я могла побродить по округе в поисках подходящих лекарственных трав, которые помогут мне первое время. В первую очередь, я ободрала ивовую кору, потом нашла ромашку, мяту, плоды можжевельника, фенхель.. Судя по его последнему здравому состоянию, травы от похмелья мне очень даже завтра понадобятся. Из антисептиков я нашла траву спорыша, зверобой и дикий лук. И немного дальше, под холмом – заросли малины с поздними ягодами – пригодится для снятия жара... Вооруженная таким образом до зубов, я пошла обратно делать отвары для примочек и компрессов, а так же для того, чтобы отпаивать его после таких обильных возлияний... Ничего, милый мой, мы еще поборемся! Все будет хорошо!.. Больной, наконец, очнулся на следующее утро и его состояние, несомненно, оставляло желать лучшего. Последствия ранения и, даже больше, похмелья, давали о себе знать... Во-первых, он напугал меня до чертиков, когда подскочил, увидев мою участливую персону у своего лежбища. Чего-чего, а такой прыти от его измученного тела я никак не ожидала. Правда потом он долго кряхтел и ползал по постели, пытаясь хоть как-то унять резь в потревоженных ранах. А, во-вторых, я вдруг внезапно осознала, какой беды мы оба чудом избежали и ужас захолонул меня до самых кончиков ногтей. Что случилось с моей, обычно железной логикой и моим довольно таки здравым мозгом, я так и не поняла.. Пока я сидела в изголовье его кровати, меняя прохладные примочки на его пылающем лбу, в моей голове вспыхивали обрывки фраз, которые говорил мне Джейми, говорил страстно и.. искренне. Но почему я не удосужилась вспомнить об этом в нужную минуту? Мои собственные проблемы и обиды застили мне сознание. «Да чтобы мне вдруг захотелось расстаться с тобой? Когда я страстно желал тебя двадцать лет, Сассенах»... «Я не мог сказать тебе, потому что боялся, что ты бросишь меня. И пусть это не по–мужски, но я подумал, что мне этого не вынести!» «Я хочу тебя так сильно, что ничто другое не имеет значения... Видеть тебя и знать, что я готов пожертвовать честью, семьей, самой жизнью, чтобы быть с тобой»... «Я бы отдал свою жизнь за нее и за тебя, даже если бы это стоило мне сердца и души»… «Это всегда было для меня навсегда, Сассенах»... Теперь же, будто освободившись от липкой пелены эгоизма, моя душа вдруг завибрировала пониманием и... раскаянием. Чувство долга подтолкнуло Фрэнка к его решению – принять меня в качестве своей жены и воспитать Брианну как собственную дочь. Чувство долга и нежелание отказаться от ответственности, которую он счел своей. Что ж, здесь, передо мной, лежал еще один достойный человек. Лири и ее дочери, Дженни и ее семья, пленные шотландцы, контрабандисты, мистер Уиллоби и Джорджи, Фергюс и арендаторы – сколько обязательств взвалил на свои плечи Джейми за те годы, которые мы провели в разлуке? Смерть Фрэнка освободила меня от одного из моих несомненных обязательств, выросшая Брианна – от другого, а администрация больницы помогла перерезать последнюю по-настоящему важную нить, привязывавшую меня к той жизни. Но у меня было время на то, чтобы с помощью Джо Абернэти решительно освободиться от более мелких обязательств, снять с себя и делегировать свои полномочия. А вот Джейми заранее предупрежден не был. Подготовиться к моему повторному появлению, принять какие-то решения или уладить конфликты он не мог. А он не из тех, кто отказывается от своих обязательств даже ради любви. Да, он солгал мне. Не смог поверить, что я вникну в его обстоятельства, что поддержу его. Или решил, что брошу его. Он боялся. Ну а я, я ведь тоже боялась, что он предпочтет не меня, столкнувшись с необходимостью выбирать между любовью двадцатилетней давности и нынешней семьей. Поэтому я сбежала. Устремилась к Крейг-на-Дун со всей скоростью и решимостью обреченного на казнь, приближающегося к ступенькам эшафота. И ничто не могло меня вернуть, кроме надежды на то, что меня остановит Джейми. Угрызения совести и уязвленная гордость затуманили мой мозг и способность мыслить, но стоило мне увидеть его кровь на своих руках и почувствовать, что он умирает, как все остальное показалось ерундой, совсем не имеющей значения. Совсем... Я смотрела, как вздымается и опадает его грудь, любовалась игрой света и тени на сильных, четких линиях его лица, понимая, что на самом деле ничто между нами не имеет значения, кроме того факта, что мы оба живы. И вот я здесь. Снова. И в какую бы цену это ни обошлось ему или мне, я остаюсь... Пока смерть не разлучит нас.***
ВЕСЬ ДЕНЬ ОН ПРОВАЛЯЛСЯ пластом, переходя из состояния мучительного холода в состояние жестокого, пепелящего внутренности, жара. Лихорадка от ран, усиленная похмельем, изматывала его в конец. Он стонал и метался по постели из шкур и одеял, которые я соорудила для него, а потом вдруг его выворачивало, и он жалобно хрипел, чтобы я пристрелила его окончательно. На счастье, у меня в седельных сумках оказалась большая чашка, и мне не пришлось больше убирать бесконечную рвоту с его лежанки. Я категорично поила его отварами трав, которые насобирала в окрестностях, делала перевязки и примочки на лоб и шею, улучшавшие, конечно, его самочувствие, но ненадолго. Вечером, еле живой, он тихонько лежал, боясь пошевелиться, чтобы не вызвать новый приступ рвоты, и слезы слабости текли из под его закрытых век. Сердце мое давило от жалости, но я еще не до конца смогла забыть его вероломство и свое тяжкое унижение, когда так внезапно узрела Лири в нашей, как мне казалось, спальне. Нет, он мог бы мне хотя бы сказать.. Теперь только до меня дошло, почему мистер Уиллоби так настойчиво называл меня «первой» женой. Хорошо хоть при этом добавлял «любимой»... В конце концов, вздохнув, я сдалась и, опершись спиной о стену, просто села ему в изголовье, положив его голову к себе на колени. Повернувшись на бок, он благодарно уткнулся в мое бедро и, выдохнув с легким стоном удовлетворения, подсунул свою здоровую руку под мои ноги. Так я просидела почти весь вечер, как можно чаще меняя прохладные примочки на его опухшем от жара лице, пока он периодически забывался в недолгом горячечном сне. Наконец, решив, что время пришло, я тихонько, стараясь его не тревожить, вытащила из кармана небольшой контейнер. Потом аккуратно вылезла из-под больного и поставила котелок с водой на огонь, развернув чистые тряпицы и положив на дно котелка драгоценное содержимое – прокипятить. Джейми, ощутив вдруг мое отсутствие, в беспокойстве открыл глаза, но, увидев мои мирные передвижения по комнате, успокоился и лениво следил за мной из под прикрытых век. – Ты ведь не уйдешь? – наконец, еле слышно просипел он. – Куда? – Клэр.. скажи мне.. ты ведь осталась не из жалости? Да? – Что? Что за бред ты городишь, мой милый? Молчи и береги силы.. тебе вредно говорить, – я помешала ветки под котелком. – Просто.. я лежу здесь, словно.. паршивая собака в канаве, а ты.. ты слишком.. милосердная.. Клер. – Успокойся, парень.. Мне, конечно, жаль тебя сейчас, но это не основная причина, по которой я осталась, уж поверь. Джейми поджал губы, видимо не удовлетворенный ответом. Потом сглотнул и продолжил. – Знаешь.. ты.. необыкновенная.. ты.. лучшая часть меня.. и я.. я.. рядом с тобой.. я чувствую, как.. наполняюсь.. силой и.. смыслом. Если ты снова.. уйдешь.. я не смогу жить без тебя.. больше не смогу.. это выше моих сил.. снова жить в.. пустоте. – Джейми закрыл глаза и, преодолевая приступ жестокой слабости, замолчал. Я, сокрушенно вздохнула, присела рядом и провела тыльной стороной ладони по его небритой щеке. – Ты больше не будешь один, Джейми Фрейзер, обещаю тебе. Он снова открыл лихорадочно горевшие глаза, и я увидела на его висках дорожки от слез, блеснувшие в свете костра. Ему трудно было говорить, это было заметно, по тому, с каким усилием он разлеплял пересохший рот, выталкивая каждое слово. – Я надеюсь.. я надеюсь.. Клэр.. что ты сдержишь слово.. потому что.. если ты думаешь, что я.. встану на колени.. и буду умолять тебя.. Так вот.. Я не встану.. как бы мне этого не хотелось. Он закончил, и желваки заиграли на его лице, борясь с приступом чувств и дурноты. Я несколько секунд смотрела на него в недоумении, потом, с облегчением поняла, что он совсем ничего не помнит из той вчерашней сцены, которую закатил мне у камней. Ну и слава Богу! Я решила поберечь его самолюбие и промолчать, будто ничего такого и не было... Хотя меня весьма и весьма порадовал тот факт, что его бессознательное, отделенное от мозга, насквозь пропитанного условностями, готово было на всё, чтобы вернуть то, в чем он так остро нуждался. Да и я, впрочем, тоже... Мое сердце опять защемило от вида того усилия, которое он прикладывал, чтобы его слова ни коим образом не вызвали бы мою жалость. Но с другой стороны, все мое существо возмущалось против этой его гордыни, чуть не ставшей причиной нашего катастрофического разрыва. Так и захотелось всыпать ему как следует. Хотя, хмыкнула я, насчет гордыни, наверное, мы стоим друг друга... – Ха! Кто б сомневался... Упрямый ты гордец. Но я и не жду этого, можешь быть спокоен. Так что лежи сейчас смирно и даже не вздумай пытаться встать на колени, а если ты собираешься скакать тут, как кузнечик, мне придется связать тебя, будь уверен. Я вытащила из специальной коробки пузырек с белым порошком и ампулу с дистиллированной водой. Потом достала из кипятка шприц и положила его остывать на чистую материю. – Скоро ты будешь здоров как бык, мой милый, и даже тогда не сможешь от меня избавиться, не надейся.. – Хм.. иногда ты.. конечно.. творишь чудеса.. Сас.. – он прервался и внимательно посмотрел на меня с некотором сомнением. – Мне позволено.. снова так называть тебя? Или?.. – Называй, чего уж, – я надела иглу на поршень и, сломав головку