Уроки фортепиано

Уроки уже закончились и Куроко, мягко улыбаясь, бесшумно шёл по коридору Тейко. Он прокручивал в памяти подарок Мурасакибары — естественно, конфетки — изысканную безделушку от Акаши, какую-то несуразицу от Аомине, предложение смены гардероба и куча приставаний от Кисе, только Мидорима ничего не подарил. Это огорчало фантома, так как именно Шинтаро стал для него особенным. Да, он восхищается своим «Светом», испытывает уважение к пугающему, серьёзному капитану, удивляется нескончаемой радости Рёты и непосредственности громадного Мурасакибары, но снайпер стоит у него на первом месте. Он строгий, со странными замашками, в принципе, как и все остальные, холоден в общении, и, что обиднее всего, не считается с ним. Пожалуй, именно ему Тецуя больше, чем другим, хочет доказать свою нужность. Из раздумий его вывел до дрожи знакомый, не выражающий чувств голос. — Куроко, — фантом, возвращаясь в реальность, остановился и силился понять, откуда доносится звук и, наконец, обнаружив краем глаза стоящего позади Мидориму, с секундной задержкой после оклика повернулся. — Да, Мидорима-кун, ты чего-то хотел? — тихо отозвался паренёк, немного вскинув голову — имеется же разница в росте, как-никак. — Да. Я хотел «подарить» тебе кое-что, но не посмел прервать тебя днём, поэтому… пошли. Это не материальная вещь, — еле слышались в его голосе нотки сомнения и неуверенности, но они быстро скрылись за маской холодности. Сердце Тецуи пропустило, как ему показалось, несколько довольно громких ударов, замерев в ожидании, пока Шинтаро не зашёл в ближайший класс, поманив призрака жестом. И Куроко медленно последовал за снайпером, через проём двери улавливая ровные очертания фортепиано. Неужели сам Мидорима будет играть для него, для Тецуи, когда ещё никто не слышал этого. Фантом находил что-то в этом столь простое и смущающее, хотя, казалось бы, просто музыка, но какая. А правда, какая? Что же ему сыграют? Шинтаро одним лёгким движением сел на пуфик и начал разматывать бинты, что доказывало, что этот момент особенный. Изящные, длинные пальцы невесомо легли на чёрно-белую реку клавиш, создавая чу’дную серебристую паутину звуков, похожую на мерцание звёзд, на сказочное северное сияние, на капли прозрачного летнего дождя и на тонкий звон колокольчиков. Словно заворожённый летящими движениями рук, он подходит ближе и касается пальцев Мидоримы, от чего тот перестаёт играть и вопросительно смотрит на фантома, но не отдёргивает священную часть тела. Через секунд пять до Тецуи доходит, что он сделал только что, и он сам убирает ладонь. Однако ему в голову быстро прилетает идея: — Мидорима-кун, а научи меня играть, — ну вот, и желание на день рождения высказал, и мало-мальски объяснил свои действия. — Хорошо, — сдержанно кивает Шинтаро и встаёт, уступая место пианиста пареньку, уже занимающему его. — Основой любой музыки идут ноты. До, ре, ми, фа, соль, ля и си, — он наклоняется через плечо Куроко, не заметно для себя заставляя того смутиться, и демонстративно нажимает на нужные клавиши. — Попробуй. Надеюсь, ты запомнил, где находится нота «до». Призрак неуверенно опускает пальцы на белые прямоугольники и нажимает на нужные, запястье при этом опуская вниз, что Мидорима замечает и как-то по-особому мягко поправляет, устанавливая в правильном положении. — Это неудобно. — тихо произносит Тецу, ловящий наслаждение от прикосновений бархатной кожи к его ладони. — Потом привыкнешь. — коротко ответил Шинтаро, отстраняясь и тем самым заставляя фантома почувствовать пустоту и холод там, где только что находился. Куроко послушно кивнул, не выдавая разочарования, и попробовал пройтись по нотам снова. Было немного непривычно выдерживать нужное положение рук, да и пальцы у него короткие. Естественно, Мидорима это заметил. — Лучше нажимай на клавиши ближе к краю, так будет