'Домик на дереве'

HEIZE — Round and round (Feat. 한수지) Хмуро взглянув на экран телефона, чувствуя вибрацию от приходящих сообщений, Чанель с выдохом зажал кнопку и выключил смартфон. Грубо проведя по лицу, он прикрыл глаза, стараясь дышать ровнее. В нем скрипела усталость от лжи. В каждой клеточке его тела рокотало ощущение, что ежедневно он наебывает не миллионы поклонников, не десятки людей, что окружают его своей искренней или мнимой заботой, а себя. Хотелось стереть до красна, содрать с кожей тот образ, что он по глупости, будучи совсем юным и бестолковым, примерил на себя. Он устал. От себя. От всего. На выключенном мобильнике осталась дюжина непринятых вызовов и, ответь он хоть на один из них, его бы тут же заставили вернуться. Никого не волновало его самочувствие, но какими бы эгоистичными порывами не были его прятки, Чанелю казалось, что еще чуть-чуть, и он сломается. Лопнет, как струна, и станет ненужным. Ему хотелось тишины и одиночества. Хотелось, как ребенку, забуриться под кровать, закрыть уши и не слышать ничего, никого, чтобы его, как в детстве, прижали к груди, назвали маленьким и заверили, что все наладится. Только ему не три, не шесть, и даже не двенадцать, он уже разменял свою первую четверть века, и мама скорее всего скажет ему коронное: «Ты справишься, будь сильным», тепло улыбнется и тихонько похлопает по спине. Маленьким точно не назовет. Маленьким его вообще никто не назовет. Улыбнувшись, Чанель вспомнил, что мама практически дышит ему в пупок. И не только мама… Мягкое тепло разлилось в грудине, когда перед лицом всплыла улыбка Бэкхена и его озорной взгляд, что обычно подразумевал авантюры и последующие проблемы. Только когда он был рядом, мир становился чуточку проще и приветливее. Вот уж кто точно не задумывался всерьез обо всех последствиях сразу, кто мог вытащить тебя на ночную прогулку, несмотря на запреты, протащить на закрытую вечеринку или увезти за город, чтобы облить тебя водой из реки и, гогоча, носиться по парку. И целовать в машине, на полном ходу без мыслей о сасенах или скрытых камерах, целовать с полной отдачей, бесстрашно и с любовью. Иногда казалось, что Бэкхену все равно, что подумают другие, он умел создавать в их мире свой собственный. Наверное, Чанелю бы хотелось хоть раз побывать в шкуре Бэкхена. Дернувшись от странного пиликанья, Чанель запустил в карман руку и непонимающе уставился на брелок от сигнализации новенькой машины. Нахмурившись, он оглянулся в поиске пальто и только потом понял, что он так и не разделся. Захлопнув дверь, медленно спустился вниз, уже с первого этажа слыша, что сигнал тревоги не безосновательный, и кто-то явно не стесняясь в выражениях пинал его авто. — Эй! — окликнул он паренька, но тот видимо вошел в раж и бил колеса, не переставая, пока Чанель не дернул его за плечо. — Что за херня? — Что за херня? — Чанель, заметив зло прищуренные глаза, сделал шаг назад, но не успел он приподнять руки в примирительном жесте, как его не хило толкнули в грудь. — Это я должен спрашивать, что за херня! — больше Бэкхен ничего не кричал, только смотрел глаза в глаза, видимо пытаясь отыскать в Чанеле хоть одну причину, по которой тот скрылся от него. Выдохнув, парень поправил челку под кепку и беспрекословно произнес: — давай выключай сигналку и веди уже меня. — Куда вести? Даже Чанелю собственный голос показался слишком грубым и холодным, что уже говорить о Бэкхене, глаза которого тут же округлились, а на переносице залегла хмурая складка, но извиняться перед ним сейчас не хотелось. Он мечтал об одиночестве и тишине, а не об этих вот криках и, не дай бог, разбирательствах. — Как куда? В квартиру твою новую, — уже более спокойно проговорил Бэкхен, — надеюсь, я не увижу там левых людей. — Как ты узнал об этом месте? Вопрос остался без ответа, Бён смело пошел к подъезду, ожидая, когда Чанель введет нужный код. А