ампулы, втянула жидкость внутрь. – Не исключаю, что ты, Сассенах, способна.. вытянуть меня и на сей раз.. хотя не уверен.. что так уж хочу.. проходить через это снова. Кажется.. так паршиво я еще.. никогда себя не чувствовал. Лучше уж мне.. умереть, и.. дело с концом.. если ты.. не против. – Не против? Ага, сейчас! Неблагодарный! – отрезала я. – Трус! Еще как против! Проколов резиновую крышечку от пузырька с пенициллином, я впрыснула внутрь дистиллированную воду и затем, поболтав жидкость, снова втянула ее, густую и побелевшую, внутрь шприца. – Что это.. во имя Господа.. такое? – слабо спросил он, с удивлением глядя на мои манипуляции. – Эти штуковина кажется.. чертовски острой и немного.. дьявольской. Подняв шприц на свет угасавшего дня, я пощелкала по нему ногтем, сгоняя вверх попавший воздух, и слегка надавила на поршень, чтобы выпустить пузырьки. Маленький фонтанчик брызнул с кончика иглы. – Сколь ни сильно твое искушение, – сообщила я Джейми, смотревшему на меня с крайним подозрением, – умереть тебе на сей раз не удастся. Не позволю, и все. Я смочила виски кусочек ткани и повернулась к больному: – Повернись на здоровый бок, мне нужна твоя попа. От моего решительного тона Джейми замер в недоумении, потом немного поерзал, и настороженно скосил глаза на острие, отражавшее свет огня холодным блеском стали. – Хм.. А что, на тебя накатил неожиданный приступ вожделения? – Вожделения?.. – мои глаза удивленно раскрылись. - Думаешь, парень, я у тебя такая одержимая? Не надо мне тут зубы заговаривать, давай поворачивайся. Он сдвинул брови, но, видимо решив, что спорить сейчас со мной чревато, нехотя подчинился. Я разгребла с него ворох одеял и помогла спустить штаны, с одобрением оглядев поле деятельности. – Твоя попа не сильно изменилась за двадцать лет, – заметила я, ласково проведя по мускулистым изгибам его бедра. Стальные мышцы дрогнули и слегка сжались под моей ладонью. Синяки, оставленные старательными усилиями Йена, все еще бугрились на его заду темными полосами. – Как и твоя, – любезно пропыхтел он, с трудом отдышавшись от усилий по перемещению своего тела на бок, – но может, я, все-таки, повернусь другой моей частью. – Ну, думаю, не прямо сейчас, – бесстрастно ответила я, тщательно протирая тряпочкой участок кожи. Тело его было очень горячим, и он содрогался от холодного прикосновения влажной материи. – Я понимаю, что ты сильный парень, но думаю, тебе лучше с этим повременить. Пока.. – Бренди что надо, спору нет, – слабо втянув носом воздух, буркнул Джейми, пытаясь заглядывать через плечо на мои манипуляции, – но я больше привык употреблять его с другого конца. Хотя, ты знаешь, - он вдруг сглотнул и прерывисто простонал, – сейчас меня опять вырвет от этого запаха. Черт! – Тебе придется потерпеть, дорогой. Это лучшее спиртовое средство, какое есть под рукой. Не шевелись и расслабь мышцы. Я еще раз интенсивно потерла верх его ягодицы тряпочкой и ловко вколола иглу. Он чуть дернулся и охнул. Потом, надавив на поршень, стала медленно впрыскивать лекарство. Джейми, по всей видимости, не ожидал такого подвоха. Легкое недоумение на его лице, после того, как я предательски вонзила иглу ему в зад, сменилось сначала гримасой откровенной боли, когда я надавила на поршень, а потом и ужасом от моего вероломства. Глаза его расширились. Он жалобно застонал, и стон его постепенно перешел в сдавленный крик. – Сассенах! По твоему мнению, мне не достаточно дырок в моем теле? У меня и так каждая клеточка тела болит... Ох...– он покраснел от негодования, глаза его гневно заблестели. – Терпи. Не двигайся. Ничего страшного. Сейчас пройдет. Когда я выдернула иглу, он минут пять усиленно ерзал, пытаясь растирать пострадавшее бедро, кряхтел и тихонько подвывал от боли. Потом с предельной укоризной посмотрел на меня и патетически изрек: – Боже! За что? Я хмыкнула. – Хороший вопрос, милый, хотя и не совсем точный. Не «за что?», а «зачем?» – Да уж... каким образом то, что ты втыкаешь иголки мне в зад, милая, вылечит мою руку... интересно? Он мрачно смотрел на меня и, все еще морщась и сопя, остервенело тер ягодицу. Я села рядом с больным и, мягко убрав его руку, положила на место укола горячее, нагретое на камне возле костра, полотенце, размеренно поглаживая его сверху своей рукой. – Ну... хорошо, объясняю... – заговорила я голосом бывалого лектора, – вокруг нас есть такие маленькие... зверюшки, совсем невидимые, зовутся они микробы. Он заметно расслабился и подполз ко мне поближе, пытаясь снова умастить голову на моих коленях и подлезть под другую мою руку, совсем как это делает жаждущий ласки хитрый пес. Я не смогла устоять, чтобы не погладить его по голове. – Зверюшки? Что за зверюшки такие? – голос его постепенно терял внятность от моих поглаживаний. – Они вредные и нападают на организм, когда тот ослаблен, и твоим собственным маленьким внутренним защитникам не хватает сил, чтобы сопротивляться захватчикам. От этого человек заболевает и может даже умереть.. – Хмм... Это как осада шотландского замка англичанами. – Вот именно. Джейми потянулся к раненой руке и невольно поморщился. – Это и вправду похоже на сражение с настоящими пушками и взрывами. Ужасно болит. Я переместила свою руку, легонько поглаживая твердую рельефную мышцу его плеча. Он испустил тихий вздох удовольствия. – И тут, вуаля! Прибывает подмога. Я подняла шприц, от чего Джейми заметно вздрогнул и опять напрягся, и продемонстрировала остатки лекарства. – Здесь миллионы отличных маленьких убийц микробов. Я их впрыскиваю в твое тело и они, храбро ринувшись в бой, помогают твоему организму справиться с захватчиками. Джейми снова потер ягодицу и, скривившись, втянул воздух. – Они прибыли с миллионами чертовых маленьких пик и ружей, эти твои помощники? – Да, у них целый арсенал средств. Он закатил глаза. – Ну, понятно теперь почему у меня такое ощущение, будто мне в задницу загнали десяток раскаленных гвоздей. Значит, они открыли там второй фронт. Но знаешь, по-моему, они не слишком-то разбираются, где микробы, а где я сам. – Не волнуйся, они разберутся. Еще несколько уколов и мы отвоюем твой замок у англичан. Я привычным движением разобрала инструмент и опять положила его в котелок, прокипятиться. – ЧТО?! Нет-нет-нет, Клэр, с меня достаточно этой порции. Обещаю, мы и так победим. – Джейми, не спорь, мне лучше знать, что для тебя сейчас лучше. Кто из нас врач, интересно? – Моя задница как раз.. говорит мне обратное. О-о-о.. – Пенициллин, это лекарство, которое для лучшего эффекта нужно вводить регулярно, каждые четыре часа, или не стоит тогда начинать. Ты понял? Он посмотрел на меня с искренним испугом. – Четыре часа? Каждые четыре часа ты будешь вставлять этот раскаленный штырь мне в задницу? Господь Всемогущий! Когда мой благословенный папаша порол меня, – он с крайней досадой посмотрел на меня, – мне и то не было так больно. Неужели я так провинился? – Ну.. Это как раз вторая и самая существенная сторона вопроса. О которой мы должны еще поговорить. Ты должен мне объяснение, что и как с твоей новой женой, похотливый ублюдок. Я нежно стиснула его волосы на затылке, и его глаз блеснул из глубины моих юбок. – Н-да... Двадцать лет назад я поторопился, когда не позволил сжечь тебя на костре, моя ведьмочка... – от слабости его голос опять терял внятность, его сознание проваливалось в волны небытия. – Да... а, по-моему, ты погорячился сейчас, сказав это, потому что у меня в запасе есть несколько превосходных ампул с пенициллином. – Последнее желание умирающего уже не прокатит? – он умиротворенно потерся щекой о домотканую материю моей юбки. – Умирающего? Думаю, нет. Поскольку ты не умрешь. – Черт возьми, вот что бывает, когда твоя жена – ведьма. Даже умереть спокойно не дадут. (Боже, как ноет-то!) Я могу хотя бы поспать сейчас? Ведь объяснение подождет? Я сменила ему горячую ткань на ягодице и опять положила остывшее полотенце нагреваться на горячий камень. Он блаженно выдохнул, устраиваясь поудобнее в моем подоле. – Ты ведь никуда не собираешься теперь, на ночь глядя? – Пока не планировала. Ну, разве что за чаем или, может, в туалет. – Ладно... Только ненадолго и… погоди, пока я не засну, – он крепко вцепился в мою руку, обвив ее своей. – Все-таки эти твои ребята-убийцы микробов – очень воинственные парни, – чуть поморщившись, пробормотал он не слишком отчетливо и провалился в глубокий сон выздоравливающего. На следующий день нас нашел Йен. Парень, в беспокойстве за дядю, отправился вслед за ним, как только увидел капли крови на ступеньках, где Лири стреляла в Джейми. Конечно, он ничего не сказал матери, чтобы не тревожить ее, но опять тайком улизнул из дома, как только представилась первая возможность. Сильный, жилистый Йен, конечно, оказался великим подспорьем мне, прежде всего при перемещении обессилевшего больного. На следующий день, как только Джейми стал в состоянии хоть немного сидеть в седле, мы решили перебраться в Лаллиброх, где можно было бы рассчитывать на белее комфортные и безопасные условия для раненого. Понятно, теперь я уже не сильно надеялась на «теплый прием» Дженни, но у меня был веский аргумент в мою пользу, который колыхался от слабости в седле, как травинка на ветру. Йен, слегка страховавший дядю, ехал рядом с ним очень сосредоточенный. На мой вопрос он смущенно ответил, что его зад до сих пор ноет после порки Джейми, но видимо родителям покажется, что этого недостаточно. Ведь он опять свинтил, никого не предупредив... И он морально готовиться, что теперь им основательно займется отец, если дядя Джейми не будет столь любезен отходить его еще раз, что, конечно, на его взгляд, маловероятно, но гораздо предпочтительнее. На что, хмыкнув, Джейми ответил, что у него теперь есть надежная отмазка – правая рука прострелена и махать он ей пока не сможет, если конечно его отец не согласится отложить экзекуцию месяца так на три-четыре. В ответ Йен глубокомысленно заметил, что через три-четыре месяца список его прегрешений, по мнению родителей, вырастет настолько, что дяде Джейми видимо придется забить его до смерти... Так что искушать судьбу он не будет, а просто сдастся на милость своего сурового родителя. Мы с Джейми пообещали, что выступим адвокатами, если суд состоится, тем более что доказательств его невиновности более, чем достаточно. После чего Йен недоверчиво хмыкнул, но немного повеселел. За следующим перевалом нас ждал Лаллиброх... и «теплый» прием семейного гнездышка, где нас, конечно, не могли не принять, раз уж мы пришли... После того, как Джейми был размещен у очага в гостиной на походной кровати, а Йен-младший был все-таки, несмотря на наше энергичное заступничество, нещадно выпорот отцом за то, что опять сбежал без спроса и не удосужился сказать родителям, что Джейми ранен, суматоха улеглась, и я смогла опять основательно заняться лечением больного...***
