Не усложняй

      Будь у Кенмы нормальные друзья, он бы никогда не оказался под проливным дождем без телефона накануне важной фотосессии. Но его друзья те еще придурки, исключая, пожалуй, Акааши, который сам неоднократно страдал из-за выходок Бокуто-сана. Будь сам Кенма хоть чуть-чуть умнее, никогда бы не повелся на хитрожопую ухмылку Тетсуро. Будучи одержимым идеей фикс, Куроо, с упорством достойным лучшего применения, пытался наладить личную жизнь Кенмы, подсовывая ему разного рода девиц. Начиная от сексапильных, жгучих брюнеток, желавших нацепить на него ошейник, заканчивая еще более стеснительными, чем он сам, блондинками, с чего-то желавшими накормить его "исхудавшее" тело до состояния ожирения третьей степени. Каждый раз, когда Куроо удавалось заманить Кенму к себе с ночевкой, того на утро, или даже ночью, ожидал сюрприз пострашнее атомной бомбы. Сегодняшний день не был исключением. Проснувшись от тошнотворного запаха подгорающей рыбы, Козуме обнаружил на кухне Куроо боевого настроя девушку в перепачканном мукой фартуке с котятами и головной повязке, в руке она держала лопатку так, словно это был тесак, а за ее спиной благополучно покрывалось ровным слоем угля нечто, судя по запаху, бывшее рыбой. Особа явно не собиралась покидать оккупированную территорию, поэтому Кенма, похватав первое, что попалось под руку, поспешил ретироваться из квартиры друга, оставив тому и девушку, и тошнотворную рыбную вонь, надеясь, что хоть это преподаст ему урок.       И вот из-за всего этого, Козуме оказался в неизвестном ему районе, без телефона, в растянутой домашней кофте Тетсуро, которая была ему больше размера на три, сонный, неумытый и жутко вымотанный. Утешало только то, что бумажник был при нем. Хлынувший дождь смыл остатки сонливости, намочив при этом одежду так, что Кенма стал похож на облезлого кота, а живот предательски заурчал, требуя хотя бы кофе. Начав с малого, Козуме осмотрелся в поисках подходящего заведения. С сомнением оглядев вывеску ближайшего бара, где нечто, напоминающее размозженный череп, предвещало увлекательную экскурсию в мир неформальных субкультур, Кенма остановил свой выбор на совершенно обычном "Укай-кафе" на противоположной улице. Название, правда, все-таки было странноватым. Пропустив пару машин, парень быстро перебежал улицу и с удовольствием окунулся в теплое, наполненное ярким светом, помещение. Ничем не примечательный классический стиль. Несколько столиков светлого дерева у окон, выходящих на улицу, и посередине комнаты, диванчики и металлические стулья с мягкими спинками и сидушками приятного оттенка молочного шоколада, много светильников, которые сейчас из-за отсутствия на улице солнца, были включены. На снимках, которыми были увешаны стены, изображения разных ребят в волейбольной форме с медалями и кубками. Здесь было уютно и очень чисто.       Оглядев помещение, Кенма, наконец, заметил мужчину за барной стойкой, который вперил на него прибалдевший взгляд, забыв о тлеющей сигарете, которая вот-вот могла выпасть из приоткрытого в удивлении рта. Видимо, он выглядел еще хуже, чем ему изначально казалось. Залившись досадливым румянцем, Козуме стыдливо опустил взгляд и начал на ощупь искать ручку двери, желая скрыться от повышенного внимания. Он уже был готов удрать, когда зычный голос заставил его буквально подскочить на месте.       − Хината! − Позвал мужчина, отрываясь, наконец, от рассматривания вымокшего до нитки клиента. Откуда-то послышался ответный оклик. − Посетителю нужна помощь! Возьми сухое полотенце...побольше и сделай кондиционер посильнее. Вы проходите, − это уже Кенме. − Сейчас о вас позаботятся.       