тартар

вдаль от людей и поездов, и трамваев, печальные люди нам песни включали; любили любить и любимыми были, но Юра, мы всё тут давно проебали.

Они сидят в кафе на Невском, Юри увлечённо рассказывает последние новости, отпивая из кружки зелёный чай с мятой. В этом году лето в Петербурге необычайно жаркое, солнечное, того и глядишь асфальт расплавится прямо под ногами, а Виктор упадёт в преисподнюю. Прямиком к Аиду в Тартар* к титанам и циклопам, и, как самый страшный грешник, будет вечность мучиться в трёх слоях мрака, где вечное одиночество, ужас, мрак и необычайный холод. Или в Хельхейм** к сине-белой Хель***, где будет одним из мертвецов на Нагльфар****. То, что ему закрыт вход в Рай – Виктор прекрасно знает. Они сидят в кафе на Невском, Юри увлечённо рассказывает последние новости, отпивая из кружки зелёный чай с мятой. В этом году лето в Петербурге необычайно жаркое, солнечное, того и глядишь асфальт расплавится прямо под ногами, а Виктор с нарастающей паникой понимает, что всё в этом городе – Юра. И чёртов Невский от Адмиралтейства до Лавры, и строгая параллель улочек в центре, и молчаливые дворы-колодцы, и окраины, за которыми Пушкин с Павловском, Петергоф с Ораниенбаумом. И белое небо, как холсты художников на набережных и мостах, и белый диск солнца, который впивается в глаза и пытается их выколоть; и неизменные вопящие чайки над головой, и пышки с сахарной пудрой; и чёртова сирень, которая душит, вцепившись тонкими когтистыми пальцами в горло; и прямая линия поребрика, по которому не очень аккуратно идут в старых чёрных кедах, что приходится держать за руку. Петербург пропах Юрой, впитал его в себя, разливая по рекам и каналам. Петербург пропах Юрой. Выпечкой и кофе по утрам, вишней, сандаловыми свечами, талым апрельским снегом, майской черёмухой, персиковым летом и графитовыми водами Невы. Юре бы в Рай попасть, Элизиум***** или Вальхаллу******. Гулять по Елисейским полям в вечной весне или сидеть в гигантском зале среди викингов и принимать мёд из рук Сигрюн*******. Вот только крылья Виктор забрал. Обрубил, сжёг, оставив после только пепел, истошные крики боли, обугленные кости да уродливые обрубки на лопатках, а после – белёсые выпуклые шрамы. И вспоминается Наутилуские «Крылья», после чего хочется смеяться до истерики и слёз. Потому что «мы погибнем без этих крыльев, которые нравились мне». Виктор так точно. Они сидят в кафе на Невском, Юри увлечённо рассказывает последние новости, отпивая из кружки зелёный чай с мятой. В этом году лето в Петербурге необычайно жаркое, солнечное, того и глядишь асфальт расплавится прямо под ногами, а Виктор поворачивает голову к панорамному окну и среди проходящих людей замечает Юру и Отабека. Юра держит Отабека за край рукава, чтобы не потеряться, улыбается, смеётся, пока Алтын что-то говорит. Юра мажет взглядом и проходит дальше, мимо, оставив Виктора позади в кафе вместе с Кацуки. Виктор падает в бездну Тартар, окружённой медными стенами и воротами Посейдона.