МЫ С ДЖЕЙМИ СМУЩЕННО ПЕРЕГЛЯДЫВАЛИСЬ, внимая свирепым хлестким ударам ремня, которые в избытке сыпались на Йена. Паренек, видимо решил героически стерпеть незаслуженное, по его мнению, наказание, потому как, со двора, кроме свиста ремня, больше не доносилось никаких звуков. Если бы не звонкие шлепки явно по голому телу, можно было подумать, что Йен-старший просто выбивает ковер. Когда отец повел своего непутевого отпрыска во двор, парень бросил на нас такой тоскливо-безнадежный взгляд, что мы с Джейми почувствовали себя предателями. Поэтому каждый звук удара, в знак солидарности с парнишкой, отдавался болью не только в наших сердцах, но и на теле... Где-то после двадцатого удара Джейми заметно занервничал. Он то и дело сглатывал, кусал губы и становился все напряженнее и мрачнее. Наконец, он не выдержал: – Проклятье! Чертов Йен! Он что, собирается запороть бедолагу до смерти? Н-ндаа... Опять я подвел парня... – вид у него был крайне расстроенный. Я только вздохнула и провела ладонью по его руке, давно уже уразумев, что, как женщина, не имею никакого права вмешиваться в процесс воспитания между отцом и сыном. Хотя, готова была побежать и вмешаться, поскольку ощущала себя наиболее виноватой, ведь это я, как последняя истеричка, рванула к камням, и Джейми с Йеном теперь оба пострадали, можно сказать, из-за меня. А Йен, вообще, если быть честными до конца, прикрывал нас обоих. Йена-старшего, конечно, тоже можно было понять – такого обаятельного балбесину, как Йен-младший, надо было еще поискать. В мальчишке сочеталась совершенная безответственность по некоторым вопросам, с удивительным для его возраста умением принять ответственность на себя, если он вдруг решил ее взять. Но когда он возьмет ее, а когда нет, в курсе был, к сожалению, только он один. И, к еще большему сожалению, он ни с кем не удосуживался это обсуждать. Это было, конечно, тяжело, особенно людям, которым Бог поручил заниматься его воспитанием. Наконец, звуки порки, к нашему великому облегчению, прекратились, и Йен-старший что-то жестко сказал сыну. Мы одновременно выдохнули. – Сассенах, ты не могла бы позвать сюда малыша Йена, я хотел бы сказать ему пару слов. Я нашла Йена на заднем дворе, за конюшней, где он возился со своим щенком. Он вскочил, заметив меня и смущенно потупился. – Тетушка Клэр? Щеки и уши парня горели маковым цветом, а глаза и нос распухли. Он явно плакал, уединившись здесь, но, увидев меня, шмыгнул носом и яростно утер мокрое лицо рукавом, только усугубив, на самом деле, грязные разводы на щеках. Сочувствуя, я молча протянула ему платок. Он кивнул с благодарностью, вытер глаза и щеки и, как следует высморкавшись, вернул его мне. Руки его все еще подрагивали. – Мне жаль, Йен, правда... Ты же знаешь, я не хотела, чтобы все так обернулось. Он отвел глаза, шмыгнул носом и опять кивнул. – Пойдем, твой дядюшка зовет тебя, парень. Мне так хотелось с утешением обнять мальчишку, но я почти совершенно не ориентировалась в шотландской семейно-гендерной системе взаимоотношений, кроме как, если ты родилась женщиной, то лучше ни во что не вмешивайся, и поэтому я не знала, насколько уместна моя жалость в такой ситуации, и не нанесу ли я ему оскорбление своим покровительсвенным сочувствием, поэтому я на всякий случай решила попридержать эмоции. При виде племянника лицо Джейми мгновенно просветлело. Йен вошел и благоговейно остановился в паре ярдов от кровати больного. – Как ты чувствуешь себя, дядя Джейми? – Благодарю тебя, Йен, я в порядке. А ты? – У меня тоже все хорошо, дядя. Я слегка саркастически хмыкнула про себя и даже насмешливо подняла брови. «Ох! Ну надо же, какая прелесть! У обоих все хорошо!» Но было, на самом деле, приятно смотреть на их церемонную мужскую сдержанность. – Подойди, присядь, Йен, – Джейми похлопал левой рукой по одеялу рядом с собой. – Окмм... ну... не прямо сейчас, дядя Джейми, – малец смущенно потупившись, переминался у его постели. – Акх. Ну да, ну да... Прости, Йен, я не хотел, чтобы так все вышло. – Конечно, дядя, я понимаю... – Послушай, парень, я не могу сказать, что не понимаю твоего отца. Все-таки, ты опять не послушал его приказов, а ты просто обязан их слушать, и поэтому, с его точки зрения, ты, конечно, виноват. Тут я ничего не мог сделать, хоть и старался убедить его в том, что твоя помощь была неоценима. Понимаешь меня? Йен понуро кивнул. – И я понимаю, по какой причине ты не сказал маме, что я ранен, и что ты пошел меня искать. Ты же не хотел ее волновать, ведь так? Йен опять кивнул и я увидела, что глаза его снова наполняются слезами. Он шмыгнул носом. – Но тут опять вот какая штука, малец, – Джейми тяжело вздохнул, – снова ты вроде как нарушил все правила из-за меня, а значит, я опять виноват по всем статьям и перед тобой, и перед твоими отцом с матерью. Так что прошу у тебя прощения. Снова. Йен испуганно посмотрел на него и изо всех сил замотал головой. – Н-нет.. что ты, дядя Джейми.. Я сам. Ты же не знал!.. – Ладно, как бы там ни было, пусть уже это останется на моей совести, тем более пороть меня сейчас как бы нельзя... – Джейми старался изо всех сил говорить серьезно, потом скользнул по мне слегка негодующим взглядом, – разве, не считая того факта, что твоя тетушка вовсю старается восполнить это досадное недоразумение и скоро заколет меня насмерть своими иголками. Вот уж, парень, не позавидую я твоей заднице, если когда-нибудь она до нее доберется. Так что сейчас ты, наверняка, еще легко отделался, поверь мне... Глаза Йена расширились, и он с опаской взглянул в мою сторону, но ничего не сказал. Он видел уже пару-тройку раз, как я ставлю Джейми уколы, но, так как в понимании Йена все методы лечения, известные ему с детства, были довольно зверскими, он не сильно удивлялся тому, что Джейми при этом подвывал и ползал от меня по постели. Паренек просто молча садился рядом и сжимал его руку. – Так что, парень, сатисфакции я тебе предложить не смогу, но могу компенсировать твой моральный ущерб кое-чем получше. Йен немного ошалело, но с большим уважением, смотрел на дядю, не понимая больше половины слов из его вычурной церемонной речи. Джейми приподнялся в подушках, опершись на здоровую руку, потом очень торжественно протянулся к столику рядом с кроватью, на котором неизменно лежал его охотничий дирк. Я помнила его еще по прошлой моей жизни в Лаллиброхе. Этот кинжал был очень старинным, внушительных размеров, и одним из нескольких превосходных экземпляров оружия, доставшихся Джейми от отца. На ножнах и рукояти был вырезан такой же узор, как на моем обручальном серебряном кольце. Каким он чудом уцелел в семье после разорения Горной Шотландии, оставалось только догадываться, но Джейми, ожидая поражения при Каллодоне и дальнейших бедствий от англичан, все родовые ценности приказал спрятать в тайники. Видимо там кинжал и дождался лучших времен. – Подойди, Йен. Мальчик робко приблизился и опустился на колено рядом с кроватью дяди. Видно было, что он не верит своему счастью, но лицо его сделалось пунцовым теперь уже от удовольствия. – Ты оказал мне большую услугу, Йен Фрейзер Мюррей, своей преданностью и тем, что последовал за мной, чтобы поддержать меня в трудную минуту, и отважно прикрыл меня, в том числе и своим телом. Так что, благодарю тебя, парень. Этот святой клинок достался мне от отца, а ему – от твоего прадеда. Береги его и носи с честью. И пусть вместе с ним придет к тебе защита твоих предков! О! Это выглядело впечатляюще! Было полное ощущение, что благородный лэрд посвящал оруженосца в рыцари. Хотя, по-сути, так оно и было. У меня мурашки побежали по спине. Особенно от вида абсолютно счастливого лица Йена-младшего. Казалось, он тут же напрочь забыл о всех своих невзгодах. Джейми бросил на меня все еще суровый взгляд благородного лэрда, в котором застыла добродушная усмешка. – Дядя! Спасибо!!! Вернее, кхм... благодарю вас, милорд, за оказанное мне честь и доверие. Мальчик склонил голову, но тут же снова ее поднял, полностью поглощенный подарком. Он доставал его из ножен, любовался, гладил по переплетениям узоров, потом снова прятал в ножны. Он даже присел к дяде на постель, совсем забыв про поврежденное седалище, и они с Джейми долго обсуждали достоинства такого вида клинков и планировали, как они пойдут на охоту, когда Джейми поправится, и испытают нож в деле. И, кстати, Джейми тут же продемонстрировал Йену несколько приемов владения кинжалом, и тот воодушевленно запрыгал по комнате, размахивая оружием, так и норовя снести на своем пути чего-нибудь из мебели или посуды. Они так увлеченно наслаждались обществом друг друга, что когда пришло время очередной медицинской процедуры, мне с большой неохотой пришлось прерывать их. – Я пожалуй пойду, дядя Джейми... – он с опаской покосился на мои приготовления и потом опять, забыв обо всем на свете, переключился на свое новое приобретение, – покидаю кинжал в дерево. И покажу Алану МакДональду... Хотя, ой!.. Святая Невеста! Отец ведь велел мне воды принести... – и он, в смертном ужасе расширив глаза, выскочил за дверь. – Да, да.. иди, иди, парень, погуляй... – голосом, полным зависти, буркнул Джейми вслед исчезнувшему племяннику, затравлено наблюдая за моими манипуляциями, – пока твоя добрая тетушка Клэр, шпигует мою задницу своими дьявольскими зельями. И он, закатив глаза, откинулся на подушки с видом умирающего мученика.***