удобнее. — посоветовал он, внимательно наблюдая за каждым движением паренька, втайне мечтая ещё раз к нему прикоснуться, снова почувствовать мягкую, словно шёлковую кожу, увидеть еле заметный румянец смущения, выделяющийся на бледном фоне сильнее, чем хотелось бы его хозяину. От этих мечт его отвлёк Тецуя, залезший коленками на стул, дабы сровнять их рост, вглядывающийся в отстранённый взгляд и находящийся непозволительно близко. — Мидорима-кун… — фантом хотел что-то сказать, но ему помешал факт того, что предмет мебели, на котором он, собственно, стоял, был «хромой» на одну ножку, и парень в попытке ухватиться хоть за что-нибудь просто повис на Шинтаро, от чего смутился сам и учителя своего тоже смутил. — Не надо испытывать крепкость мебели, вот что, — пробубнил Мидорин, рефлекторно обхвативший талию паренька, дабы тот не свалился, и поставил его на пол. — Так что ты хотел? — Наклонись, пожалуйста, — попросил Куроко, а Шинтаро, не понимая смысла, всё же выполнил действие, получая короткий, мимолётный поцелуй в губы, словно призрачный, такой же незаметный, как и его инициатор, исчезнувший с двумя словами. — Уже ничего. — Куроко, вернись, — потребовал приятно ошарашенный Мидорима. — Я знаю, что ты не ушёл, хоть и не вижу. — Как? — удивился фантом, стоящий за фортепиано, и тут же прикрыл рот. — Знаешь ли, я слышу твоё дыхание. Ты, может, и невидим, но не бесшумен, — Шинтаро обошёл музыкальный инструмент и, увидев перед собой боязливо отводящего взгляд призрака, подсадил его на чёрную, немного выцветшую поверхность фортепиано и, прежде посмотрев прямо в глаза, поцеловал сам уже более открыто, не давая сбежать. Впрочем, тот и не пытался, даже в мыслях не было, так как они заняты совершенно другим. Например тем, что ему не придётся веки вечные избегать Мидориму, боясь наказания за столь, как казалось, неправильные действия, зарывать свои чувства в глубокую яму безразличия, сидеть дома, обхватив руками колени, и плакать, мечтая о несбыточном; или тем, какие же мягкие у снайпера губы, так нежно и ненапористо целующие его сейчас; тем, как аккуратно его удерживают до каждой линии правильные, не скрытые бинтами руки с аристократически длинными, тонкими пальцами; да в конце концов тем, что его просто не отвергли и тем, что происходит прямо сейчас. — И надо ли было прятаться? — усмехнулся Шинтаро, отстранившись и имея в виду не только прямой смысл, но и то, как Тецуя скрывал свои чувства. — Я… я просто не знал, как ты отреагируешь на это всё: что ответишь на мои чувства, как себя поведёшь. Я просто боялся остаться навсегда один. — тихо прошептал фантом куда-то в плечо Мидориме, прижимаясь сильнее и вспоминая свои кошмарные сны, в подробностях и с иллюстрацией от первого лица описывающие несуществующее в реальности отвращение, испытываемое любимым по отношению к нему. Снова в голове прокручивались моменты, как тот отворачивается от него, высмеивает его любовь, унижает, считает странным, ненавидит. Снова вспоминались те фразы… «Ты жалок», «Отойди от меня», «Ты мне противен», «Да плевать я на тебя хотел», «Отвали, гомик», «Какая гадость», «Ненавижу», «Не смей больше ко мне приходить»… Тёплая, солёная капля, медленно скатившись по щеке, намочила ткань рубашки Шинтаро, а сам Тецуя лишь сжал ладони у него на спине, словно убеждаясь, что всё это реально, а не всего-то чересчур разыгравшееся воображение. — Куроко? — обеспокоенно произнёс Мидорима с немного вопросительной интонацией, а в ответ лишь тишина да тихое всхлипывание. — Успокойся, всё хорошо, я рядом… — призрак слегка ослабил хватку, но не до конца, ведь не были произнесены те три слова, которые его так мучили… а, нет, теперь были. — Я люблю тебя. Всё хорошо. — Спасибо. — прошептал Тецу, снова обнимая, но уже не отчаянно, а умиротворённо и просто радостно, при этом улыбаясь. — Это был лучший подарок.