Судьбы Трех

- Нелиел приказала долго жить, - пренебрежительно бросает Восьмой в ответ на бессловесный вопрос Владыки. Место Третьей не занято. Все пьют чай. На просьбу назвать свое имя она, одна из нумерос, ответила «Харрибел». Четко и организованно. Так, как полагается. Когда в уголках губ Третьей замерла тщательно скрываемая улыбка, акула поняла, что долго Нелиел не продержится. С тех пор Нелиел звала ее исключительно по имени. Одна из немногих. Свободно и легко. «Тиа». Тиа Харрибел. Она видела Третью не часто. Но всегда – разную. Пару раз в узких коридорах, серьезную и сосредоточенную, взгляд – лед, лицо – каменная маска, без выражений, без чувств. Так, как полагается. Ичимару сыпал шутками, что Лас Ночес – вечный карнавал, где у каждого, кто уже имеет маску, есть еще одна. Глядя на Нелиел, Тиа понимала смысл его слов. Только Третья не спешила открываться. Идет, не здоровается, но улыбнется вдруг невзначай да подмигнет, украдкой обернувшись, чтобы никто не видел ее настоящую. Только Харрибел, в сущности, все равно. Она-то улыбаться не умеет - так, чтоб искренне. По-человечески. Не умеет и не понимает, почему Трес ее выбрала. Пристальное внимание серны настораживает ее, словно та ждет чего-то или что-то знает. Или догадывается. Позвала ее с собой однажды. В пустыню. Ничего не сказав, не объяснив. «Идем со мной» - не приказ, но просьба. А в глазах – то, что люди зовут печалью. Будто она знает больше, чем все другие. Больше, чем Гин и Тоусен. И даже Айзен-сама. В Уэко Мундо редко бывает тихо и – Харрибел почему-то не сомневалась, - все окружающее гнетет Нелиел. В пустыне взгляд ее становится жестче и вся она словно сжимается изнутри, противится своему естеству. Харрибел не понимает, как можно не любить белый песок-пепел под ногами, небо, пустое, холодное, но настоящее. Для нее это – свобода. Иллюзорная власть Ками-сама кажется зыбкой на таком расстоянии от замка, а Нелиел лишь мрачнеет с каждым шагом. Тиа и хотела бы спросить почему, но не смеет нарушать тишину, заданную Третьей. А та идет, молчит. Зачем только с собой звала? Остановится, словно забыла что-то, отломит ветку от безлистного кустарника, а та рассыплется в руках ее. Трес долго стоит, отряхивает и без того белоснежную перчатку, а Харрибел думает, почти знает наверняка и не сомневается, что долго Нелиел не протянет. Слишком правильная, стыдится своей силы. Только меч все по бедру колотится, когда они снова пускаются в путь, не отпускают оковы, а цифра Три на спине – как клеймо. Харрибел не жалеет ее. Не умеет и не понимает. Поняла, когда на место пришли. Нелиел все издалека чувствовала – и кровь, и ярость, и страх, и боль. Это были даже не адьюкасы – простые холлоу, сплошь покрытые костяным панцирем, сковывающим раздирающую изнутри пустоту. Каждый сражается за свое место под черными слепыми небесами, а тут – настоящая бойня. Кровь, ярость, страх, боль. Харрибел не смотрит в глаза Трес – боится увидеть отражение. К звериным чувствам примешивается еще одно. Светлое и мягкое, полу-человеческое. Всепрощение. Милосердие. Харрибел не смотрит в глаза Нелиел – боится научиться чувствовать то же, что она. Могущество реацу Третьей из Эспады пугает разрывающих друг друга в клочья холлоу. Движущееся поле из смятого и отвратительного зверья перед арранкарами на мгновение превращается в статичную картину. Харрибел знает, что больше всего те боятся не реацу, а того самого… почти человеческого чувства. Миг – и поток холлоу рвется в разные стороны. Прочь от света, чтобы вновь замкнуться в своей пустоте, один на один с вечностью. Усилием воли Харрибел подавляет отчетливое желание сбежать, но Трес и сама уже замкнулась в себе. И только во взгляде – отголоски печального сострадания. Харрибел уверена, что долго Нелиел не продержится. И Айзен, и все-все знают. И сама Нелиел - тоже. Харрибел почти понимает, за что Восьмой ненавидит Третью. «Они тоже имеют право на существование», - молвила тогда серна. Ками приказал очистить пустыню от обилия слабых пустых. Приказал ей, Третьей. Нелиел не знает, что бога можно ослушаться лишь однажды. «Мы не должны быть такими», - говорила Трес, тихо и вкрадчиво. Так, чтобы Харрибел смогла запомнить. «Наше главное оружие – разум». «Сила не имеет значения, если прилагается бессмысленно». «Понимаешь, Тиа? Ты понимаешь меня?» Обратно они шли в полнейшей тишине. Харрибел не произнесла ни слова. Той ночью Уэко Мундо молчало. С того момента Харрибел долго не видела Третью. Слишком долго, и только ощущение ее реацу позволяло ей думать, что все в порядке. Акула и сама удивлялась, пытаясь выцепить из окружения ниточки духовной силы серны. Удивлялась, но не противилась своему порыву. Незадолго до этого события Нелиел позвала ее к себе. С улыбкой, которую редко позволяла, подошла и выдала это свое «Идем со мной». И смотрела ласково так, будто извиняясь за что-то. Харрибел хотела, но не смогла отказать. Фрасьонов у Третьей было двое. Глуповатые, как отметила акула, но веселые. Нелиел даже имена их называла, только все забылось. Харрибел думала, что все, снова будет проповеди читать. Вместо этого Трес напоила ее чаем, щебетала легкомысленные вещи, что резко контрастировало с обычной манерой ее поведения. Потом поднялась. Было видно, что она чем-то обеспокоена. Фракция ее тоже притихла. А потом – села вдруг и начала читать. Вслух. Слова плавно перетекают в предложения, да такие, что по звучанию совпадают в конце. Читает и все на гостью свою смотрит – слушает ли? Харрибел слушала. И во всем этом: в глупых посиделках и манере ее речи, будто нездешней, и в книжке, что Трес из рук не выпускала – во всем чувствовалась какая-то тоскливая безнадежность. Харрибел почти физически ощущала ее одиночество. Всепрощение. Харрибел знала, что долго Нелиел не продержится. И – жалела об этом. Впервые жалела о чем-то. Все продолжалось недолго. Третья сама вывела ее в коридор, не проводить хотела, а сказать что-то. Снова заулыбалась – оглядываясь, чтобы не видел никто. «Ты меня понимаешь, Тиа?» И – сунула ей в руки книжку, с которой не расставалась. Слова не дала сказать и сама больше не говорила. Руку на ее руке задержала лишь на долю секунды и ушла. Не прощаясь. Больше, сколько бы Харрибел не пыталась выловить отголоски ее реацу из всех возможных – ничего. Никто больше не называл ее по имени, легко и свободно. «Тиа». Никто больше не имел права на это. Нелиел больше не появлялась. Потому что нет мира без жертв. Не появлялась, не узнала, что Харрибел поняла ее. С первого и до последнего слова. На одном дыхании. - Нелиел приказала долго жить, - пренебрежительно бросает Восьмой в ответ на бессловесный вопрос Владыки. Место Третьей не занято. Все пьют чай.