НАПУСТИВ НА СЕБЯ КРАЙНЕ СУРОВЫЙ ВИД, я в очередной раз наполнила шприц белым мутноватым снадобьем. Джейми тоскливо смотрел, как поршень неумолимо двигается вниз, втягивая целебную жидкость. Он выглядел слегка несчастным и заметно нервничал, по-мальчишески покусывая фалангу большого пальца. Веки его беспокойно подрагивали и кадык тоже. Я тряханула шприц и, сбрызнув струйку лекарства, потянулась за тряпицей, пропитанной виски. – Ну-с, парень, – проговорила я, стараясь, чтобы мой голос звучал непреклонно, – теперь будь любезен, повернись на живот. У Джейми был такой обреченный вид, что я, изо всех сил сдерживая невольную улыбку, почувствовала, как вся моя напускная строгость тает под его жалостливым взглядом... – Ну-ну, милый, чего ты? Вот уж никогда не поверю, чтобы человек, вытерпевший две зверских порки от англичан, так боялся уколов. – Три, – угрюмо проговорил Джейми, без особого энтузиазма вытягиваясь животом на кровати. – Знаешь, по-моему, это похуже, чем порка. Будто раскаленный свинец заливают в задницу. Ого! О-о-оууу! – он заныл и непроизвольно выгнулся, когда я воткнула иглу и медленно надавила на поршень. – Господи! Клэр! Нога ж отнимается.. – он завибрировал всем телом, пытаясь уменьшить ощущение огненной рези и потихоньку уползал от меня вверх по кровати. Я старалась вводить лекарство очень медленно, с жалостью представляя, что чувствует сейчас мой пациент. Неразбавленный новокаином антибиотик обычно проникал в мышцы довольно болезненно, я знала это на своем опыте. – Прости... прости, дорогой, но я не смогла притащить сюда еще и новокаин. Прошу тебя, постарайся расслабиться, иначе будет еще больнее. – Куда уж больнее-тооо, – Джейми морщился и скрипел зубами. Он набрал воздух в рот, изо всех сил стараясь сильно не дергаться, только слегка извивался и отчаянно пыхтел, с укоризной поглядывая на меня через плечо. – Ну, вот и умница, вот и молодец, – ласково приговаривала я, с тревогой следя за его гримасами. – Все, все... уже все... Я ловко извлекла иглу и как следует помассировала тряпицей место укола. Больной выглядел очень несчастным. Весь его удрученный вид говорил о крайнем осуждении моих действий. Губы, над которыми выступили бисеринки пота, обиженно скривились... – Сколько еще раз ты собираешься это делать, моя ведьмочка? – он, шипя, растирал бедро. – Скажи, чтобы в следующий раз, я стиснул в зубах кожаный ремень. – Еще несколько раз придется потерпеть. Сейчас бросать опасно, воспаление может вернуться, а лекарства еще на один курс не хватит. Видишь, зато все хорошо заживает, и жара почти нет. Отличное средство! – Хмм... Отличное? В плане чего, Сассенах? Знаешь ли, у моей задницы сейчас ощущение, будто она вернулась в детство, и ее долго и тщательно стегали пряжкой от ремня, при чем целенаправленно вколачивая в одно и то же место... Теперь, кажется, это самая больная часть в моем теле. Даже рука уже по сравнению не так болит. Я мстительно улыбнулась одними губами и прищурила глазки. – Ну-у-у.. может это научит тебя держаться подальше от разных стервозных женщин, блудливый ты мерзавец. – Ты, конечно, не себя имеешь ввиду, милая? – хмыкнул он, позволив себе нахально блеснуть на меня прищуренным глазом. Я вспыхнула и еле сдержала свой язык, чтобы не наговорить грубостей, но взглянув на его слегка взъерошенный и сокрушенный вид, смягчилась. Только слегка хлопнула его по затылку свернутым полотенцем, которое держала в руке. – Ладно, любовь моя, посмотрим, что я могу сделать для тебя. – Что?? – испуганно пробормотал он. – Еще что-то?? Может, хватит с меня этих пыток, Клэр? Думаю, тебе стоит остановиться на этом, если не хочешь, чтобы я окончательно пожалел, что помчался за тобой к камням, как одержимый. – Хм.. так уж и помчался? И даже как одержимый? – Он дернулся, когда я, пытаясь определить степень проблемы, не смогла удержаться от того, чтобы чуть сильнее, чем было необходимо, не надавить на горячие плотные места от уколов на его попе. – Нужно приложить мешочки с горячим песком, сразу станет легче. Сейчас займусь этим. Ты пока подремли, – я ласково взъерошила его тяжелые волосы и поцеловала в уголок губ, заставив его заерзать уже не от боли.***
– ГОСПОДИ ТЫ, БОЖЕ МОЙ! ТЫ все-таки проклятый упрямый шотландский ублюдок, Джеймс Фрейзер! – Негромко, но с чувством промурчала я, в ответ на свои размышления. – Ммм.. Что заставило тебя прийти к такой чертовски мудрой мысли, моя Сассенах? – сонно проговорил он, растянувшись с дремотным блаженством всем телом на диване, в то время, как его многострадальная попа покоилась на моих коленях. Я делала ему сухой компресс из горячих мешочков с песком на болезненные шишки, образовавшиеся от уколов. И, одновременно, сосредоточено массировала календуловой мазью мышцы ягодиц и бедер, помогая улучшению кровообращения и рассасыванию ноющих уплотнений, а так же, заодно, и фиолетовых синяков, которыми наградил его Йен, и которые до сих пор, спустя шесть дней, вовсю темнели на его упругой заднице, хотя и слегка пожелтели по краям. Малец постарался на славу, чтобы не разочаровать дядю. Джейми слегка покряхтывал, но терпел. Я с мстительным удовольствием сжала ладонь посильнее. Он охнул и зашипел сквозь зубы, но не стал возражать... – Что заставило прийти?.. А то, что всего лишь пять дней назад, ты поступил со мной как последняя свинья. И я готова была растерзать тебя, – я взглянула на потемневшие полосы от ногтей на его щеке и почувствовала, как спина Джейми напряглась. Он скосил на меня слегка приоткрывшийся глаз, желая определить степень опасности. – Я готова была убежать от тебя на край света и больше никогда не видеть твою наглую рыжую физиономию! И вот прошло всего лишь каких-то несколько чертовых дней, и я сижу тут и упомаживаю твою дьявольски распрекрасную задницу! «И даже готова целовать ее, если уж быть честной до конца», – добавила я про себя, не желая, чтобы Джейми слишком уж расслаблялся. – Похоже, ты всегда добиваешься, чего хочешь! – Сделала я вполне логичный вывод. – Может, это вовсе не из-за моего упрямства, а? – глубокомысленно изрек он, снова закрывая глаза и предаваясь наслаждению от массажа. – Может это все из-за того, что я люблю тебя, моя Сассенах... – он с надеждой глянул на меня из-под прикрытых ресниц, – а ты.. любишь меня? Это «любишь» прозвучало несколько неуверенно, как вопрос. Я склонилась и, не удержавшись, все-таки, очень нежно несколько раз поцеловала его в раскрасневшуюся от массажа ягодицу. Тут же моментально я почувствовала отклик его тела – в бедро мое кое-что внушительно уперлось, и он закряхтел и начал слегка поерзывать. Я злорадно усмехнулась и елейно проговорила: – Одно меня правда успокаивает, мой друг, за упрямство ты всегда расплачиваешься своей основательно надранной задницей! – И от души влепила ему увесистый шлепок, получившийся излишне звонким из-за мази, покрывавшей ладонь. Он вздрогнул, и его разноцветные ягодицы непроизвольно сжались. – Что ж, с тобой особо не поспоришь, Клэр... – жарко пробормотал он, и я почувствовала, как вожделение быстро заполоняет его, словно туман горные низины. Он ловко развернулся на моих коленях, и прямо перед собой я увидела мощное подтверждение его желания. – Клэр, пожалуйста, – прошептал он, прерываясь на выдохе и скользя по мне существенно помутившимся взором. – Понимаю, теперь я уже не могу претендовать на последнюю просьбу умирающего, но должен же я все-таки получить награду за все свои страдания от твоих этих пыточных инструментов... У него еще хватает наглости хохмить! – Давай же, иди ко мне, моя девочка. «Ну уж нет, – мстительно подумала я, – надо тебя хорошенько наказать за твое блудливое прошлое, чтобы ты беспомощно извивался под моими руками, но сам делать ничего не смел». Эта идея меня очень вдохновила, я почувствовала, как желание тут же овладевает и мной, а внизу моего живота становиться тяжело и сладко. – О! Отлично, – я хмыкнула. – Раз уж так, то тогда не смей шевелиться, чтобы не повредить больную руку. Ты меня понял, мой распутный паренек? – Да, как скажешь, – на удивление покорно проговорил он, видимо совсем изнемогая от неги. Я мягко прикоснулась к его бархатистому, остро пахнувшему члену, истекавшему солоноватой влагой, провела ладонью сверху вниз, освобождая его от крайней плоти, и, захватив мошонку, слегка сжала ее. По телу Джейми пробежала судорожная дрожь, он выгнулся, приподняв бедра и громко выдохнул, даже не пытаясь сдержаться в угоду приличиям. Уже только от одного моего прикосновения он, похоже, улетел туда, где мозг напрочь отключается, и я тоже почувствовала, как между ног у меня налилось влагой и стало горячо. Я приоткрыла рот и, касаясь его члена только своим горячим дыханием, несколько раз прошла по всей его длине верх-вниз, особое внимание уделяя самым чувствительным местам, с чистым удовлетворением отмечая неистовый отклик плоти под моими руками. Потом высунула язык, ставший вдруг тяжелым и жарким, и