Тишина

Гокудера медленно брел к дому Савады. Шел дождь. Холодные капли стекали по разгоряченному лицу Правой руки Десятого, стекая все ниже...и ниже. Поэтому когда Хаято наконец-то добрался до своей цели, он насквозь промок. Подняв глаза на дом Цуны, Гокудера нерешительно застыл: он пришел сюда бесцельно, просто вдруг захотев увидеть Десятого, убедиться, что с ним все в порядке. Теперь это желание казалось глупым — в окнах дома Савады было темно, а вокруг не было слышно ни звука, и рука Гокудеры, потянувшаяся было к звонку, неуверенно замерла на полпути. Он прислушался. Вокруг по-прежнему было тихо. Для дома Десятого, в котором, казалось и днем и ночью что-то происходило, тишина казалась чем-то необычным, загадочным. И подождав немного, Гокудера все же позвонил. Дверь открыл заспанный Цуна. Десятый, явно не ожидавший такого позднего визита, удивленно смотрел на Хаято. Но заметив, что тот промок до нитки, спохватился и затащил его в дом. Там, несмотря на сопротивление Гокудеры, Тсуна все-таки умудрился стащить с него мокрые вещи, успев при этом рассказать, что все уехали, и дома остались только Ламбо да И-пин. Когда Гокудера наконец-то уступил, и вещи отправились сушиться, повисла неловкая пауза. Узнав, что с Цуной ничего не случилось, Правая рука Босса предпочел бы ретироваться, но бегать по улицам в одних трусах мог позволить себе только сам Босс, да и дождь, кажется, полил еще сильнее. Гокудера несмело поднял взгляд. Вид Десятого, в пижаме и с раскрасневшимся от сна лицом, был — и Гокудера вдруг с ужасом осознал это — невероятно соблазнителен. Савада, как мог, старался не смотреть на покрасневшего от смущения Хаято, заметив его странный взгляд. Но растерянность Цуны только еще больше притягивала Гокудеру, заставляя его чувствовать что-то невероятное. Наверное, это что-то во взгляде Хаято было для Цуны пугающим, и он, пробормотав нечто невнятное, сделал шаг по направлению к своей комнате. Но, взявшись за ручку двери, он вдруг почувствовал, как его схватили за руку, тут же ощутив рядом чье-то обжигающее дыхание. Десятый неловко повернулся, собираясь спросить что происходит, но его рот тут же натолкнулся на препятствие в виде горячих губ Гокудеры. Рука Цуны, державшаяся за ручку двери, соскользнула, и он влетел во внезапно открывшуюся дверь, увлекая за собой Гокудеру. Приземлившись на пол, Цуна ощутил на себе всю тяжесть Хаято и тихо застонал — чувство было не из приятных — к тому же он не совсем понимал, что происходит, и надеялся, что Гокудера сейчас встанет и все объяснит. Но от легкого вскрика Цуны...встал Гокудера не весь! *черт возьми, не удержалась!-авт.* Неожиданно Цуна снова почувствовал на своем лице горячее дыхание Хаято. Его язык скользил по губам Десятого, оставляя влажные следы, стараясь проникнуть все глубже... Все было как в тумане. Уже не осознавая, что происходит, Цуна попытался открыть рот, собираясь что-то спросить, но вместо этого позволяя Гокудере проникнуть туда, играть с его языком, слегка покусывая его губы, сводя с ума... Хотелось продлить сладкое удовольствие, но воздух стремительно заканчивался... Голова уже кружилось, дыхание было сбивчивым, перед глазами мелькали разноцветные круги, и Цуна уже почти терял сознание, когда Гокудера наконец оторвался от губ Десятого, тут же спускаясь ниже, проводя языком влажную полоску от губ до шеи. Рука Хаято между тем, уже стягивала пижаму с Десятого, забыв обо всех обязательствах и данных самому себе несколько минут назад обещаниях. Тсуна, ощутив руку Гокудеры, испуганно замер, но теплые губы Хаято неожиданно заставили парня снова испустить протяжный стон. Чуть громче, но уже не от боли, а от наслаждения. — С..с..стой..Гоку..де..ра.. — невнятно пробормотал Цуна — он вдруг ясно осознал, что происходит. За стенкой заворочался Ламбо. — Тсссс.. — услышал Десятый сбивчивый шепот Хаято. — Т..там дети..о..они могут.. — еще тише прошептал Цуна, зная, что Гокудера все равно услышит, — и тут же закрыл рукой рот, стараясь не застонать, почувствовав, как рука Хаято коснулась его члена. — Десятый.. — шепот Гокудеры был чуть хриплым, и почему-то от этого хотелось слушать его бесконечно — вы правы,.. мы здесь не одни...поэтому Вам..придется постараться..вести..себя..очень тихо...Вы ведь не хотите..не хотите, чтобы нас..обнаружили?.. При лунном свете в глазах Гокудеры, казалось, было что-то от Дьявола. — Нет! — хотел крикнуть Цуна, но губы Гокудеры внезапно снова накрыли его и получилось только тихое "ннн". Изучая рот Цуны, Хаято продолжал исследовать тело Десятого, водя пальцем по груди, животу, опускаясь вниз... Цуна застонал громче, тут же испуганно прикрывая рот рукой. Этим и воспользовался Хаято, оставив губы Десятого, и, опустившись ниже, медленно облизал головку члена Цуны. ..Воздуха катастрофически не хватало, шумное дыхание Цуны заводило Гокудеру, доводя до безумия. Облизывая, он продвинулся дальше, заглатывая, водя языком, заставляя Десятого изгибаться под ним и с трудом сдерживать стоны. Напряжение Цуны дошло до предела, все вокруг слилось в одну разноцветную картинку. Он чувствовал только Гокудеру. Сдерживаться уже не было сил, наслаждение волнами прокатывалось по его телу, заставляя содрогаться...и вот наконец волна удовольствия вылилась в невероятные ощущения, изо рта рвался стон, и Цуна впивался зубами в ладонь, чтобы не закричать, и, слыша как крик все же срывается с его губ, он чувствовал, как напряжение выливается прямо в рот Хаято, старающемуся не упустить ни одной капли... За дверью послышалась возня скрип половиц. Нечаянный крик все же разбудил Ламбо, и тот, растолкав И-пин, шел искать Цуну. Задыхаясь, стараясь восстановить дыхание, Десятый невероятным усилием столкнул с себя Гокудеру и ползком направился к двери. С трудом приоткрыв ее, он протиснулся в щель, одновременно пытаясь хотя бы немного привести себя в порядок и успокоиться. Наскоро укладывая детей спать, пряча от них свой безумный взгляд, Цуна думал только о том, что будет, когда он вернется в комнату. Но через несколько минут, так ничего и не придумав, Десятый босс Вонголы стоял на пороге своей комнаты. А затем, собравшись с мыслями, резко распахнул дверь и шагнул внутрь. Там было темно и пусто. Цуна удивленно подбежал к окну. Дождь уже закончился и улица была безлюдна, только в черном небе ярко светила луна. Цуна долго вслушивался в тишину. Этой ночью она была особенно загадочна.