Козуме на автомате послушно уселся за первый попавшийся столик. Одежда неприятно липла к телу, а с мокрых волос текли струйки по лицу и шее. Единственное, что радовало в сложившейся ситуации, что в кафе не было ни одного посетителя. Задумавшись о том, как бы слиться с интерьером, Кенма вздрогнул, когда прямо перед его носом оказалось сложенное белоснежное полотенце.       − Возьмите, пожалуйста, − сказал женский голос сверху. И Козуме поднял голову.       Где-то внутри Кенмы, наверное, взорвалась сверхновая, опаляя его жаром, готовым вот-вот сжечь кожу. Козуме уверен, что до температуры вулканической лавы нагрелись не только щеки, но даже шея и кончики ушей, и от того выглядит он, наверняка, чертовски глупо. Хотя нет, глупо, пожалуй, только часть всего того стрема, что сейчас представлял собой Козуме. Если бы Кенма был в состоянии оторвать взгляд, он завернулся бы с головой в полотенце и сбежал из этого проклятого места, но тело совершенно не слушалось.       У его персонального метеорита, что врезался в личную, уединенную и никем не тронутую планету Кенмы, сжигая ее к чертям собачьим, улыбка ослепительнее, чем хвост кометы. Волосы такие же яркие и непослушные, как и языки пламени, а глаза − две карамельные конфеты, с жутковатой звериной желтизной. На молочно-белой коже ни единого пятнышка, даже малехонькой веснушки или крохотной родинки нет. Кажется, она вся светилась, − или может просто стояла под лампой, − но воображение Кенмы, подпитанное сотнями литературных трудов талантливейших писателей, уже возвело эту девушку на пьедестал, овеянный сказочным ореолом. Боже, он чувствовал себя сопливой школьницей.       Пожалуй, последняя мысль подействовала отрезвляюще. Кенма смог-таки моргнуть и перестать таращиться. Тяжело сглотнув, он ухватился за полотенце и еле слышно пробормотал слова благодарности.       − Я сейчас настрою кондиционер, станет теплее.       Легко взметнулся пушистый рыжий хвост, Кенма уверен, что уловил свежий лимонный запах ее волос. Растерянно хлопая глазами, он провожал взглядом тонкую, невысокую фигурку в черной юбке, обтягивающей потрясающую круглую попу, белой блузке и форменном фартуке, и думал, что, наверное, все-таки нашел свою Вселенную.       Не говорить об этом Тетсуро. Никогда.       Не успел Кенма осознать весь ужас (восторг?) сложившегося положения, а вокруг него уже развели бурную деятельность. Только длинные огненные пряди рыжего хвоста мелькали перед глазами − туда-сюда, туда-сюда, − у Кенмы кружилась голова.       − Что же вы сидите? Скорее сушите волосы, так и заболеть можно! − Она отобрала у него полотенце, развернула и накинула ему на голову. − Давайте свою кофту. Отнесем ее в сушилку, быстро высохнет.       Козуме послушно стаскивал с себя мокрый балахон, буквально отлепляя ткань от кожи, при этом все еще стоя с полотенцем на голове. Он вообще вел себя очень смирно, радуясь, что за просушкой волос можно хоть немного передохнуть, а то от яркости этого метеора можно ослепнуть. Ну, и остыть заодно не помешает, − Кенма даже через ткань полотенца чувствовал жар собственного лица и шеи. Когда он, наконец, почувствовал себя немного лучше, а с головы перестал течь Ниагарский водопад, парень стянул полотенце. Перед ним уже оказалось ведро горячего свежесваренного кофе.       − За счет заведения, − ему снова солнечно улыбнулись.       − Но я не могу... так, − совсем растерялся Козуме, отводя взгляд от лучистых карих глаз.       − Не переживайте, вы первый посетитель за сегодня, к тому же вам надо согреться. Укай-сан готовит прекрасный кофе, так что наслаждайтесь. Вот меню.       Кенма хлопал глазами и переводил взгляд с чашки на меню, потом на девушку. И хвост этот...