потянулась к нежному кончику этого могучего древа набрякшими губами. Одновременно моя левая рука, наглаживая трепещущее под ней мощное тело, нашла твердый сосок и тихонько, но остро сжала его пальцами. Послышался стон, который не спутаешь ни с каким звуком на свете. Стон безмерного наслаждения. Он приподнялся в беспамятстве, протягивая ко мне здоровую руку. Я слегка шлепнула по ней и, перехватив за запястье, прижала к простыне. В этом обстоятельстве было какое-то особое упоение, когда неисправимый «властитель» столь безропотно подчиняется... Мои мысли отключились, позволив своему телу следовать вслед за желаниями. Я чувствовала, как от моих ласк его напряженное тело сворачивается и изгибается, готовое принадлежать мне все без остатка. Но он выполнял свое обещание и больше не дотрагивался до меня, как бы ему не хотелось. Я и сама хотела слиться с ним в единое целое, неважно, какими участками наших тел. Но от того, что я чувствовала его невыразимое наслаждение, когда он всхлипывал и шумно с жаром выдыхал, я и сама улетала, будто сознание совсем покинуло меня. Очнулась я, когда он гортанно, почти беззвучно закричал, извергая теплую струю. Я сдавила его сосок одной рукой, а яички плотно обхватила другой, увеличивая эффект, и с удовлетворением чувствовала его трепетные толчки в своем горле. Его тело, подчиняясь этому ритму, неистово выгибалось и вибрировало. – О! Иисус Милосердный! Сассенах! – задыхаясь, проговорил он. – Ты изумительный целитель, девочка! Это как раз то, что мне было нужно. Думаю, я даже согласен потерпеть еще с десяток иголок в своем заду, если после каждой ты обещаешь такую вдохновляющую процедуру. – После каждой? Сомневаюсь, что тебя хватит надолго, хитрый ты жук!.. – засмеялась я, вытирая губы... – Но попытка поторговаться зачтена. Согласна, например, через каждые пять.. Он мягко промычал что-то невразумительное, прикрыв в блаженстве глаза, вытянулся на моих коленях и затих. Я с удовольствием рассматривала и поглаживала его влажное от пота мощное тело, которое ощущалось сейчас полностью в моей власти. – Как ты, Сассенах? – спросил он смущенно, придя в себя через некоторое время. – Я? – я помолчала немного, чувствуя, что сердце мое защемило, и глаза наполняются слезами. Я неловко вылезла из под него и, вытянувшись между ним и диванной спинкой, спрятала лицо у него на груди, ощущая лбом ее мягкую ворсистость и разгоряченный запах такого любимого, такого родного тела. Сильные гулкие толчки его сердца сотрясали мой лоб. – Я счастлива, что ты не дал мне уйти. Я счастлива, что ты жив. Я люблю тебя. – Хорошо, – Он глубоко и удовлетворенно вздохнул. Прижал меня к себе и поцеловал в горячий лоб. – Это ведь самое главное, что мы любим друг друга, правда, Сассенах? Все остальное можно пережить, – проговорил он, откликаясь на мои невысказанные мысли.***
– ЧТО ЗА ТРЕТЬЯ ПОРКА, ДЖЕЙМИ? Я об этом не знаю?.. Ты имеешь ввиду Рендолла, тогда, в тюрьме Венворт? – я с ужасом подумала, что пока меня не было, он испытал бездну страданий. И... не кому было защитить его. – Да.. нет.. Рендолл.. он вообще-то не в счет. То, что он проделывал, наверное, к порке имело мало отношения. Я имел ввиду порку по предписанию. У меня захолонуло сердце. – Боже! И когда это было? – Да давненько уже... когда я сидел в Ардсмуре за измену. – Ну конечно! За побег. – Н-нет, за побег… комендант обошелся со мной довольно снисходительно, задницу мне, конечно, надрали, но это было почти по-семейному, – он хмыкнул. – Лорд Джон хотел добиться у меня признания о золоте якобитов, и стал заигрывать со мной, проклятый содомит. Так что, вообще-то, я отделался легким испугом. При упоминании о коменданте в голосе не было никакой ненависти, наоборот, сквозь легкую усмешку сквозило тепло. Я удивленно приподнялась на локте. – Вот как. Вы с ним были в хороших отношениях? – С Греем? Да, потом. Но сначала он пытался... хмм... соблазнить меня. Я в шоке отпрянула. – Что?!! Еще один Рендолл? Ты отказался, и он выпорол тебя? Джейми скользнул по мне рассеянным взглядом – глаза его туманились воспоминаниями. – Да нет, он приличный парень. Настоящий правильный английский джентльмен, – он усмехнулся. – Не стал меня преследовать, когда я отказался. Наоборот, всячески помогал и поддерживал. Это он помог мне избежать высылки на каторгу в колонии. По-сути, он спас меня. Вряд ли бы мне перенести плавание через океан, ты ведь знаешь, как я к этому отношусь. Вместо этого, он устроил меня на работу по контракту конюхом в Озерный Край, к своим друзьям. На этих словах Джейми запнулся и тревожно глянул на меня, как бы прикидывая, что еще можно мне рассказать. – Там мне жилось довольно неплохо, хоть я и был, в целом, под надзором правительства, и самого Грея – в частности... Я подозрительно посмотрела на его мечтательный вид и прищурилась. – У тебя там была женщина? Джейми ошалело глянул на меня и непроизвольно сглотнул. – С чего ты взяла? Ну почему сразу женщина? Я вдруг почувствовала, что он врет. Или что-то основательно скрывает? В чем там было дело? Может, все происходило и не так, как я представила. Теперь, наученная горьким опытом, я решила не торопиться, в надежде, что все когда-нибудь прояснится само собой... Или Джейми сам расскажет, когда будет готов. – И много там было женщин? – Где там? – Ну, где ты был конюхом.. – В Хелуотере? Да так, немного... Несколько служанок, две хозяйских дочери и сама хозяйка. Я прищурилась и закусила губу. – Ладно, служанки, думаю, не в счет... Он хмыкнул. – Спасибо. – Хотя… – Нет, – отрезал он. – Я все-таки лэрд. Хотя и бывший. – О! Снобизм, – хмыкнула я, заставив его удивленно вскинуть брови. – Понятно. И сколько лет было хозяйке? – Ой, ну лет пятьдесят. Не грей себе голову, Сассенах, она была уже старая. – Что?!! – я ошалело прикинула, что мне тоже, по-сути, пятьдесят, хотя я совершенно не ощущала себя старухой. Джейми взглянул на меня, соображая, чего это я так встрепенулась, потом, осознав, что он ляпнул, испуганно заморгал. – Нет! Нет, милая, я не то, хотел сказать. Вернее.. я не думаю, что ты старая, ты даже совсем не старая.. – сконфуженно забормотал он. – У тебя даже не одной морщинки нет, и задница такая, что ты всем девицам фору задашь. А грудь.. – тут он перевел взгляд на мои округлые формы, окутанные всего лишь тонкой тканью сорочки, и его голос сразу заметно осип. Видимо, мысли соскочили с нити повествования. Он невольно потянулся к моей груди. – Ладно.. – снисходительно проговорила я, наслаждаясь его замешательством, – живи пока. Но в следующий раз, мое сердце, думай что говоришь!. – Я слегка хлопнула его по руке. Джейми облегченно выдохнул, хотя немного разочаровано убрал руку. Но все равно испытывающе поглядывал на меня из-под ресниц. – Сассенах, в следующий раз, когда я заговорю про чей-нибудь возраст, пожалуйста, не принимай это на свой счет. Клянусь тебе, для меня не имеет значения, сколько тебе лет, я совсем не ощущаю твой возраст и не думаю об этом. Ты будто часть меня, и я не замечаю в тебе никаких изменений, так же как не замечаю в себе. Я не хочу все время напрягаться, боясь сболтнуть чего-нибудь, что тебе не понравиться. Я улыбнулась. И решила со своей стороны внести свою лепту в безопасность наших отношений. – Договорились. Но, как понимаешь, это взаимно. Прежде чем обидеться на меня за что-то, выясни, что я имела ввиду. Обещаешь? – Обещаю. Но и ты, пожалуйста, не убегай сразу от меня в свое будущее, если тебе что-нибудь не понравиться. Сначала дай мне объясниться. Иначе я всегда буду дрожать от страха и думать, что можно тебе рассказать, а что нет. Он смотрел на меня во все глаза, и я видела, что они увлажнились. Если он так же боится потерять меня, как я его, Господи, представляю, как он перепугался, когда все это случилось. А я вела себя как последняя идиотка, бросила его в такой сложной ситуации, вместо того, чтобы поддержать. Я даже не думала в этот момент, что сама же эту ситуацию и спровоцировала. Меня захолонула волна ужаса и раскаяния. – Я обещаю Джейми. Прости меня. Я вела себя как последняя идиотка. Представляю, что ты почувствовал. – Нет, Клэр, думаю, не представляешь... – Глаза его вдруг ввалились и почернели от боли, а голос звучал глухо, как из могилы.. – Я перенес многое, девочка. Я потерял тебя и ребенка уже однажды. Рендолл... Ты, конечно, помнишь, Рендолла... Каллоден... на моих глазах расстреляли друзей... одного за другим... знаешь... – я почувствовала, как он сглотнул, – такой короткий хлопок – и нет человека. До сих пор не знаю по какой такой причине я не вместе... с ними... – он говорил, и желваки играли на его лице, а слова поднимались из глубины души тяжелыми громадными камнями и надсадно и горько выплескивались наружу. – Я... годы жил в одиночестве, в пещере, гонимый всеми, потом в тюрьме, в кандалах, под плетьми англичан. Меня предавали, я сам... предавал... Но я никогда особо не раскисал... ты знаешь... ну, кроме Рендолла и твоего... ухода... Я старался жить, не смотря ни на что. Я старался делать и делал то, что должно... Я двадцать лет каждый день молился, Сассенах, чтобы ты и ребенок были в безопасности, и даже не молился о том, чтобы снова увидеть тебя. Но каждый день ты все равно была со мной, в горе, в болезни и в радости... И ты вернулась, ты пришла ко мне! Иисусе! Кажется, я никогда не понимал до конца, сколько ты значишь для меня, пока ты не вернулась. Я снова обрел свою душу. Он остановился и закрыл глаза. Слезы текли по щекам, но он их не замечал. – Господи... И когда ты ушла... снова… – видно было, как ему трудно говорить, будто стальной обруч сжимал его грудь, – Весь свет померк для меня. Я понял, что в этот раз я точно не смогу... Не смогу выжить, не смогу дальше