Длинная ночь

Блестящие инструменты на кипенно-белых салфетках, гладкие стены в зеленых разводах краски, кафельный пол. Этот кабинет являлся не только последним пристанищем жертв убийц или собственного невнимания, но и местом его работы. Часто он был единственным живым человеком в этом месте, а то и во всем крыле здания. Доктор ДеБрин открывает единственное окно, и затягивается сигаретой. Он стоит спиной к двери и вдыхает сладковатый запах дыма — обычно он не позволят себе курить на рабочем месте, но только не сегодня, в пятницу. Он потягивается, представляя, как все выходные проведет в домике у озера, подальше от запаха смерти пропитавшего его халат. Как будет рыбачить, сидя у самой кромки прозрачной воды, а если не будет дождя, можно и прогуляться по лесу, что особенно хорош сейчас, на исходе лета. Нет, дождя не обещают — вон какие лучи бьются об стекло окна, пытаясь проникнуть и озарить кабинет, в котором так не хватает тепла всем его обитателям. Дверь с шумом открывается, доктор ДеБрин спешно гасит сигарету о жестяную плошку для дезинфекции, ныне получившую вторую жизнь — пепельницы. Призрачная надежда счастливых выходных тает — два санитара ввозят накрытое простыней тело. «Работа на все выходные, ну почему не могли подождать и умереть хотя бы завтра?!» -Эй, — доктор окликает санитаров, но те выходят молча, — Черт. Он подходит к простыне, и, не одевая перчаток, срывает ткань. На холодной поверхности каталки лежит инспектор Морс. На секунду доктору кажется, что это шутка, не смешной розыгрыш, что это просто не может быть правдой. Он спешно проверят пульс, раз за разом, хватая безжизненно свисающую руку. Совершенно ясно — тот мертв. ДеБрин чувствует жуткий холод, на глаза наворачиваются слезы, грудь сдавливает… Он просыпается от собственного крика. Темно и тихо, нет еще и пяти утра. Его волосы все напрочь мокрые от пота. Макс, не включая свет, проходит в ванную, умывается холодной водой, но это не помогает. Осколки сна застревают в памяти и вязнут в головной боли, ставшей его неизменным спутником. Уже третью неделю снится один и тот же сон. Дошло до того, что он стал бояться спать, и его «выключало» буквально везде — он стал терять документы, чего с ним никогда не случалось, и литрами пить кофе. Но ДеБрина преследовал не столько страх сна, а страх того, что этот сон может сбыться. И это будет хуже всех кошмаров виденных им. На сердце камнем легло предчувствие, он вспомнил, как однажды чуть не потерял Морса, когда сумасшедший полоснул его ножом в библиотеке. ДеБрина передернуло. — Ненавижу его, до сих пор ненавижу, — пробормотал он, судорожно сжимая руками бортик раковины, — Он чуть не лишил меня друга, и даже, — доктор замер — даже… ДеБрин прислонился к стене, и устало закрыл глаза. — Очень хорошего друга. Если бы я мог как-то его предупредить. Но не расскажешь ведь никому не про сны… ни про чувства. Ночь не окончилась. И ни ожиданием солнца, ни грезами о выходных, не убрать это присутствие в кабинете, наполненном серым сигаретным дымом, около скрытого белой тканью тела. И безжизненность была и будет вокруг, пока не найдутся слова… что могли быть сказаны уже давным-давно. Луч солнца, маленький, но живой, ничуть не похожий на сон, пробрался в дом, осветив комнату. Начинались выходные дни…