он еще некоторое время смотрел на нервно вытянутую прямую спину, Бэкхен стоял практически не двигаясь, видимо выпустив пар, в нем проснулось терпение. На самом деле, Чанель не представлял, в каком смятении находился бы, будь он сейчас на месте Бэкхена. И все равно, желание находиться рядом с одним из самых родных и любимых его людей сводилось к нулю. Но прогнать Бэкхена он не мог: терять его в очередной раз хотелось меньше всего. Выдохнув и наконец успокоив машину, он набрал четыре цифры, видя, как внимательно следит за кнопками его парень, когда дверь была распахнута, Бэкхен пошел вперед, не спрашивая этаж, перешагивая через одну ступеньку, он вырвался вперед, пока Чанель, находясь в некой прострации, еле передвигал ногами. Уже рядом с его квартирой пришел в себя, понимая, что Бэкхен говорил по телефону с лидером группы. — Не на- Бэкхен оборвал его на полуслове взглядом и выставленной вперед рукой. — Нет, хен, я не скажу где мы. Потому что не хочу. Не ори ты так, завтра мы вернемся. В девять тридцать на… Ну, в восемь тридцать, подумаешь… Чунмен-хен, хватит, — Бэкхен внимательно посмотрел на Чанеля, да так, что Пака аж передернуло, создалось ощущение, что его просканировали. Пока Бэк продолжал разбираться с Сухо, Чанель искал ключ, надеясь, что не оставил его в квартире. Возведя глаза к небу, к удивлению владельца квартиры, Бэкхен вытащил ключ из своего кармана и протянул хозяину, отмахнувшись от ошарашенного взгляда, он кивнул на дверь. — Чанель точно не вернется сегодня, а я не вижу смысла возвращаться без него. Заверяю тебя, мы не наделаем глупостей. Хорошо, я обещаю, что мы не выйдем сегодня на улицу. Нет, я не дам тебе адрес. Мы сами доедем. Да черт возьми! Когда я нарушал обещания?! Не нужно все мои слова передергивать. Ащ! Все. Я отключаюсь. Завтра в восемь тридцать. Безжалостно наступая на задники кроссовок и отпинывая их в стороны, Бэкхен вымещал всю свою остаточную злость на одежде, снимая маску, кепку и дутую куртку дергаными движениями. Драповое пальто вновь осталось на Паке, сев на стул, он не сводил глаз с Бэкхена и наконец задал интересующий его логичный вопрос. — Откуда ты узнал… Нет, откуда у тебя ключ? Вообще тема была щепетильной, ведь Чанель купил машину и квартиру на окраине Сеула в тайне от всех, от Бэкхена в том числе. Для этого пришлось провернуть не хилую махинацию и отстегнуть сестре большой гонорар, который, видимо, придется забрать обратно — за разглашение информации. — От Юра-нуны, от кого же еще, — фыркнув, Бэкхен плюхнулся в свободное кресло, кинув рюкзак рядом, и уткнулся взглядом в окно. Чувствуя, что начинает закипать от беспричинного раздражения, Чанель выдохнул, разжал ладонь и внимательно посмотрел на брелок, который до этого времени терроризировал. — А зачем было пинать- Но Бэкхен его перебил. — Вдруг у тебя любовник был, я дал вам время, — он откинулся в кресло и только сейчас Чанель заметил, что у него играют желваки от плотно сжатых зубов, и что нога без перебоя мотыляется — Бэкхен ощутимо нервничал. — Любовник? — с усмешкой спросил Чанель, немного расслабляясь. — А зачем еще тебе нужно было столько времени тратить на покупку квартиры якобы сестре и машины якобы ее мужу, да так, чтобы я был не в курсе? — Любовника тут нет. — Это я вижу. Я дал достаточно времени, — чуть нахмурившись, Бэкхен резко дернул головой и положил ее на спинку кресла, смотря вверх. Глупо, Чанель понимал, что глупо и нелепо чувствовать радость, но ему было тепло от явной ревности Бэкхена, потому что она была редким гостем у этого самоуверенного засранца. — Но ты знал. С звучным «пф» Бэкхен всплеснул руками. — Конечно я знал! Из тебя херовый конспиратор. Ты же дергался каждый раз, как я тянулся к твоему ноуту или бумагам. Хочешь не хочешь, а подозревать неладное начнешь. — Зато ты хороший сыщик, — позволив себе еще одну, но более мягкую усмешку, Чанель