Неудавшееся предложение

      — Мой верный друг…       Кораблёв поднял склонённую голову, внимательно и покорно глядя на женщину. Она дружелюбно улыбнулась и отступила, приглашая его в дом.       — Простите, я не должен был…приходить, — Кораблёв заметил, что в квартире больше никого нет и запнулся, сказав не то, что хотел, а Мария Васильевна, кажется, впервые сразу взяла цветы из его рук и поставила их в заранее приготовленную уже вазу на подоконнике.       — Я всегда рада видеть Вас, Иван Павлович, — она не отошла от окна, продолжая стоять к нему спиной, и Кораблёв в два широких шага оказался на расстоянии вытянутой руки.       — И я рад, — торопливо сказал он, прежде чем женщина обернулась. — Я рад, что Вы рады.       Мария Васильевна взглянула на него, тепло и нежно улыбнулась и снова повернулась спиной, обхватив свои плечи.       — Вы слишком часто дарите мне цветы.       — Николай Антонович считает это неприличным? — хрипло спросил Кораблёв, глядя поверх её головы и делая ещё шаг.       — Не знаю. Я не интересуюсь его мнением, — женщина пожала плечами и вздохнула.       — Но что тогда? — едва позволяя себе дышать, мужчина шагнул вновь, совсем близко, почти вплотную, почти прижав её к подоконнику, и осторожно накрыл её руки на плечах своими. Кораблёв сжался в ожидании её реакции, чувствуя себя не двухметровым взрослым учителем географии, а таким же маленьким немым мальчиком, которым он встретил когда-то Сашу Григорьева. Но Мария Васильевна будто ждала этого, лишь положила свои ладони сверху.       — Я знаю, что Вы хотите мне сказать, — прошептала она, прежде чем Кораблёв наклонил голову, будто незаметно вдыхая аромат её волос, и кивнул. — И Вы, конечно же, знаете, что я отвечу.       — Знаю, — прошептал он будто ещё кто-то мог их услышать. — И каждый раз надеюсь, что Ваш ответ будет иным.       Кораблёв бережно сжал её плечи; он пытался дышать ровно и тихо, но от каждого вздоха Марии Васильевны, его собственные были нервными, резкими и шумными, руки почти тряслись.       Кораблёв грустно усмехнулся — четыре года он приходил с одним и тем же вопросом, каждый раз предлагая выйти замуж за него и каждый раз чувствовал себя мальчишкой рядом с ней. Он знал, что только когда он заходил в гости, Мария Васильевна позволяла себе смеяться, меньше курила и будто расцветала. И тем больше ему было непонятны причины её отказа.       И сейчас эта хрупкая женщина перед ним была намного смелее и сильнее, абсолютно одинокая в своём горе, верная памяти и любви и недоступная ему, Кораблёву, человеку, который видел её муки и жаждал помочь и поддержать.       Не имея чёткой цели, не думая ни о чём в тот момент, Иван Павлович наклонил голову к её плечу, едва касаясь дрожащими губами шеи, ладони его опустились по её рукам вниз и осторожно обхватили её талию.       — Иван… — начала Мария Ивановна, но, почувствовав более настойчивые прикосновения, затихла, почти позволяя себя прижаться спиной к груди мужчины и довольствоваться этим.       Кораблёв, сдерживая себя, но почти рыча от переполняющих его чувств, медленно повернул женщину к себе и сжал её ладони, внимательно всматриваясь в глаза, грустные, спокойные, пытаясь и желая увидеть хоть что-то, хоть какой-то намёк. Не сводя взгляда, он поцеловал её запястья и на секунду ощутил, что Мария Васильевна задержала дыхание, и будто кивнула, закрыв глаза.       Иван Павлович коснулся её губ своими буквально на мгновение, всё так же сжимая ладони, стараясь перебороть себя, унять дрожь, и отстранился. Мария Васильевна открыла глаза и слабо улыбнулась. Кораблёв вновь склонился над её лицом и нервно облизал губы, думая лишь о сладости её прикосновений и сбывшейся наконец мечте, но женщина уперлась руками в его грудь, останавливая, предотвращая новый шаг и совсем не смотря на него.       — Мария Васильевна, — начал Кораблёв, сжав её ладони и снова пытаясь поцеловать.       — Я замуж выхожу, — просто ответила она, проводя кончиками пальцев по его щеке. Иван Павлович сделал шаг назад и машинально ссутулился. — За Николая Антоновича.       Кораблёв медленно распрямился, сжал губы и с выражением крайнего разочарования кивнул.       — Прошу меня простить, — только и сказал он, взял портфель и шляпу и направился к двери.       Голос Марии Васильевны застал его, когда он почти вышел из дома.       — Мой верный друг! Не забывайте, что Вам всегда рады в этом доме.       Кораблёв снова безмолвно кивнул и грустно улыбнулся, а как только за ним закрылась дверь, будто напомнил сам себе:       — Быть другом и не боле.       Больше Иван Павлович не оставался наедине с Марией Васильевной, невольно ища свидетелей их встреч.