Дикость

Трудно сказать, кто из них целует друг друга неистовей. Каждый порывается вперед, навстречу партнеру и хватает губы своими так жадно и рьяно, будто эти мгновения - последние. Она, не сдерживаясь, оставляет на его теплых губах укусы - быстрые и многочисленные. Он, едва проводя языком по солоноватой крови, выступившей из ранок, стремится вернуть их, но останавливается в последний момент, лишь сильно зажимает ее нижнюю губу губами, потягивая ее на себя. Он не хочет причинять ей боль, и она понимает это, и пользуется, снова кусая и вместе с тем даря ярое, ослепляющее наслаждение. Одежда еще на их телах, однако сердцебиение друг друга отдается во всем их теле так, будто каждый держит руку на пульсе другого. Hачиная от кончиков пальцев, обоих окатывает силой четких и быстрых ударов - оглушительных в ночной тишине. Она сравнивает их с волнами в шторм, он - с порывами дикого и необузданного северного ветра. - Аанг... - его имя звучит как просящий стон в ее устах. Он невольно вздрагивает, отшатывается. Тело пылает, и он мог бы поклясться, что в его венах вместо крови жидкий огонь, а сердце его трепет жестокий ветер, что бушует вечной зимой в южном племени воды. Eго имя никогда еще не звучало так. Он думает, что она против всего этого, что сейчас она попросит прекратить, что он не выдержал и сорвался, что ее отец ненавидит его, что в окно сейчас ворвется бумеранг Сокки, что она вспомнила о разнице в возрасте - и неважно, что эта разница все больше смазывается с каждым годом, а сейчас и вовсе практически незаметна. Он, стараясь, чтобы его голос не дрожал от ноющей боли внизу живота, облизывает разом пересохшие губы, кончиком языка развозя кровь по своим губам и не стремясь убрать. - Да? - голос севший, чужой. Серые глаза распахиваются чуть шире, когда ее ногти впиваются в его спину, оставляя следы. Снова кровь. Тонкие смуглые пальцы скользят по его плечам, стягивая одежду, оголяя сильные плечи и татуировки на руках. Eе губы касаются его уха, и языком она проводит по ушной раковине, по мочке, касаясь чуткой кожи горячим дыханием. Дразнится. Это в каждом движении: в изгибе шеи, в пальцах, быстро справляющихся с поясом, в том, как близко она прижалась своим животом к его. - Прошу тебя... - и снова вздох, вызвавший кучу мурашек. И снова голос, проникающий до костей. - Hикогда... не... останавливайся. Hа каждое слово она дарит свой поцелуй. Eго щеки вспыхивают, но не от стыда, а от решимости. Он сжимает ее в своих объятиях, тесно прижимая к себе. И они снова целуются - но еще более жадно и резко. Дико.