Подкроватные страшилки

— ...А еще они прячутся под кроватями детей, а когда ночью ты идешь в туалет… — Рюдзи, ты слишком увлекся, — добродушно заметил мальчик с белыми, как у старика, волосами. — Юра уже, кажется, не дышит… Невольный свидетель разговора детей притаился в темноте, стараясь лишний раз не дышать. — Сама виновата, — отрезал мальчик по имени Рюдзи. — Если бы она не была такой глупой и неуклюжей, Акифуса, проблем бы не было! — По-моему, это не из-за того, что она ударилась головой, — неуверенно предположил Акифуса, обеспокоенно потрогав лоб девочки. Про себя он заметил, что, во-первых, врезалась в кровать Юра из-за того, что Рюдзи слишком резко потянул ее за собой, а во-вторых, такая реакция у нее была не на удар, а на истории старшего брата. Который это тоже прекрасно знал. — Так вот… На чем я там остановился? — На том, как злобные ёкаи прячутся под кроватями детей, братик, — тоненьким голосом подсказала Юра. На вид ей не было и пяти, из-за чего девочка в свои полные шесть с половиной ужасно переживала. Способствовали этому и вечные придирки старшего брата, которые были, по его словам, «для ее же пользы» или, что было чуть реже, «просто так». Иногда Рюдзи узнавал новые интересные выражения, и тогда было еще «для профилактики» и «констатация факта». — А, точно, — восстановил он нить повествования. — И едят еще. — Едят?.. — голос Юры совсем сел. — Ёкаи же! — безапелляционно констатировал Рюдзи. И ведь не возразишь. — Братишка, — Акифуса шепотом обратился к Рюдзи. Можно было и не понижать голос, Юра все равно пребывала в плену своих кошмаров и до сих пор смотрела в одну точку. — У нее слишком живое воображение, она же не уснет теперь… — Знаю, — Рюдзи ехидно усмехнулся, — но ей это полезно. Как она собирается в будущем охотиться на ёкаев, если сама их боится? Спорить с Рюдзи мог лишь человек, познавший полный дзен, поэтому Акифуса решил промолчать. Что до Юры — с виду потерянной и напуганной, — то она просто безропотно ждала, когда Рюдзи надоест рассказывать неправдоподобные страшилки. И правдоподобно бледнела от правдоподобного ужаса — в конце концов, Рюдзи был по-настоящему жутким, не то что те ёкаи, которых ей доводилось видеть на страницах книг. А с тех пор (с позавчерашнего дня), как тётя рассказала ей, что детей в главной резиденции оммёдзи ёкаи точно не тронут, Юра даже начала вставать ночью в туалет. Вставала трижды, но дальше, чем до двери, так и не добралась: риск быть съеденной перевешивал естественные нужды. Терпела до утра. Юра вообще была умной девочкой. Она прекрасно знала, что никто ее не съест, если с головой закутаться в одеяло, поэтому она подбирала под себя его краешки, сворачивалась в комочек (одна из причин, почему все решили, что это она в ночь накануне нового года разукрасила всех обитателей дома синими красками; на самом деле это был Рюдзи, который не смог определить, «где у Юры начало, а где конец, а под одеяло — не пробраться», поэтому синяя водостойкая участь миновала лишь ее) и благополучно засыпала. Правда, ненадолго, так как без кислорода спать, как и жить, немного неудобно. В таких случаях Юра оставляла небольшую щелочку для носа между кроватью и одеялом. Совсем на чуть-чуть — вдруг откусят. А вообще, она, конечно же, во все эти глупости не верила. — А разве у нас здесь живут ёкаи, Рюдзи? — Юра пыталась храбриться и говорить уверенно, как братик, но все же дрожь в голосе выдала ее с потрохами. И Рюдзи почувствовал ее слабину. — Конечно, живут! — он прищурился для пущего эффекта и заговорщически прошептал: — Можем проверить прямо сейчас! Акифуса оживился, а вот Юра, наоборот, стала еще больше походить на мертвое привидение. Мертвое, потому что живые привидения — это дети не только из мультиков почерпнули — выглядят гораздо лучше. Не так прозрачно, как Юра. — И как мы это сделаем? — энтузиазм Акифусы добил последнее проявление надежды в глазах девочки. — Элементарно! — Рюдзи просиял, потому что его новому любимому слову наконец-то нашлось достойное применение. — У нас в пруду по-любому водится каппа! Наверное, даже несколько… Акифуса вдруг почувствовал себя не в своей тарелке: в глазах брата он увидел столько энтузиазма, что мурашки пошли по коже. — Для начала надо вооружиться! Акифуса посмотрел на едва не плачущую Юру и обреченно вздохнул — в Рюдзи проснулся стратег. Шикигами у ребят всегда были наготове — даже в столь нежном возрасте они все же были оммёдзи, — но это было не так интересно. А вот палка… Палок под рукой не оказалось, поэтому Рюдзи подобрал старый китайский зонтик, валявшийся под кроватью, и повел свою ватагу в бой. В сад пробирались окольными путями, несмотря на то, что днем взрослые в саду были примечательны лишь своим отсутствием — так интереснее. Дорога была мучительно сложная — она заняла около пяти невообразимо длинных минут. Рюдзи страдал от нетерпения, Юра — от страха (причем боялась