погасил в себе желание подойти ближе. — Почему нуна дала тебе ключ? — Потому что желает твоей смерти? — Как и ты? Он все ждал, когда Бэкхен взорвется, но тот вел себя довольно тихо, постоянно вертя головой, словно не хотел тревожить скандалом уютную атмосферу в квартире или тонкую душевную организацию самого Чанеля, Пак так и не понял, а Бэкхен так и не ответил. Только его молчание пугало больше, чем самая громкая их ссора. — Зачем ты пришел? — А зачем ты ушел? У нас такой переполох из-за тебя… — тихий, надломленный голос и взгляд в сторону. Стараясь подавить улыбку, Чанель встал и, сняв пальто, хотел подойти к Бэкхену, но в какой-то момент передумал и лег на кровать, прослеживая узор на потолке. — Хотел спрятаться от всех. — Спрятался? — Да, только ты меня нашел. — Только не делай из этого трагедию! — огрызнувшись, Бэкхен тут же затих. По шороху Чанель догадался, что он подвернул под себя ноги, устраиваясь удобнее. Его Бэкхен был растерян, а он чувствовал себя садистом — ему нравилось сейчас видеть метания его парня. Такой кроткий, тихий, он словно ждал, когда же вскроется страшная правда, наверняка накручивая себя в голове. Не ведя счет времени, Чанель вынырнул из мыслей, когда сердце резко затянуло, а совесть тут же напомнила о себе. — Иди ко мне уже, — тихо позвал, но Бэкхен даже не шелохнулся. — Эй, Бэк? Вздохнув, он снова попросил подойти и постучал по кровати, но, повернув голову, почувствовал себя последней скотиной. — Никого у меня нет и не было, кроме тебя. Глупостями голову забиваешь, — осторожно выбравшись с кровати, он подхватил несопротивляющееся тело; и как он ни пытался поймать взгляд Бэкхена, тот постоянно отворачивался. Уложив его на одну сторону, Пак лег на другую и нежно провел кончиками пальцев по влажной щеке. — И долго ты думаешь, что я тебе изменяю? — Дурак, — зажмурившись, чтобы сдержать эмоции, Бэкхен резко уткнулся ему в грудь и судорожно выдохнул, когда Чанель заботливо погладил по спине. — Зачем тогда все эти тайны? — Это мой «домик на дереве», место где можно спрятаться от всех, только и всего. И иногда прятать тебя от всех. — Только мне ты ничего не говорил. — Ну, это в первую очередь мой домик. Бэкхен поднял на него тоскливый взгляд. — От чего ты прячешься? Поправив его челку, Чанель заскользил пальцами по скулам, по шее и вдруг улыбнулся. — Наверное, от себя. Глаза Бэкхена стали более осмысленными, ощутимо проведя ладонью по животу Чанеля, он зачем-то кивнул и лег на спину, теперь касаясь его лишь пальцами. Улыбнувшись, Чанель переплел их руки и воззрился в потолок, как и Бэкхен. Теперь ему вдруг стало спокойнее. Не так страшно и горько, как одному. Бэкхен словно отобрал у него весь хаос, оставляя лишь то, что на дне, что самое важное, давая время осмыслить и переварить. И глупо было бы не сказать: — Ты лучший у меня. Он не видел, но почувствовал, что Бэкхен улыбнулся, наверняка прикрывая глаза от удовольствия, и ведь не добавил привычное: «конечно!», «ну еще бы!», «а ты сомневался?», продолжая молчать. И как бы Чанель ни пытался сосредоточиться на своем одиночестве и своей усталости, все мысли так или иначе перетекали к чуду под боком. С шумом выдохнув, он все же сказал это вслух. — Ты мешаешь мне впадать в депрессию, — с тонкой улыбкой в конце предложения. Зашевелившись, Бэкхен подполз к Чанелю, укладывая подбородок ему на ребра и заискивающе смотря в глаза. Широко улыбнувшись, он подался вверх и оставил невинный поцелуй на губах. — Придумал тоже, — фыркнув, он перебросил через него ногу и снова коснулся губами губ Чанеля. — С таким-то парнем как я? Впадать в депрессию? Ты просто, кажется, забыл, как сказочно тебе повезло. Он целовал везде — легко порхая от одного участка к другому, от губ к щеке, вверх по скулам, задержавшись возле уха, снова губы, подбородок, и, отрываясь, каждый раз дарил голую, без фальши, улыбку, наполненную