жить. Потому что это не жизнь. И я... был безумно благодарен Лири, когда она сделала это за меня... – Ну, уж нет! – я аж приподнялась в негодовании, с силой обхватила ладонями его мокрое лицо и даже тряхнула несколько раз для пущей убедительности. – Никакая Лири не смеет распоряжаться твоей жизнью. Ты только мой! Он стиснул меня так, что я перестала дышать. Совсем рядом со своими я увидела темные бездны его глаз. – Что ты делаешь со мной? Не делай так больше, Клэр! Слышишь!!! Никогда! – его горло издавало глухой вибрирующий рык, от которого волоски на моем теле встали дыбом. Он исступленно тряс меня в припадке отчаяния, пытаясь стиснуть еще сильнее. Я физически чувствовала эту боль, которая сжигала его изнутри. – Ты просто вырываешь мне сердце!.. – Джейми, прости, я такая дура... – прошептала я, зарываясь в его грудь и хлюпая носом. – Нет, я просто катастрофическая дура. Клянусь тебе, что больше никогда так не сделаю, чтобы не услышала о тебе или от тебя, сначала постараюсь понять. – Слово? – Слово. Он судорожно вздохнул и чуть ослабил хватку. – Смотри, Сассенах. Ты – Фрейзер. А слово Фрейзеров – кремень. Я хохотнула сквозь слезы и поцеловала его в заросший подбородок. – Сам не забудь про это, дуралей. Мы долго лежали, обнявшись, слушая дыхание друг друга и осознавая, какой беды мы оба избежали. И сердце заходилось в леденящем страхе. – Послушай, ты правда ушла бы от меня, если бы я... не был ранен? - наконец, задал он самый тяжкий для себя вопрос. – Да... наверное. Джейми, мне... было очень страшно, когда я решилась прийти. Сам посуди... Вдруг у тебя уже своя налаженная жизнь? Новая семья... с которой ты счастлив... Вдруг ты изменился? Или уже забыл меня.. Откуда мне знать... нужна ли я тебе... Говорят, нельзя дважды войти в одну и ту же реку. И Лири!.. Дочери... Подтвердились все мои самые худшие опасения. А ты скрыл это. Значит, ты не хотел, чтобы я знала правду. Выходит, они все еще важны для тебя... Что мне было делать? Могла ли я теперь доверять тебе после этого? Я была очень зла и испугана. И, главное... если бы меня не выкинуло обратно к тебе в ту же минуту, если бы я ушла в свое время, то это навсегда. Я бы не смогла вернуться обратно. Живой... Когда я пришла сюда из будущего в последний раз, то думала уже не смогу подняться, лежала там, наверное, полдня без сознания, собирая себя по кусочкам... Он долго, внимательно смотрел на меня. – Иисус! Ты всегда была отчаянной стервой, девочка. – Да. Хотя сейчас, не буду врать, я очень надеялась, что ты нашел бы способ остановить меня от этого чертова перехода. – Ну, я не смог. Зато ОН нашел. – Он чуть дернул своей раненной рукой и бросил взгляд на потолок. – И я готов. Да, готов... отдать свою правую руку, только бы не потерять тебя. – Хм-м.. Так уж и готов? Что-то, сдается, ты привираешь паренек. Болтаешь, ради красного словца? Помню, кто-то слезно требовал, чтобы я не вздумала этому кое-кому руку отрезать. Джейми скривил губы и льстиво промурлыкал.. – Ну я всегда говорил, что ты изумительная целительница, Сассенах, и только твоя заслуга в том, что моя рука в целости и сохранности. Как и я сам, – добавил он быстро, не давай мне раскрыть рта. – Вот, то-то же, – я хмыкнула удовлетворенно, – уже ближе к истине! – Хотя... мой зад, похоже, придется вычеркнуть из этого списка. – Ну кто-то же должен за все рассчитаться сполна. – Ну хорошо, немного изменим формулировку, – его синие глаза невинно смотрели на меня, – я, готов отдать на растерзание свою бесценную задницу, только бы не потерять тебя. Так тебя больше устраивает? Фыркнув, я хлопнула его по губам, а он опять крепко прижал меня к себе здоровой рукой. И мы рассмеялись. Наконец, я сощурила глаза и изрекла довольно глубокомысленно: – Думаю, твоя проблема в том, Джеймс Фрейзер, что гордость родилась вперед тебя... Ты большой гордый упрямый засранец. Странно, что Бог еще не бросил помогать тебе. Тьфу-тьфу... Он хмыкнул. И посмотрел на меня слегка обескураженно. – Большое спасибо. Ругаться ты всегда умела. – Удивительно, что это ничуть не мешает мне любить тебя, – подытожила я свои рассуждения. Джейми тоже прищурился. – Да ведь и ты, мать, тоже не слишком покладиста, ведь верно. Я хохотнула удивленно. – Что? Мать? Что это еще за название? – Ну... так шотландские мужчины говорят о матерях своих детей. – То есть женах? – Ага. – Ясно. Звучит довольно солидно, но как-то официально. И как они потом с этими «матерями» занимаются любовью? – Да запросто. Хотя верно, не слишком-то прилично раздвигать ноги у матери... Расслабившись, мы долго болтали в таком духе, похихикивая и наслаждаясь объятьями друг друга. Потом я вспомнила начало разговора. – Ну, так все же, ты мне расскажешь, за что была эта третья порка. Он помолчал, рассеяно поглаживая меня по спине. Глаза его спокойно смотрели куда-то вдаль, в неизвестное мне прошлое. – За тартан, – наконец сказал он. – За тартан?? Ты что, хранил тартан? Иисус! Зачем? – Да не я... Один паренек из клана Маккензи. – Он что? Подставил тебя?! – Да почему?.. Просто... – Джейми нахмурился и нехотя продолжил. – Молод он был еще, да и тощий совсем... Ему стерпеть все это было гораздо сложнее. Я тоже был виноват, Сассенах. Недоглядел, – он слегка пожал плечами. – Вроде бы как я у них был за главного. – Джейми! Черт! Ты готов все проблемы вокруг на себя взвалить!.. – возмущенно, будто что-то возможно было сейчас изменить, проговорила я, борясь с мучительным бессилием, вдруг нахлынувшим на меня. Я представила, как он опять стоял под плетьми, связанный, беспомощный, в агонии боли обливаясь кровью, и задрожала. – Да. Такой я. И с этим ничего не поделаешь, – он почувствовал мою дрожь и, снова прижав меня к себе поплотнее, мягко улыбнулся. – Но ты ведь меня за это и любишь. А? Сассенах? Я не прав? – Ну... В том числе. Хотя еще не разобралась, что мне больше хочется, любить тебя или убить, а может все это одновременно. Но лучше бы ты пореже демонстрировал свое геройство, пока у тебя еще остались целые клочки кожи на теле. – Да уж... Тогда их у меня поубавилось основательно, – проговорил он, мрачно усмехаясь, чем вызвал у меня новый прилив дрожи. – Джейми! Господи. Как я жалею, что меня не было рядом. Некому было тебя защитить, некому позаботиться о тебе... Он расширил на меня глаза, посмеиваясь. Но в глубине они были темными от затопившей их неизбывной грусти. – Я сам об этом столько раз мечтал, моя Сассенах. Особенно, когда был болен или ранен. Так хотел, чтобы ты была рядом со мной, прикасалась бы ко мне, лечила мои раны, баюкала мою голову у себя на коленях! (Хотя, хмм... похоже, с лечением, я погорячился... да.) Но как бы ты, интересно, смогла проникнуть в тюрьму, Сассенах, чтобы защищать меня? Села бы вместе со мной под видом какого-нибудь паренька? А? Я бы ничуть этому не удивился. – Ну, наверное, прежде ты бы не пошел в тюрьму... мы бы что-нибудь придумали, нашли какой-нибудь выход. Вместе. – Да, не сомневаюсь, но сейчас уже поздно жалеть об этом. Он хохотнул. – Ты бы видела, какой взгляд был у Грея, когда я выхватил у него этот злосчастный тартан. Теперь-то я понимаю, через что он прошел, когда отдал приказ сечь меня. Но тогда мне казалось, что он был очень даже рад такому повороту дела. Да... логика у меня в ту пору основательно хромала, и я не замечал ничего вокруг, кроме своих проблем. – А кто такой этот Грей? Я знаю его? – Да. Знаешь. Помнишь лес близ Кэрриарика и того прекрасного принца-англичанина, который поспешил прийти к тебе на помощь с перочинным ножичком наперевес? Разрази гром его душу... – Хмм... – я сощурилась, вспоминая неприятный эпизод. – Когда ты решил содрать с меня одежду на глазах всей твоей братии? Довольно примечательный момент. Это был Грей? – Да, Джон Уильям Грей собственной персоной. – Наверное, мальчик не забыл как ты выставил его перед всеми полным идиотом и в довершении всего прижег его ухо раскаленным кинжалом? Отыгрался на тебе по-полной. – Напротив, он оказался совершенно не мстительным парнем и уже раза три, как минимум, спасал мою жизнь. Так что поминай его в своих молитвах, Сассенах. – Однако он высек тебя. – Ну... во-первых, это было не со зла, таково было предписание, а, во-вторых, я, признаюсь, сам добровольно на это пошел, – его губы плотно сжались, взгляд стал жестким, будто он снова поднимался на эшафот. – От этого никуда было не деться. Ни мне, ни ему. Не знаю еще, кто хуже себя чувствовал. Но я видел, что он стоял весь зеленый, когда распоряжался на экзекуции. Я еще тогда подумал, что у него несварение. – Так он сделал это не собственноручно? – Нет, ну что ты.. До Рендолла, надо отдать должное, ему далековато... – Сколько? – Сколько что? – Сколько рубцов он добавил на твою спину? – Ну... он скостил сколько мог. Выдал по минимуму. – Вот как? Хвала ему за милосердие. Так сколько? – мое сердце горько сжалось в ожидании цены за его немыслимое донкихотство. – Шестьдесят... – мягко проговорил Джейми, в задумчивости потирая больную руку. Я сглотнула. Потом сглотнула еще раз. Челюсти свел спазм, в груди заныло. – Немало... – только и смогла проговорить я. – Боже... Как ты пережил все это. Опять... – Самое страшное, Сассенах, было, – он склонил голову и прикоснулся своим лбом к моему, – жить без тебя все эти годы. Уж поверь. – Верю, Джейми. Потому что чувствовала тоже самое.***