она того, что мог выкинуть ее братик; с него вполне сталось бы бросить ее в пруд в качестве наживки), Акифуса — от беспокойства за Юру (по той же причине). Добравшись до пункта назначения, дети внимательно уставились в воду. Лениво плавали карпы. Много ленивых карпов плавало. Все. Скукотища. Первым заговорил Рюдзи: — Его, каппу то есть, похоже, надо просто растормошить, — и посмотрел на начавшую пятиться Юру. — Рюдзи, огурец был бы эффективнее тонущей Юры, — мягко намекнул Акифуса. — Знаю. Рюдзи это было прекрасно известно, он корпел над книгами по нечисти с тех пор, как научился читать. И сейчас Рюдзи так выразительно смотрел на сестру, потому что просчитывал все возможные способы добычи огурца. Ему, Рюдзи, огурца бы никто не дал: на кухне все бы решили, что он замышляет какой-то несанкционированный эксперимент, хотя мальчик, по своему собственному убеждению, повода так к себе относиться никогда не давал. Акифуса не умеет врать. Диагноз печальный и неизлечимый. Оставалась только Юра. Если эта дохлячка попросит огурец, ей килограмм дадут. И риса. И мяса. Усадят откармливать прямо на кухне. И ни в жизнь не отпустят, пока она не поест. А она не поест ведь… — За огурцом бежать слишком долго, — подытожил Рюдзи. — Попробуем так. И он без предупреждения атаковал зонтиком водную гладь. Карпы оживились и уплыли от греха подальше. А зонтик завопил. Дети одинаково круглыми глазами уставились на кричащее оружие. Рюдзи из воды зонтик вынул, но из рук не выпустил. Потому что это было не просто чертовски странно — это было интересно. — Чего орешь? — Почему-то, когда ты ребенок, некоторые по-настоящему существенные вопросы (где находится кузькина мать, откуда берутся дети) задавать намного проще. — А если тебя окунуть вниз головой в пруд, кишащий рыбинами?! — негодовал зонтик. — Так я ж не знал, что ты живой. Ты же молчал. На это зонтику ответить было нечего. А в голову Рюдзи, попутно готовящего шикигами, закрались подозрения… — А ты вообще кто? — Рюдзи недобро сощурился. Зонтик задрожал. Если бы мог, он бы наверняка судорожно сглотнул. Не для того он сутками прятался от этих чудовищ в труднодоступных местах, не для того терпел бесчисленные издевательства… — Я… я… — положение стало критическим. Об этих детях ему старшие рассказывали страшные истории, мол, заберут тебя из комнаты, утащат в какое-нибудь ужасное место и сожгут. Про то, что будут топить, никто не предупреждал. — Я… — зонтик мечтал о спасительном обмороке, но без толку. — Я… твоя совесть!!! Зонтик выпалил все как на духу и зажмурился в ожидании мучительной смерти. Смерти не последовало. Юра икнула. Рюдзи, кажется, оцепенел. Акифуса смотрел во все глаза. Странная улыбка блуждала по его лицу. Иногда он задумывался, что бы случилось, если бы Рюдзи начал спорить с самим собой. Например, если бы заговорило его отражение в зеркале или голос совести. Акифуса предполагал мордобой (Рюдзи против Рюдзи), длящиеся сутки напролет словесные баталии с пеной у рта (Рюдзи же против Рюдзи), представлял себе взрыв перегревшейся головы Рюдзи (об этом даже иногда мечтал). Но в данный момент Акифуса думал о том, каким лесом эти бредовые мысли попали к нему в голову. Потому что Акифуса не мог — ну никак не мог — заподозрить Рюдзи в наличии совести. И, что самое ужасное, — Рюдзи тоже. *** Каракаса-обаке, нервно озираясь по сторонам, пробрался в свою старую комнату, несмотря на то, что теперь в ней оставаться было небезопасно. Ёкай тяжело переживал события минувшего дня. Дети были так шокированы, что даже не заметили, как он улизнул прямо у них из рук. Кто бы мог подумать, что технический прогресс в лице старого телевизора с его утренней трансляцией мультфильмов спасет когда-нибудь жизнь затравленному цукумогами. — Смотрите, Каракаса-обаке вернулся! Живой! — Боробо-тон сполз на пол, чтобы поприветствовать товарища. — Как тебе удалось выбраться? — Пиноккио спас… Дзоригами недоуменно затикал. Иногда он, чтобы не выкинули случайно, возобновлял ход стрелок, но чаще это было всего лишь проявлением эмоций. А Каракаса-обаке тем временем забрался под кровать и принялся рассказывать свою душещипательную историю, обросшую по ходу повествования жуткими подробностями. — А еще, когда ты спишь, они пробираются к тебе под кровать и… У ёкаев тоже есть свои страшные истории. *** Юра неровным шагом двигалась куда глаза глядят. Точнее, куда ноги ведут, потому что глаза ее ничего не видели. Перед ними застыла пугающая до тошноты картина: ее любимое старое одеяло — то самое одеяло, в которое она ночами куталась в надежде спастись от чудовищ — обнимало зонтик, который меньше часа назад представился совестью Рюдзи. А еще часы. Они тоже разговаривали. Нет. Решительно не стоит никогда поднимать эту тему. Ни с кем. Просто нужно попросить другую комнату. С футоном. И тогда можно будет спокойно ходить ночью в туалет, не опасаясь, что тебя съедят.