***
В Бостоне последние дни было очень сыро и дождливо, и так унылое осеннее небо затянули грязные серые тучи. Улицы были почти пусты, в такую погоду граждане сидят по домам. Но женщине пришлось выйти из зоны комфорта, и без того плохое настроение упало еще ниже. Марте так хотелось, что бы рядом был Пьер — ее французский рыцарь, который бы самоотверженно сходил куда — угодно, лишь бы сохранить свою даму от слякоти. Но рядом шли лишь угрюмые и сырые люди, а не высокий и статный мужчина с таким загадочным взглядом глубоких карих глаз, в которых хотелось утонуть и не вернутся. «А ведь начиналось все так замечательно…» Франция, рабочая поездка, паршивенький отель. Коллеги в первый же день ушли гулять по улочкам Парижа, а Марту оставили разбираться с документами. Именно тогда ей встретился он — молодой красавец, которой легкой походкой пересек большую и не очень уютную комнату, остановившись у стойки администратора, кокетливо улыбнулся и попросил у пухленькой старушки ключи от его номера. Кажется, тогда в животе американки впервые стали порхать бабочки, заставляя сердце биться чаще, а щеки алеть от смущения. А потом неземной парень заметил ее, запустил в слегка вьющиеся волосы руку и улыбнулся ей, сказав что — то на французском. Марта с ужасным акцентом произнесла единственную фразу, которую выучила на французском. «Прошу прощения, я не знаю языка». Очень банально и очень глупо, но этот принц лишь хихикнул и произнёс, не стесняясь французского акцента, а даже наоборот, демонстрируя его без стеснений: — Ах, так вы приехали на отпуск? Прошу прощения за мою бестактность. Потом он пригласил её на прогулку и между ними завязалась долгая переписка, а заботливый Пьер даже присылал подарки ей на все американские праздники. Эта забота и это долгое внимание согревали душу и холодный Бостон в глазах Марты. Но вот уже как четыре года и его, и сына забрала война. Миниатюрная, но война. Тупая, глупая, бессмысленная, но война. Война меж братьями за гравий. Женщина просто не находила себе места: работы не было — Шпион пересылал половину своей зарплаты жене, а Скаут так вообще все. А до возраста бабушки, которая осуждает власть и своих детей ей оставалось ещё лет 10. Так и тянулись дни, недели, месяца — кто сказал, что лишь этим воякам плохо?***
После писем хотелось выпить. Многим наёмникам. Кто от неприятных новостей присасывался на пару часов к бутылке, кто от простой безысходности. Кроме Дэмо — у него то ли вечный траур, то ли вечная печень. Ну, так считал Медик, а так — то все понимали, что он простой алкаш и циклоп. Но когда в комнату вошёл Шпион и трепетно попросил три бутылки виски, поблагодарил и удалился в свою комнату, возникли подозрения на счёт количества алкашей в команде. Иногда письма большие и ни о чем. А иногда две строчки выражают все чувства. И при этом, нельзя сказать, какие из них лучше отправлять. Врать, что все хорошо, или раскрыть тяжелую правду. Но важно знать, кому какое письмо лучше отправить. Первое письмо получил Джереми. Он был безумно рад, что его мать стала рисовать, купила себе что — то и в целом не выглядела несчастно. Все волнение сняло как рукой и бостонец принялся энергично строчить ответ, прижав левой рукой бумагу к груди. От второго письма хотелось выпить. И Пьер пил, понимая, что своими же руками разрывает сердце Марты на пополам. Ведь он мог все изменить, быть лучшим мужем… А если смог бы, были бы они так счастливы? Появился бы на свет Джереми? — Судьба, ты такая стерва… — вздохнул француз и вновь приложился к бутылке.