Лёшка

«Слава, нас всегда трое!» - выкрикивает он, тыча пальцем в старые застеклённые полки, на расставленные на них в ряд турки различных форм, размеров и материалов. Эта маленькая часть разрушенного мира никогда не была знакома с пылью, небрежным обращением, касанием чужих рук. Это было что-то святое, что-то настолько родное и важное, что не могло быть «для всех». На турки могли смотреть, восторгаться, представлять то, как раньше в них заваривали кофе. Но никто и никогда не мог осквернить их своими пальцами. Никто никогда в них не мог кинуть молотого кофе. Эти турки никогда больше не становились на газовую плитку, в них никогда более не закипал ароматный напиток. Никогда, после того дня. Ты лишь мазнёшь остекленевшим взглядом по старым фрагментам прошлой жизни, сожмёшь кулак, закусишь нижнюю губу и попытаешься сдержать слезы. Он прав. Он чертовски прав. Когда вы в этом доме, когда вы кушаете, смотрите телевизор, занимаетесь сексом до стука бабушек-соседок по батареям, когда вы просыпаетесь, когда читаете книжки или что-то обсуждаете – вас не существует как пары. Вас двое в реальности, такой простой и чистой, но все равно, все равно между вами незримая стена. Стена в виде одного воспоминания. В другой реальности, все настолько смешно: вот ты, вот твой новый человек, а вот прошлое, что никак не уходит из памяти и заставляет рыдать ночами, уходя в ванную комнату, после кошмарных снов. Твоё сердце стучит очень часто, твои ладони потеют, футболка становится сразу же мокрой. Это снова приходят сны. Сны ужасающие. Сны, напоминающие про твой грех. Сны, которые снова заставляют чувствовать себя жалким и беспомощным. В такие моменты трясутся руки, зрение мутнеет, перед глазами стоит картина того дня. Ты прячешься, запираешься, залезаешь в холодную ванну и включаешь ледяной душ. Твои слезы отчаянья срываются и сливаются с потоками воды, что грубо бьют по всему твоему дрожащему телу. Эта боль, это бесконечное чувство вины… они сводят с ума. Это твоё проклятье. Проклятье на всю жизнь. Но кошмары отпускают. Не навечно, на сутки, иногда, если свезёт, на неделю. Ты выпиваешь некрепкого чаю, сидя на кухне, когда мокрый до нитки. Делаешь несколько затяжек крепких сигарет из какого-то бренда и идёшь спать. И безразлично, что ты мокрый, что за окном третий час, а вставать твоему партнёру рано. Тебе в общем-то вообще наплевать. Залезаешь под одеяло, закидываешь левую руку на тощее тело и прижимаешься. Твой нос зарывается в волосы, что пахнут каким-то шампунем с ароматом какао и ты, сам не понимая этого, шепчешь – «Лёша»… Ты не знаешь, как объяснить эти явления. И если как обычно говорят «мы после ищем лишь на них похожих», то тут наоборот. Цвет волос, цвет глаз, цвет кожи, рост, форма губ – все отличалось кардинально. Да даже буквы имён не совпадали. И всё специально. Чтобы забыть, чтобы не травить себе душу, чтобы не видеть его в другом человеке. Но все тщетно. И ненароком, отнюдь не специально, просто так почему-то вместо «Витя» ты все также бессознательно произносишь «Лёшка». Его имя заполоняет разум, его черты видятся в тех, кто их не носят. Его ямочки на щеках все также появляются при улыбке, когда ты воспроизводишь его образ в воспоминаниях. Лёша, Лёшка, Лёшенька – так звали твой мир. Так зовутся и его осколки. Что случается, когда мир рушится? Ты перестаёшь видеть смысл своего существования? В твоей душе образует дыра? Нет. Это слишком легко, банально. На самом деле все просто перестаёт существовать. Твой смысл жизни не утерян. О, нет, он