у нее, наверное, шея была тоньше этого хвоста. Козуме, как ему казалось, вполне убедительно делал вид, что изучает список предложенных блюд, а сам украдкой (все еще так казалось только ему) поглядывал за подвижной девичьей фигуркой, которая активно жестикулировала и весело болтала с мужчиной за стойкой. Тот, не переставая, пыхтел сигаретой и чему-то улыбался сам себе.       − Уже выбрали? − Сверкая ровными белоснежными зубами, поинтересовалась девушка. Потом, будто что-то вспомнив, щелкнула пальцами по бейджику и добавила, − я, кстати, Хината Шое       Ну да, как тут могло обойтись без солнца.       − Козуме, − попробовал-таки парень взять себя в руки.       − М? Козуме...Имя? − По-птичьи склонив голову, уточнила девушка. Тяжелый хвост качнулся следом. Ничего трогательнее он в жизни не видел. План полностью провалился.       − Кенма...       − О! Приятно познакомиться, − она, наверное, всегда улыбается.       Кенма еще раз осмотрел кафе, быстро глянул на улицу, где не наблюдалось ни одного прохожего, и все же решился.       − Что-нибудь на ваш вкус. Если... если хотите, я бы пообедал с Вами... с тобой? − Это же не прозвучало так, будто он Куроо?       − О! − То ли удивленно, то ли радостно воскликнула Хината. Она бросила быстрый взгляд на часы, которые показывали четверть первого. − Мне надо у Укай-сана спросить. Погоди минутку.       Кажется, его не послали. Вроде бы даже не вмазали за своевольный переход к фамильярному обращению. И может быть даже, совсем не против провести с ним время. Козуме мельком взглянул на барную стойку, где Хината что-то тихо говорила мужчине с сигаретой. Тот удивленно вскинул брови, потом внимательно посмотрел на него. И хитро, всепонимающе усмехнулся. Прямо как Тетсуро. Кенма тут же вспыхнул до корней волос и поспешно попытался скрыть лицо за спутанными, мокрыми прядями.       А потом случилось что-то совсем невероятное, совершенно волшебное. Хинату отпустили. Хината согласилась. Хината...просто Шое. И просто Кенма. И горячий ароматный кофе, и какие-то воздушные вафли в кисло-сладком сиропе, и разговоры обо всем на свете, и много, много солнечных улыбок. И кафе это, недалеко от Токийского дворца спорта, тут после игр волейбольные команды собираются, а победителей соревнований бесплатно кормят. У них такая традиция. И дедушка Укай-сана какой-то знаменитый волейбольный тренер, а сам Укай-сан по выходным занимается с детьми в местном спортзале. И Шое обожает волейбол, в старшей школе была менеджером. Вообще-то она легкой атлетикой занималась, но ей разрешили внепланово участвовать в деятельности клуба. А ее лучший друг (этот балбес Кагеяма) очень-очень талантливый связующий (только никогда не рассказывай ему, что я это говорила, он и так невыносим)       Кенма смотрел и смотрел на нее, и почему-то тоже говорил. Что по-глупости остался ночевать у друга и оставил у него все вещи. Что заскочил в первый же автобус, а когда опомнился, оказался уже здесь. И что терпеть не может ливни, потому что волосы после дождя пушатся. Признался вдруг, что в старшей школе тоже играл в волейбол, связующим. Кажется, в этот момент на него посмотрели, как на бога. Наверное, это был единственный раз, когда Козуме с благодарностью вспомнил Куроо, с его маниакальной идеей таскать его на тренировки. А Шое даже за столом была очень подвижная, почти беспрерывно крутилась, жестикулировала и воевала со своим длиннющим рыжим хвостом − он постоянно падал ей на грудь, и конец его пропадал где-то за краем стола, а она его упрямо перекидывала за спину. И у Кенмы снова кружилась голова.       