your hands cuffed close to mine

      Дьяволо победил. Стрела теперь принадлежит ему, King Crimson Requiem находится под его контролем, а Джорно Джованна и его прихвостни — мертвы.       И что теперь?       Во-первых, как и обычно, надлежит избавиться от улик. Это достаточно легко — просто стереть их тела в пыль, не оставив и следа. Он колеблется лишь тогда, когда очередь доходит до трупа Бруно Буччеллати.       Последнее живое пристанище Винегара Доппио.       Сперва он пропускает мысль о том, чтобы похоронить его надлежащим образом, но тут же от нее отказывается — это займет слишком много времени и будет слишком заметно. К тому же, если это тело и принадлежало Доппио, то всего пару минут. Дух его на самом деле не был привязан к этой плоти. Впрочем, это не важно.       И потому тело Буччеллати повторяет судьбу тел своих друзей.       Разобравшись с этим, Дьяволо находит отброшенный свитер и надевает его обратно. Уютно. Взгляд его вдруг останавливается на зеркале.       Без Доппио в его теле, он не может принять прежнюю форму. Возможно, волосы еще подлежат покраске, но его мышцы и рост становятся серьезным препятствием, и даже если он и сможет каким-то образом справиться с этим, ему совершенно точно не удастся сымитировать голос Доппио. Разница будет разительной.       Это просто. Доппио был совершенно свободен от всяких сторонних связей и контактов, помимо Пассионе, так что его исчезновения никто не заметит. Он всегда сможет подать ситуацию так, будто Доппио оказался предателем и был за это убит (хотя Дьяволо и знает, что подобного произойти не могло), а на его место была назначена новая правая рука.       ...Ему ведь и правда придется продвинуть на это место кого-то другого. И это причиняет ему боль. Он уже скучает по Доппио. Было проще иметь его рядом.       Разве его огорчение вызвано только тем, что это было просто удобно?       Ну, в этом деле роль играли еще и практические вопросы. Теперь ему станет гораздо труднее скрывать собственное лицо. Возможно, в этом ему помогла бы пластическая хирургия, которую он будет рассматривать в качестве варианта. Вместе с этим, проблему со своим голосом он смог бы решить, если бы отдавал приказы подчиненным только посредством текста.       Это ли все, что заставляет его испытывать сожаление?       Продолжая смотреть в зеркало, Дьяволо пытается повторить выражение лица Доппио. Но добродушная улыбка, лишенная тени высокомерия, попросту не смотрится на его собственном лице. И он останавливается.       ...И полагает, что те причины все же не являются единственными. Для такого затворника и параноика как он, возможность говорить с одним единственным человеком, которому он доверял сильнее всего, была просто спасением. Доппио был действительно предан ему, что было предельно ясно, и Дьяволо... в некотором роде даже заботился о нем, сверх той необходимости, что требовало нахождение в одном теле.       И все те ласковые словечки, которыми он называл Доппио, не были сказаны лишь для облегчения манипуляции. Он был искренне уверен в собственной симпатии к нему. Сокровище — да, он был его сокровищем.       Это естественно — испытывать горечь, когда у тебя забирают что-то ценное. Даже кто-то вроде Дьяволо вынужден это признать.