просто становится другим – он заключается в том, что теперь ты просто должен влечь своё жалкое существование назло самому себе и помнить. Помнить свои ошибки. И чувствовать… чувствовать свою вину. «Я люблю тебя, даже если ты меня нет», - как-то с улыбкой и ямочками на щеках сказал он, ставя перед тобой чашку со свежезаваренным кофе. Ты читал книгу, не особо вдумываясь в смысл, и водил пальцем по столу. Рука в тот момент остановилась, но ты не смог пересилить себя и поднять глаза на него. Ты боялся. Боялся своих чувств, своей слабости, своего светлого порыва и желания быть с одним человеком. Ты трус. Трус, который не смог оценить и удержать то, что было так рядом, что всегда видело смысл своей жизни лишь в тебе. Каких-то грёбанных три слова, что застревали комом в горле, не хотели выходить, преобразовываться в звуки и радовать человека. А ты просто глотал кофе, пытаясь этот ком убрать и продолжать жить дальше. Ты любил, ты отчётливо любил, но для осознания этого тебе пришлось все потерять. Так бывает, что привыкая к человеку, мы не всегда осознаем тех чувств, что нас с ним связывает. И ты был из тех, кто, построив свой мир на одном человеке, все никак не мог признаться в одном лишь чувстве. Ты до сих пор помнишь его тёплые руки с длинными изящными пальцами, что свойственны пианистам, которые согревали твои больше холодные ладони зимними вечерами. Ты помнишь, как от него постоянно пахло разными сортами кофе и имбирём, как он болтал ногой, рассказывая интересные моменты или сюжет очередного сериала, который посмотрел. В твоих воспоминаниях сохранились моменты, когда он исподлобья смотрел на тебя своими серо-голубыми глазами, пытаясь примириться, как смешно он завязывал чёлку, чтобы та не лезла в глаза. В твоих воспоминаниях он хмурил светлые брови, складывал руки на груди и серьёзным тоном просил выбросить сигарету. Вот он. В твоём воображении. Такой счастливый, такой милый и родной. Такой живой… По ночам сны. Кошмары. Ужасы. Та реальность, которая не хочет выходить из головы, въедается в мысли, мозг и пускает корни. Так много крови, неразборчивые крики, холодные руки и всё тело, которое ты пытаешься удержать, будто поломанная кукла. Много людей, охающих, вздыхающих, плачущих. Кто-то звонит в скорую, кто-то снимает на камеру, кто-то пытается всех разогнать. Только ты держишь тело, что кричит от адской боли и зовёт… тебя зовёт. «Мир…» Никто до и никто после не звал и не назовёт тебя так. Только он, что был всем и вся для тебя. Только мальчику с ямочками, красивой улыбкой и милым именем Лёша позволено было называть тебя Миром. Мирослав. Такое благородное имя, такая грешная душа. Так иронично, когда ты, Мирослав, рушишь собственный мир. Какие-то две фразы, какая-то ссора, плохое настроение из-за работы и это может стоить жизни. Никто не знал, никто не ведал. Эта была насмешка судьба, ход «конём» от кого-то свыше. Какие-то наушники, громкая музыка, паршивое настроение, поезд, двигающийся навстречу, и то, что ты не успел догнать, схватить, потянуть назад, прочь от этих рельс. Миг – и человека нет. Нет больше его сияющих глаз, обворожительных улыбок, милых слов на ухо. Нет его теплоты и заботы. Только тупая боль, острая иголка вины, что засела в сердце и тоска. Тоска, что съедает изнутри все больше и быстрее. Да, вас трое. Ты, воспоминание и то, что пытается встать на место этого воспоминания. Что-то тоже хорошее, безмерно любящее, но не принимающее. Что-то, что навсегда останется лишь на уровне дружбы, не более. Что-то, чего