– ФРЕЙЗЕР! ЧЕРТ ТЕБЯ РАЗДЕРИ, ФРЕЙЗЕР! Что ты творишь?! – голос возле его уха был глух и дрожал от ярости. Он смутно ощущал тепло человеческого тела, склонившегося над ним. А еще он с ужасом почувствовал запах чистых льняных простыней и мягкость подушки под головой. Он был не в камере! Медленно, страшась, что это окажется правдой, он приоткрыл один глаз и вцепился в полотно, попавшее ему в руку. Бледное лицо лорда Джона было совсем близко, и его глаза полыхали, почти белые от негодования. Джейми застонал и закрыл глаза. «Что? Господи! Как он попал сюда?» Его свели с помоста... потом он сам шел в камеру... мужчины поддерживали его и глухо сокрушенно урчали, но он сильно не вдавался в смысл слов... Не мог вдаваться... Он опустился на скамью и прилег. Голова кружилась, и колени дрожали от слабости. Он чувствовал влагу на своей спине, холодившую его. Влагу от крови и открытых ран. А еще пульсацию, резь и нестерпимый вой изодранной в клочья плоти. Потом Моррисон захлопотал вокруг него, делая болезненные припарки, от которых глаза лезли на лоб. Черт! Почему он решил, что ему это необходимо? В завершении, он вылил на раны целую пинту дешевого виски. С этого момента, после огненной вспышки в спине и в мозгу, он помнил все как в тумане. Ощущение, что его несут куда-то и... Иисус! Только не это. Почему? Ну почему это случается с ним? Он прогневил Бога?.. Наверное, своей непомерной гордыней. Он выпростал глаз из подушки и настороженно смотрел на Джона. Тот как заведенный ходил по комнате, стараясь побороть внутреннюю дрожь, которую принес ему собственный гнев. А может... страх. – Я бы хотел, – медленно проговорил Джейми, пытаясь справиться с обуревавшей его слабостью, – попасть в свою камеру... немедленно. Он намеревался произнести эти слова холодно и четко. Но получилось довольно жалко. Вперемешку с кряхтением и стонами. Лорд Джон бросил на него испепеляющий взгляд. – Вы чертов шотландский ублюдок, Джеймс! – отчеканил он, и разве что пар не шел из его ушей. Джейми опять закрыл глаза, спину пекло. Сил оставалось совсем мало. Надо поберечь их, видимо придется сопротивляться. Одно он точно знал, будучи хоть мало-мальски живым, он больше не дастся. Боже! Все повторяется! Как все повторяется! От этой мысли волосы зашевелились, и он сделал слабую попытку подняться. – Да спокойно же вы, несчастный упрямец! – лорд Джон положил руку на его затылок, пытаясь сдержать его поползновения. И вдруг почувствовал, как дрожь пошла по всему телу Фрейзера, ярость придала ему силы. Он подскочил на четвереньки и, шатаясь, бешено зашипел, словно разъярённый кот. – Убери от меня свои руки, черти тебя раздери, ты... проклятый английский мужеложец! Джон отдернул руку подальше, с удивлением наблюдая за непомерной реакцией Фрейзера. Лицо узника покраснело и набрякло венами в исступлении ярости, он стоял, пошатываясь от слабости и боли, но явно не собирался сдаваться. Из потревоженных ран кровь капала на простыни. Джон вздохнул, чувствуя, как гнев отхлынул, уступая место его обычному состоянию легкой иронии. Он окинул Фрейзера ледяным взором. – Если вы боитесь, что я начну к вам приставать, мистер Фрейзер, вам лучше лечь в постель и поплотнее укрыться, а не смущать меня своим голым зад.. хмм.. телом. Неровен час, я перестану владеть собой. Джейми бросил недоуменный взгляд вниз, на свои бедра, потом со стоном рухнул на место и попытался накрыться одеялом. Его трясло от невероятной слабости... Джон с некоторой жалостью смотрел на его бесплодные барахтанья. Потом протянул руку к одеялу. – Вы позволите, сэр? Джейми чуть откатился, позволив лорду достать из-под него одеяло и прикрыть наготу. – Прошу вас, успокойтесь. Что это на вас нашло? Почему вы думаете, что я намерен наброситься на вас, как волк на овцу? Тем более в вашем теперешнем состоянии? Может, я захочу подождать более благоприятных времен? А, Фрейзер?.. Когда Вы будете в добром здравии... – голос Джона так и сочился сарказмом. Он присел на корточки у изголовья Джейми, ледяные светло голубые глаза смотрели жестко и насмешливо, где-то в глубине мерцая всполохами гнева. – Не беспокойтесь, у меня будет множество других вариантов заставить вас, капитан. Например, если... хмм... ты не согласишься... я буду морить голодом твоих людей. Или... сечь их по одному ежедневно, пока ты сам не подставишь мне свою задницу. Чего ты так побледнел, а? Нравится такая перспектива? Джейми ощутил звон в ушах. Сознание оставляло его, сжимая все внутренности в ледяной комок. «Нет, не смей! Он не должен увидеть твою слабость!» – Нет... Не нравится... ты... ты не... посмеешь... – в отчаянии прохрипел он, пытаясь дыханием восстановить кровообращение. У него выходило слишком сипло и тяжело. – Не посмею? Уж конечно, посмел бы. Если бы захотел. Учтите только один момент, Фрейзер. Это придумали вы, не я... – Джон резко поднялся. Челюсти его сжимались в раздражении, желваки ходили ходуном. – Что? Что я придумал? – связные мысли давались затуманенному мозгу Джейми с трудом. – Позвольте мне кое-что прояснить... Я – чертов мужеложец. Как вы совершенно справедливо, хотя и не слишком-то вежливо, изволили заметить, капитан. Да, представьте. Я таким родился. Мне нравятся мужчины. Я другой. По вашему мнению, я – извращенец. Может быть и так. Это правда. И, думая обо мне таким образом, наверное, вы не слишком оскорбите меня. Я сам много думал над этим. И... ну в общем, я признал это как факт и, наверное, успокоился. Но ваша мысль почему-то пошла дальше, Фрейзер, – лорд говорил с тяжелой горечью. – Вы думаете – по своему ли скудоумию или, не знаю, по какой бы там ни было причине – раз я такой извращенец, то априори должен быть насильником! И еще хуже... могу поступиться своим долгом, честью, используя свое служебное положение, свою власть, чтобы добиваться своих гнусных целей. Ведь так летит ваша мысль, а, Фрейзер? Он опять чувствовал, что начал белениться, и склонился над зарывшимся в подушку обессиленным узником, бросая обвинения в его сжавшиеся, потемневшие от крови и синяков плечи. – Когда мы... ну в общем... когда вы... я думал... что вы достойный человек, и предложил вам проводить время вместе... почему-то я считал, что ваши взгляды пошире, чем у домашней курицы, черт вас раздери. – Ха! – Глаза шотландца яростно сверкнули и, забыв про боль и слабость, он приподнялся на локтях. – То есть ты думал, что широта моих взглядов поможет мне раздвинуть свою задницу? Чтобы очередной треклятый английский сукин сын мне ее оттрахал?!. Джон отшатнулся. Джейми ярился, сверкая на него глазами: – Господи! Да как тебе, мерзавец, вообще пришло в голову предложить мне такое! – Да ничего такого я не думал... сначала, – Грей помрачнел от отчаяния. – Просто... мы были с вами одного круга в этой глуши. Я был немного... одинок, знаете ли. Я думал, что мы скрасим друг другу жизнь. Просто... за дружескими беседами. – Пфмпффф! – злобно донеслось из подушки. Джон долго смотрел на Джейми, не замечая его. – А потом... – он вдруг судорожно вздохнул. – Я привязался к вам. И... я должен был... попытаться. Такие, как я... встречаются довольно редко. И если нормальным людям, – он сделал горькое ударение на слове «нормальным», – иногда довольно трудно найти себе пару, то нам – в разы тяжелее. Один случай из ста может быть счастливым. Он медленно выдохнул. – Я просто попытался. Может это и оскорбило вас, но... я не пойму вашей реакции. – Грей сузил глаза от обиды. – Если бы вы просто сказали «нет», я бы понял вас. И не стал бы домогаться. Но почему вы, черт возьми, решили, что я собираюсь насиловать вас, используя свое служебное положение? Что это такое? Я что, животное какое-то без совести и чести, черт меня раздери! Я думал, за то время, пока... пока... мы с вами... общаемся, вы должны были уже узнать меня достаточно. Если бы я не понимал уязвимость моего положения, я бы был оскорблен. Но я сейчас даже этого себе не могу позволить. И, наверное, даже не могу вас винить, учитывая обстоятельства.. – Хм, а вам не приходило в голову, господин любитель мужских задниц, что я мог согласиться лечь с вами не из симпатии к вашим голубым глазам, а чтобы получать свою выгоду? Ну и по скользкому же полу ты ходишь, Джон, прикрываясь своими благородными порывами и толкуя мне о своей чести. Грей похолодел. Пауза затянулась на несколько минут, пока он обдумывал слова Фрейзера, за это время он бледнел все больше и больше. – Да, вы правы... я не должен был этого делать ни под каким видом. Я забылся и замечтался, наверное, в своих грезах упустил из виду грязную действительность. Это как вспышка, капитан. Когда идешь напролом и... не можешь думать трезво. Хорошо еще, что я получил то, что сейчас... А не то, что вы говорите. Я использую вас, вы – меня... Бр-р-р... Господь Всемогущий! О чем я только думал? Они опять надолго замолчали. Наконец Джон услышал голос, глухой и тяжелый, будто гнойник вскрывался размеренными выплесками. – Вы видите шрамы... на моей спине, майор? Конечно... если вы теперь... их можете разглядеть... Они прямо под теми... которые вы нанесли мне... сегодня утром. – Ты сам себе нанес их, чертов упрямец! – голос Джона в отчаянии сорвался, его опять затрясло. – Не надо приписывать мне новых преступлений. – Я лишь хотел, – Джейми говорил с тяжким надрывом, - чтобы между нами не было больше отношений. Никаких. – Тебе достаточно было просто сказать! – Джон почти кричал. Джейми, вдруг ощутив его горечь, уставился на него с сожалением. – Прошу прощения, майор, что я повел себя так... И причинил вам... – он замолчал, подыскивая слово. – Боль, – отрезал Джон. – Это называется «боль». – Прости, – опять повторил Джейми. – Наверное... у меня есть причина для этого. Послушайте же. Один человек, тоже долбаный англичанин, возжелал меня однажды. (Хм... должен заметить, моя задница пользуется небывалым успехом у англичан.) У него была... черная душа. Он хотел не просто обладать мной, он хотел причинять мне боль, мне и моим близким, он хотел сломить меня. Он преследовал меня несколько лет. Пока это ему не удалось. – Почему вы решили, что я поступлю так же?.. Разве я