счастьем, а Чанель дарил свои эмоции в ответ. Чуть прикусив кончик носа, Бэкхен наконец не выдержал и облегченно рассмеялся совершенно чистым голосом, выравниваясь на бедрах Чанеля. Водя руками по груди и животу, склонив голову к правому плечу, он светился, а Чанель заражался им. Думая о том, что вот он — настоящий вирус счастья, он — Бён Бэкхен, а не Пак Чанель, который постоянно мучает себя из-за каждой мелочи. Вспоминая последнюю ошибку на выступлении и коря себя в очередной раз, психуя из-за того, что фанаты стали придавать значение его состоянию, когда он пару раз неосознанно хватался за сердце, он не заметил, как прекратил свои попытки вытащить его из пучины негатива Бэкхен.  — Я могу уйти, если хочешь, — серьезным голосом он прервал тишину. — Правда? — снова улыбнувшись, Бэкхен кивнул и собирался слезть с Чанеля, но тот его остановил. — Нет. Не уходи. Мне хорошо с тобой. — А как же твой «домик»? — удобно расположившись на его груди, щекоча дыханием губы Чанеля, поинтересовался Бэкхен. — Без тебя в нем холодно и пусто. Потянувшись, он мягко поцеловал Бэкхена, зарываясь пальцами в его уже порядком взъерошенные волосы и подтягивая выше второй рукой, удобно схватившись за бедро. Ему отвечали так же нежно, без напора, и Чанелю становилось легче. Прикрывая веки, он полностью отдался чувствам, руками забираясь под толстовку и касаясь разгоряченной кожи. Привычно кружа по пояснице пальцами, захотел большего контакта и крепче прижал Бэкхена к себе, отрываясь от мягких губ. Тот чмокнул его еще раз и положил голову на плечо, млея от ласк. — Ты дурак, Пак Чанель. — Знаю. — Дурак. Ты не должен знать этого. Ты должен знать, что самый лучший, и помнить, что тебя любят, несмотря ни на что, многие люди. Всех ты не завоюешь, — не удержавшись, он коснулся губами шеи и заурчал, — но поверь, тебе хватит сполна. — Ты говоришь, как Сухо, когда строит из себя мудрого лидера, — внимательно посмотрев друг на друга, вспоминая такие моменты, они оба, прыснув, тут же рассмеялись. — Я говорю… — Понял. Я понял. Ты главное будь рядом, — он поцеловал его в лоб и зарылся носом в волосы, задумчиво глядя вдаль. — А то вдруг я снова забуду, какое счастье я обрел. — Не дождешься. Чувствуя тяжесть его тела, его тепло и заботу, которая отдавалась легким мандражом под кожей и приятным ритмом под ребрами — сердце больше не тянуло его на дно, Чанель провел рукой вдоль позвоночника, испытывая гамму щемящих чувств. Близость Бэкхена дарила уют и покой. Так может, ему не нужно было искать отдаленное место и париться с покупкой этой квартиры, мучая, оказывается, Бэкхена и себя заодно? Ведь никакие стены не могли безболезненно стереть с него все маски, никакие атрибуты мебели или дизайнерские решения не дарили ощущение умиротворения и обретения счастья. Может быть, ему одиноко и холодно, потому что Бэкхена рядом очень мало? Может, ему просто следует искать больше встреч и поводов, чтобы вот так спокойно касаться его, без липкого страха быть уличенным в своих чувствах? Быть с Бэкхеном, не оглядываясь на других. Может, его «домик на дереве» это не дом вовсе, а человек? Может, «домик на дереве» - это Бэкхен? Его Бэкхен. Крепко сжав в объятиях своего человечка, перекатившись, он оказался сверху и принялся покрывать Бэкхена поцелуями. Звеня смехом и хохотом, тот пытался сопротивляться, но Чанель не отступал, применяя щекотку и очень уж жаркие поцелуи. Капитуляция Бэкхена наступила стремительно; его глаза, казалось, сияли еще ярче, чем обычно, он раскинул руки в стороны, растрепанный, красный, с блестящими губами и частым дыханием… Бэкхен смотрел так, словно очередной раз дарил себя Чанелю. А Чанель в очередной раз принял этот щедрый подарок судьбы. И сколько бы они не были вместе, видимо, Чанель никогда не сможет перестать так яро его любить, обожать и жаждать, словно только что влюбленный мальчишка.