ты не сможешь впустить в свою душу. Ты просто киваешь головой, берёшь кошелёк, связку ключей и выходишь из квартиры. Тебе надо уйти, пока ты полностью не пропах этим какао, пока ты не умер от тошноты при взгляде на серые стены и тусклый свет лампочек в коридоре. Тебе надо быстрее туда. Туда, где хранится твоё прошлое. -- Забытая квартира встречает скрипом входной двери, мёртвой тишиной и лучами утреннего света, что проходят сквозь окна, которые не загорожены ничем. Вся мебель укрыта белой тканью, оставшиеся непокрытыми полки, уже имеют огромный слой пыли. А когда-то всё было иначе: после работы тут встречал Лёшка, а вместе с ним кот Барисыч, что ластился об ногу, мурлыча, как бы приветствуя после трудного дня. С кухни слышался запах какой-то еды, что готовил Лёшка, из зала шумел телевизор, а полы были застелены тёплым махровым ковром. Весь дом хранил запах кофе, он был везде, он становился жизнью обитателей, которые привыкли к нему и не обращали внимания. Тут проходили самые лучшие дни, тут жизнь текла размеренно и как-то правильно. Здесь до сих пор стоят рамки с их фотографиями, на столе лежит кубик Рубика что Лёшка всё пытался собрать. Старые бумаги, изрисованные и исписанные. Расстроенное пианино, пропускные карточки на его имя, ваза с искусственными цветами и наручные часы. Последний подарок Лёшке. Часы, которые больше не пойдут. Которые остановились, как остановилась и жизнь их хозяина. Преданные до последней секунды своему владельцу. Ты берёшь их, бережно сжимаешь в руке, смотришь на множество трещинок, что остались после того дня. Только эти часы были с ними, когда все произошло. Только они оставались связывающей частью для них обоих. Короткая стрелка остановилась межу пятью и шестью, а длинная застыла на пятнадцати. 17:15 – время, когда он уходил, крича твоё имя. 17:15 – время, когда ты понял, что потерял. Ты всхлипываешь. Утираешь рукавом глаза и пытаешься привести мысли в порядок. Да, надо оставаться сильным. Ты кладёшь часы на их законное место, что погрязло в пыли, и уходишь из квартиры. Закрываешь на замок место, наполненное светлыми днями, и спускаешься вниз по лестнице, во мрак. Ты впервые за всё время едешь на кладбище. Ищешь могилу по воспоминаниям трёхлетней давности, пробираешься сквозь сорняки и высокую жёлтую траву. Вот он. Красивый Лёша, с улыбкой смотрящий на тебя, с блеском в глазах, в своей любимой рубашке и подаренной мамой галстуке. Такой родной и спокойный, смотрящий на тебя с холодного камня. Ты медленно подходишь, поджимаешь губы. Твои ноги трясутся, а на глазах появляются слезы. Ты совсем близко. Касаешься холодными пальцами серого лица, что высечено на камне, проводишь подушечкой вдоль по скуле и касаешься вычерченных губ. Ты хочешь помнить эту улыбку. Эти губы. Ты сглатываешь ком, что образовался в горле. Твои ноги подкашиваются, и ты падаешь на землю возле памятника. Ты хватаешься руками за верхушку камня, прижимаешься к памятнику и, уткнувшись лбом в холодную поверхность, позволяешь себе, как ребёнку, разрыдаться. Ты ревёшь, воешь, как раненный зверь. Груз все сильнее и сильнее давит на грудную клетку, заставляя задыхаться. «Прости…» - кричишь ты, сквозь слезы и всхлипы. Твоё горло горит от повторяющихся слов и надрывных криков боли. Боли не телесной, а душевной. «Лёшка, я люблю тебя…» - четыре слова слетают шёпотом с губ. Горло болит, ты не можешь выдавить крик об этом грёбанном чувстве, что жрёт изнутри. Но ты веришь… нет, ты знаешь, что он слышит. Он видит. И тоже вторит «люблю».