давал повод думать так обо мне? – прошептал Джон еле слышно, голос его прервался. – Не знаю. Последствия этого до сих пор во мне. Я напуган, – Джейми помолчал, собираясь с мыслями и с силами. Испарина покрыла его лоб. – Мне пришлось пойти на его гнусное предложение… Он завладел мной, угрожая насилием и смертью моей жене. И то, что он проделывал со мной там... в подземелье тюрьмы Венворт, до сих пор вызывает во мне ужас. Ни с чем не сравнимый вселенский ужас... Это... воспоминание о... невероятной... полной беспомощности. Нет ни спасения... ни выхода, и знаешь... что никто не придет на помощь... А ты во власти Демона... который готов пить твою кровь капля за каплей... – он судорожно втянул воздух, и взгляд его остановился, будто он перенесся в то страшное место. – Я чуть не погиб тогда, если бы не... Клэр... Но если честно, майор, я молил Бога о смерти в то время... Только он почему-то остался глух к моим мольбам. Я решил... пусть лучше меня снова покалечат, чем дать вам повод снова сделать со мной что-либо подобное. – О, да!.. Черт! Искалеченная спина, конечно, самый лучший выход... – грустно проговорил Грей. – Да... на фоне всего, я не мог придумать ничего получше... – Хм... чтобы избежать моих... домогательств?.. – горько закончил Джон. – Ну... можно и так сказать. Майор тихо зарычал. – Я чувствую себя оскорбленным, Фрейзер и, наверное, я чувствую себя обиженным. Но... благодарю вас. То, что вы мне рассказали, значительно облегчило мне душу. Теперь я понимаю, что дело, по-большому счету, не во мне. – Я к этому не стремился, не обольщайтесь. Мне нет дела, черт возьми, до вашей содомитской души, – ворчливо проговорил Джейми. Но оба почувствовали, что напряжение немного спало. Джон усмехнулся. – Как бы там ни было. Я не отказываюсь от своих намерений понравиться вам как... ну в общем... – Грей перевел дыхание. – Но я вам обещаю, если вдруг наш разговор об этом возобновится, это будет исключительно по вашей инициативе... Джеймс. Фрейзер вскинул бровь, ехидно сверля его глазами и усмехнулся. – Не думаю, что вы когда-нибудь дождетесь этого, майор, учитывая все обстоятельства. – Ладно, – Грей подошел и остановился над раненым, разглядывая его изодранную спину. – Сейчас вы нуждаетесь в более профессиональном враче, чем ваши шотландские коновалы, поэтому прошу вас пока побыть здесь и воспользоваться услугами моего врача. Надеюсь, вы не будете опять устраивать истерик по этому поводу. Не беспокойтесь, как только врач скажет мне, что ваше состояние позволяет, я отправлю вас обратно в камеру, и даже можете приступить к обычным работам. Никаких поблажек, капитан. – Благодарю вас, майор... Он хотел отойти прочь, но не сдержался. Протянул руку к его плечу и тихо произнес... – Джейми... эти рубцы... на спине. Это сделал он? – Да... это... в общем... это было давно. – Я так сожалею... что мне пришлось тоже... – голос его сорвался. – Вернее, что из-за меня... – Все в порядке, Джон... Это вы меня простите, что я втянул вас в свои проблемы. Надо было действительно просто сказать. Хотя... Не знаю, что на меня нашло. Вернее... знаю... я просто испугался. Вы правы... ход моих мыслей оставляет желать лучшего. Я сожалею, что подумал о вас не самым лучшим образом. Но, боюсь, меня трудно до конца винить в этом. Джон кивнул и отступил на шаг, взяв себя в руки. – Будут какие-нибудь пожелания, капитан? – Если вас не затруднит, пошлите мне пару книг на ваш вкус, пока я буду лежать здесь... хмм... как бревно... Джон вздохнул и, сглотнув, с трудом проговорил. – Я могу считать, что некоторые противоречия... между нами... они разрешились? Или вы все-таки предпочитаете совсем... отказаться от моего общества? Джейми долго молчал. Потом проговорил довольно мягко, но глухо, не глядя на Джона. – Милорд... думаю для вас и для меня... будет лучше... не злоупотреблять обществом друг друга. – Ладно. Выздоравливайте, Джеймс. Скоро мой врач посмотрит вас. Я послал за ним. – Благодарю вас, Джон. Майор развернулся на каблуках и твердо вышел из комнаты.***
– НАДО ЖЕ... ЛОРД ДЖОН... ОН повел себя достойно? – Да. Но я все равно попытался прервать наши встречи. Боялся, что введу его во искушение и... он не выдержит. Согласись, соблазн слишком велик, когда объект вожделения в твоей власти, – он поиграл желваками и вздохнул. – Не шуточное испытание для нравственных принципов, даже таких твердых, коими обладает лорд Джон. Мы с ним, по-сути, оба были в ловушке своих призраков. Но, хочу тебе сказать, что он вышел из тех испытаний с честью. Я коснулась его чуть взмокших висков, провела по щеке кончиками пальцев, обрисовала четкую линию губ. Слезы выступили у меня от щемящей жалости. – Бедолага мой... Я так жалею, что мы были друг от друга так далеко и так долго и столько времени потеряли зря. Он хмыкнул, посмотрев на меня сосредоточенно. Потом взгляд его затуманился, и он хрипло прошептал: – Да... но не стоит волноваться об этом, Сассенах. Не будем оглядываться назад. Все равно ничего не вернуть. Все случилось, как случилось. Может... все и к лучшему. А то бы уже... наскучили друг другу, а? – он хмыкнул, пытаясь шутить. – За двадцать-то лет? Или даже возненавидели друг друга? Вон и двух недель не прошло, а ты уже от меня чуть не сбежала. – Что-что, а уж скука – это последнее, на что можно надеяться, живя рядом с таким затейником, как ты, Джейми Фрейзер... – Да, родная, наверное, я погорячился, скука нам определенно не грозит. Тем более, в плане... количества хмм...приключений на задницу, мы стоим друг друга. Но... хорошо бы еще... эээ... – он потрогал свою распластанную щеку, – сгоряча глаза друг другу не повыцарапывать. – Ну придется выбирать одно из двух, дорогой, – я тихонько нацеловывала яркие следы от моих ногтей, демонстративно игнорируя царапины, оставленные ногтями Лири, – либо скука, либо расцарапанная физиономия... – Ну... может, все-таки есть третий вариант? – он потихоньку млел от моих ласк, становившихся все более интенсивными. – Джейми… не хотела тебе говорить.. но теперь хочу, чтоб ты знал. Что все это было не напрасно... То, что ты отослал нас назад, в будущее. Мои роды... Они были очень тяжелыми. Здесь бы я точно не выжила и Брианна тоже. Джейми судорожно втянул воздух, поперхнулся, закашлялся и испугано уставился на меня. Краска отхлынула от его лица. – То есть, если бы не Каллоден, ты бы уже умерла??? – Да... наверняка. И Брианна... она тоже... Так что пути Господни неисповедимы... С минуту он лежал бледный, с закрытыми глазами, осмысливая мои слова и приходя в себя. – Да, так значит все это было не напрасно... Эти – он всхлипнул, – адовы муки без тебя. И знаешь, я готов пройти через все это еще раз, только бы знать, что ты и мой ребенок... вы живы. Какое счастье, что ты вернулась сказать мне об этом!.. Он опять стиснул меня в объятиях. – Клэр! Боже! Клэр! – Ну, я вернулась не только для этого... – я тихонько высунула язык и коварно дотронулась им до его соска, который оказался на уровне моего рта. Отклик его тела был молниеносным – он содрогнулся и застонал так горячо, словно я потянула тонкую сладостную струнку его души... – Господи, что ты творишь? – глухо зашептал он, задыхаясь. – Ты же сама запретила мне. – Никогда не поверю, что ты стал таким послушным... Ляг на спину и лежи спокойно, я все сделаю сама. – Что? Опять? Нет. Я так больше не хочу. Я хочу, чтобы ты наслаждалась тоже. Я засмеялась. – То есть ты думал, что я исполняю трудовую повинность? Понятно, как ты думаешь обо мне. Он окинул меня недоверчивым взглядом. – А ты хочешь сказать, что тебе это понравилось? – Что это? Ну скажи что? – поддразнила я его. – Что это мне понравилось, Джейми? Как я взяла в рот твой член? На лице моего мужа отразилась целая гамма чувств, от удивления до полной растерянности и легкого порицания. – Фууу... Клер! Что ты говоришь! Как может говорить такое порядочная дама! Я расхохоталась. – Значит, говорить она не может, а делать – пожалуйста. Ты не против. Так, по-твоему, а? Мелкий ханжа! Неужели тебе не понравилось? По твоему виду не скажешь! – Наседала я на него, – Я ведь так старалась. Джейми отбивался в смущении. – Ну... не то, чтобы не понравилось. Вернее очень понравилось... – он сглотнул. – Только ты одна это делала со мной, Клэр. И это было так развратно и так волнующе из-за своей запретности. Я и не знал раньше, что такое кто-то делает из жен. Говорили, что это проделывают только... – тут он замолчал и опасливо покосился на меня. – Но честно-честно, сам я точно не знаю, я только слышал, что парни болтали... в таверне за кружкой эля.. – Ну-ну... давай уже договаривай, Джеймс Фрейзер, раз начал, – я была сама суровость. Он вздохнул, будто прыгая в ледяную воду. – Они болтали, что так делают только... шлюхи в борделях. Я открыла рот в притворном негодовании, но потом, не сдержавшись, вся завибрировала от беззвучного смеха. – Ах, вот значит как! Я – шлюха, по-твоему, да? Ну-ка, не отворачивайся, отвечай мне, блудливый ты мерзавец. – Ну, я бы так не сказал, Клэр, – он сам изо всех сил сдерживался, чтобы не расхохотаться, и синие глаза его искрились лучиками смеха, – с первого взгляда ты представляешься очень пристойной женщиной. Но иногда мне кажется, что ты можешь выкинуть что-нибудь такое, от чего я улечу на небеса. Я погладила его по щеке. – Ну, вообще-то я, конечно, не знаток Камасутры, но кое какая фантазия у меня имеется. И полезла ему под рубашку. *** Уважаемые читатели! Благодарность автору, хотя бы в виде ЛАЙКОВ, будет совсем не лишняя: большая просьба к вам НЕ СТЕСНЯТСЯ оставлять свои ЛАЙКИ и ОТЗЫВЫ, если понравилась работа.))) Тогда, сами понимаете, вероятность, что у автора будет стимул еще что-нибудь написать, резко повысится… ;) Заранее СПАСИБО!