Они проговорили всего час, а Козуме казалось, что вечность. Крохотную вечность. Дождь перестал, у Хинаты закончился обеденный перерыв, появились новые посетители. Его переодели в сухое, разрешили вызвать такси и проводили до самых дверей, и Кенма уехал на свою, теперь уже казалось не такую важную, фотосессию.       А потом всю неделю Козуме нагло занимал все обеденные перерывы Шое. Иногда, он по несколько часов дожидался ее за барной стойкой, провожая взглядом рыжий хвост или косички (да, и попу тоже). Вежливо разговаривал с Укай-саном, игнорируя любые намеки. И с изумлением пялился в свой список контактов, где появился ее номер и e-mail.       И все бы так тихо и мирно, как нравится самому Кенме, и продолжилось. Но не стоило (никогда не стоило!) забывать о друзьях. Ушлепках укуренных, по скромному мнению самого Козуме.       Кенма надеялся, очень-очень надеялся, что о его тайных походах к Шое никто из друзей, в частности один не в меру любопытный, не узнает, но, черт побери, когда бы что было так, как ему хотелось? Стоило догадаться, что этот идиот полезет выяснять все и вся самостоятельно, используя весь набор штампов из шпионских фильмов. Нет бы просто спросить. И не то, чтобы Козуме ответил, но было бы очень мило, так сказать, по-дружески, отстать от него после этого. Но Куроо и оставить в покое − две несовместимые вещи.       То, что его выследили, было вполне ожидаемо. Козуме, правда, удивился, что за этим чертом не тащился вечно позитивный Бокуто, но, наверное, что-то Там все-таки есть, и Оно смилостивилось над ним, избавив хоть от одного недотепы.       Козуме сам был виноват. Не следовало терять бдительность и так явно палиться, особенно на работе, которую он раньше не то, чтобы не пропускал, даже не опаздывал. Вообще-то, изначально у Кенмы был великолепный план, закончить литературный факультет и навсегда зарыться в Токийской государственной библиотеке (где ему предложили место после первого же защищенного проекта). Так он полностью уберег бы свою интровертную сущность от любых посягательств. Но Куроо эту тему просек и тут же, получив благословение мамы-Козуме, стал искать варианты, где лучший друг никак не сможет запрятаться в панцирь. Помог Котаро, который уже пару лет снимался для спортивных журналов, и Акааши, чей образ и рейтинг популярности смазливых социально неадаптированных гадов был как никогда высок. Несколько пробных снимков, пара согласий на поступившие предложение, и Кенма оглянуться не успел, как они с Тетсуро взлетели по модельной лестнице. Общительнее Кенма не стал, но работать ему нравилось. И то, что он вдруг начал витать в облаках на этой самой работе ("Теперь взгляд чуть отвлеченный. Кенма, Кенма, не на столько. Ты все-таки не в задницу их посылаешь. Ага, вот так отлично"), и то, что он променял свою любимую игровую консоль, на мобильный, и то, что каждый обед мчался в неизвестном направлении, должно было насторожить любого, особенно такого наблюдательного засранца, как Куроо.       И опять таки, будь Кенма чуть внимательнее, он бы не проморгал разговор Тетсуро со своими друзьями, учащимися в том же Токийском университете, что и Хината, когда он спрашивал про маленькую, рыжую...       − А-а-а, ты о Хинате-чан? Так бы и сказал. А что с ней? Ее кто-то обидел? Слушай, тут Ива-чан говорит, что если ты поиграться собрался, то выбери другой объект.       − Не для меня, для Кенмы.       − Погоди, для какого Кенмы? Для нашего Кенмы?!       Слежка, взлом пароля на телефоне и изучение списка контактов, тайный опрос всех заинтересованных лиц − все, что так любил Тетсуро. Так что через некоторое время (очень-очень короткий срок), половина их общих знакомых знала об очень-очень тайном первом увлечении Кенмы Козуме − Хинате Шое.       