The end
Написано и отредактировано: 30.01.2017 г. Минск, БеларусьЧасть 1
30 января 2017 г. в 20:58
Когда он гонит в свой скотски далекий пригород по многоуровневым разъездам петляющего шоссе, время тянется страшно медленно. И пока мимо один за другим, как предупреждающие аварийные маячки, проносятся сигнальные указатели, всегда (не иначе как от нечего делать) представляет, каким бы стал Токио, если б вдруг в одну секунду погасли все его подслеповато мигающие огни. Ведь если обесточить столицу, выдернув виртуальный шнур, она неминуемо превратится в груду металла, рухнет во тьму, и тьма, обычно только робко подрагивающая за прикрытыми веками, тогда наконец-то обретет законную власть. Это было бы верно.
Сегодня они опять проиграли.
Очередное сраженье за честь и совесть окончилось бегством, дело провалено, приговор не может быть обжалован и вступил в законную силу. Впрочем, столь позорный итог был вполне предсказуем, нечему удивляться. Закрыть бы еще глаза на то, что кто-то почему-то до сих пор верит в торжество справедливости.
Дайске, Дайске... Как мантра, имя напарника крутится на языке и методично вбивается, как пепел, в обивку руля подушечкой указательного пальца. Безжизненно жужжит кондиционер. Рутина – в фарах встречных машин и размазанных отблесках рекламных высоток – беззвучно проглатывает новый автомобиль, ныряющий под эстакаду, словно таблетка снотворного под язык, и сегодняшние события, еще пару километров назад яркие и болезненные, стремительно тонут в белом будничном шуме. Ничего нового, завтра он вернется на службу, выпьет кофе да, открыв вордовский документ, составит отчет. Все, как всегда. Лишь горький осадок от в общем-то дежурного расследования неприятно подначивает сердце.
Дайске, Дайске... Далась Дайске та дурацкая справедливость! Разве за годы, просранные в органах, этот наивный придурок еще не понял, что ее нет?! Нет никакой справедливости, есть лишь конфликты эгоистичных интересов, борьба за власть, желание самоутвердиться и еще черт знает какой извращенный вариант тьмы, живущей в человечьей душе со времен творенья. Тьмы той самой ночи, которая из-за негаснущих окон не случается в городах. Мы живем в мире тревожных огней, размазанных по скоростным трассам, существуем просмотрами роликов на мерцающих мониторах и экранах мобильных устройств, озаряющих наши лица. Мы – пленники электричества, без него нам физически больно, пусто и тяжело. Мы живем, чтобы быть в сети, круглосуточно собирать лайки и новости, жутко боимся синих экранов смерти, вздрагивая, если где-то летит сервак. Мы судорожно ловим свою жизнь в камеру, чтобы скорее впихнуть в тесный квадрат и запостить в ленте, пока рядом со свистом мелькают миллионы чужих таких же, не оставляя в нас ни следа. Прямоугольники смартов, то затухая, то вспыхивая вновь, сливаются, образуют плотное марево... Ночи нет. Этот город, как туманом, заслоняет бесчисленное множество неоновых огоньков.
А его так тянет потушить их, чтобы, одернув ширму искусственного света, принять столицу такой, какая та есть. Положить конец лицемерию, пропитавшему насквозь все ее кварталы и кабинеты!.. Нельзя. Как каждый маленький человек, даже самый гнилой и подлый, прячет за тактом внутренних монстров, так и большой человейник виртуозно притворяется местом, где свет... настоящий свет, не синтетический. Может, именно оттого, что все вокруг уже привыкли к неискренности, чумные борцы за правду кажутся здесь странными, а их поступки – неадекватными? «Зачем?» – самый популярный вопрос, который он задает Дайске вот уже... дай бог памяти сколько лет непрерывного рабочего стажа.
Сегодня они опять проиграли, а вчера промотали в бурных препирательствах, в спорах до хрипоты среди сотен вдоль и поперек перерытых «корон» архива. Ради чего? Ради глупых надежд? Зачем нужно было вообще затевать маниакальные поиски, дышать пылью, ворочить ящики, по тридцать раз пересматривать фотоснимки десятилетней давности и перечитывать старые протоколы, ища зацепку... Кому теперь-то нужны твои пресловутые факты с уликами, когда изначально все было решено? Расписано, продано подчистую. Дурак ты, Дайске. Дурак.
В последнем выводе, ясен пень, сомневался бы только такой же недалекий придурок, потому сейчас, чувствуя в горле не проходящую горечь и прокручивая в подсознании настойчивое «будь ты моложе, поступил бы аналогично», он искренне недоумевал. Впрочем, в отличие от вечно юного, верящего в добро напарника, он был самым обычным сотрудником спецотдела, который не искал на жопу лишних проблем.
- Понимаешь, Каорыч, мне просто хочется, чтобы было по совести.
Каорыч, наверное, понимал. А вот офицер Ниикура, который, во-первых, дорожил званием, а во-вторых, не являлся коллекционером зависших дел, не мог понять этих благих намерений, прекрасно зная, куда ими мостят дорогу. Поэтому... поэтому не стоило заморачиваться. Он просто устал, нервы ни к черту. Хорошо б свалить в отпуск куда-нибудь подальше от всех.
Машина ныряет под мост, вырываясь из пропащего города. «Чтобы было по совести» – в нашем мире чушь дичайшая, не обессудь, дружище. «Если по совести, Дайске-кун, то сперва следует погасить всю лицемерщину, чтобы здесь наконец-то настала ночь, откатить назад, так скажем, до заводских установок. Но при нас подобное, боюсь, уже не случится», – резонно резюмирует Каору, поворачивая руль, и губы его кривятся в жесткой злобной ухмылке. Ведь он, бывший разведчик, знает лучше всех в управлении: ночь бывает только над пепелищем.