Было еще терпимо, по крайней мере, Кенма к этому привык. Но потом со сборов приехал Бокуто, и Козуме понял, что в Аду Смущения и Глупости он даже и не был до этого ни разу.       И все потому, что Бокуто Котаро состоял в волейбольном клубе Токийского университета и знал Хинату Шое.       А это значило, что об очень-очень тайном увлечении Кенмы Козуме Хинатой Шое узнала вся оставшаяся половина их знакомых. Волейбольная половина. Где процент умеющих держать язык за зубами был чрезвычайно мал.       Вот с этого момента нечто прекрасное и волнующее превратилось в чистой воды абсурд. Потому что каждый, кому было не лень, посчитал своим долгом стать у истоков зарождения этого удивительного чувства. Иногда Кенма просто терпеть не мог Тетсуро. Больше ни один обеденный перерыв (то есть вообще ни разу) Козуме не провел наедине с Шое, потому что кто-то третий (а может даже и четвертый, и пятый) обязательно присутствовал и болтал без умолку. То же было и с попытками погулять. Уютная, почти романтическая, прогулка превращалась в цирковое представление, потому что обязательно кто-то вроде Бокуто с Куроо каким-то совершенно случайным образом оказывались поблизости. В итоге, все попытки Кенмы ухаживать за девушкой (Вселенной) проваливались, даже не начавшись.       А потом произошло Это. У Кенмы что-то случилось со спиной, то ли продуло, то ли заклинило, и любое движение причиняло адскую боль. Он два дня проходил обмазанный пахучей согревающей мазью, под хитрым прищуром Тетсуро. К сожалению, Козуме слишком поздно понял к чему бы это.       Шое была будущим медиком и умела делать массаж, а Куроо об этом знал. Не сложно догадаться, как это оказалось взаимосвязано?       Когда ему позвонила взволнованная девушка и сообщила, что "Куроо-кун сказал...", а потом предложила собственную помощь, Кенма не смог отказать. Потому что Кенма, конечно, стеснительный, но не дурак же он, в конце концов.       Остаться наедине в ее маленькой общажной комнате было пределом его мечтаний с тех самых пор, как Тетсуро обо всем прознал. То, что все это будет настолько интимно − Шое в домашней одежде и его собственный оголенный торс, − Козуме как-то не подумал. В тот момент Кенма неожиданно четко представил, в каком виде показался перед Шое. Щуплое тело, острые ключицы и лопатки, бледная кожа. Если вспомнить с какими ребятами девушка общается, где каждый первый груда мышц, невольные мысли, раньше не особо его волнующие, о собственной непривлекательности лезли в голову. Оставалось только прятать покрасневшее от стыда и досады лицо в подушку и молиться, чтобы эта унизительная экзекуция закончилась побыстрее.       У Шое были потрясающие руки. Мягкие, без мозолей и шероховатостей (видимо из-за врачебной специальности за такими вещами Хината следила), но сильные, даже для спортивной девушки. За первым болезненным стоном, который, увы, сдержать не удалось, последовала райская феерия, когда тело растекалось блаженной лужицей. Вместе с мозгами. Когда, вместо того, чтобы встать и поблагодарить за действенную помощь, Кенма притянул растерянную Шое и крепко обнял, в голове его явно что-то померкло. Еще б не померкло, пахло все тем же лимоном, и волосы эти рыжие, и голова у него опять кружилась. Хината хлопала своими карамельными глазищами, растерянно улыбалась и также крепко отвечала на объятья. Кажется вполне подходящий момент для признания?       − Я...       − И я тоже, − он уже говорил про улыбку и солнце? − Пойдем на матч в субботу?       Да, куда угодно. Кенма на все согласен. А в воскресенье можно сходить на презентацию новой видеоигры. Шое будет не против.