Зависимый

      Со стоном повернувшись на кровати, мужчина отшвырнул будильник в стену. Последнее, что ему хотелось это просыпаться. Но, так или иначе, природа взяла свое и Стив, потирая глаза, поплелся в туалет. По дороге он споткнулся об одну из пустых бутылок, которые в огромном количестве валялись по всей квартире. Ругаясь, Роджерс ввалился в ванную комнату. Принимая душ, он вспомнил, что сегодня за день. Сразу же захотелось вернуться в кровать и никогда не просыпаться. Но это была непозволительная роскошь. Он не мог пропустить похороны. Только не его.       Одеваясь, он понял, что окончательно протрезвел. Что плохо от ускоренного метаболизма, что ты даже напиться нормально не можешь. Выйдя в гостиную, он нашел одну из начатых бутылок виски и приложился к ней. Надо было хоть немного заглушить отчаяние, что не отпускало его последние дни, убить вину.       Казалось, хуже дня природа придумать не могла. Стиву казалось, она оплакивала потерю вместе с ним. Серые тучи затянули небо настолько плотно, что нельзя было понять, где находится солнце. Из-за чего мир напоминал один из постапокалиптических сюжетов. Хотя Стива это не особо волновало, его солнце пропало в тот день, когда умер его лучший друг. Выйдя на балкон, парень поморщился, от того, что липкая морось коснулась лица, и вместе с тем поселившись в его душе. Это был такой дождь, от которого ты не промокнешь, но промерзнешь до костей. Блондин поставил полупустую бутылку на журнальный столик и опустился в низкое плетеное кресло. «За что ты так со мной, Бак?» - спросил капитан, обращаясь в пустоту. Он достал сигарету и закурил, отматывая свою жизнь назад. ***       Стив знал Баки всю свою жизнь. Сколько он себя помнит, друг всегда был рядом, прикрывал его тощую задницу и вытаскивал из различных передряг. С самого детства они вместе носились по кварталу и вместе удирали от наркоманов и мелких воришек, которыми кишел Бруклин. Барнс всегда спасал Стива, когда того задирали. Помогал добраться до дома и обработать раны. Затем школа, переходный возраст и первая влюбленность.       Стив сразу понял, что девушки его не интересуют. В школе он получал, по большей части, именно потому, что слишком долго смотрел на парней. На самом деле он не просто пялился, а запоминал. Запоминал, как двигается человек, его мимику, манеры. А потом рисовал все это. Иногда это были просто портреты или наброски, но зачастую эти рисунки были чересчур откровенными. Пару раз Баки ловил его за этим занятием, но ничего не говорил. Позже, когда они стали старше, это переросло в усмешку в его взгляде, когда он, подцепив очередную девушку, уводил ее к себе, обнимая за талию. Тогда Стив не придавал этому значения, но много думал об этом годы спустя.       Потом их забрали в армию. В тот год откосить от армии не удалось никому. Даже Стиву. Все дело было в чудо-сыворотке, которая была способна сделать даже из такого, как Стив, хорошего солдата. После введения сыворотки и двух недель исследований и восстановления, тощий, с толстой больничной картой, Стив превратился в двухметрового накачанного солдата, у которого был настолько ускоренный метаболизм, что даже тяжелые раны заживали максимум за неделю. Спустя месяц Роджерса перевели в спецотряд, где он снова встретился с Баки. Как же хорошо он все это помнит. Помнит все миссии до одной, в которых они выжили, сражаясь плечом к плечу. «Не забывай следить за левым флангом!» - голос лучшего друга до сих пор звучит у него в голове.       Он помнит. Помнит тот день, когда Баки потерял руку. Все до мельчайших деталей. То, как они легко и беззаботно болтали на подлете к объекту, как быстро и без потерь зачистили зону. И то, как счастливо смеялся Баки за мгновение до того, как наступил на мину. И то, как за секунду все стало настоящим кошмаром. Он помнит, как Барнс отлетел метров на 5, помнит звук, с каким его тело упало на землю, крики, стрельбу и то, как бежал к вертолету, держа сержанта на руках. Как он лежал на холодном полу машины, головой у него на коленях, мертвенно-бледный, цепляющийся за жизнь из последних сил. Помнит, как 20 часов просидел под реанимацией, а потом еще 12 возле больничной койки. Именно в тот день он понял, что Барнс не просто друг – любовь всей его жизни.       Но когда Баки очнулся, Стив мысленно умер: его глаза, раньше так сверкающие, заключающие в себе само понимание слова «Жизнь» были мертвы. В них больше не было ничего. «Лучше бы ты дал мне умереть», - это были его первые слова. Отчасти Стив понимал его. Ведь лишившись руки, его друг лишился работы, и смысла жизни. Но он отказывался принимать то, что человек может так легко сдаться. Он верил, что все можно вернуть назад, ведь современная медицина так далеко продвинулась в протезировании конечностей. Весь месяц он ходил к Баки, рассказывая разные шуточки, предлагая все новые и новые варианты протезов, но безрезультатно. Барнс либо все время молчал, либо односложно отвечал безразличным голосом. У него не было никаких эмоций, все указывало на то, что он до сих пор хочет умереть. Вместе с этим Капитану становилось все больнее навещать своего любимого, ведь каждый раз, когда он видел его таким, внутри него что-то умирало. Он все чаще именно заставлял себя приходить к нему, шутил не столько чтобы развеселить Баки, а чтобы развеселить себя самого.       Однажды, выйдя с больницы в очередной раз, Стив осел на скамейку, тяжело вздохнув.       - Что? Тяжело навещать родных? – спросил какой-то парень проходящий мимо. Стив кивнул, снова вздохнув. - Ничего, это пройдет. Вот держи, - парень протянул ему пачку сигарет. – Я не курю, - Стив попробовал отказаться. – Ой, да ладно, хуже тебе не будет. И уж точно не тому, кто там.       Стив хмыкнул и, подумав, достал сигарету. Первая же затяжка заставила его сильно закашляться, что вызвало смешок у незнакомца. Однако, как говорится, чем дальше, тем больше Стиву нравилось то, как горький дым заполняет его пустоту в душе. Это был простой табак, но его горечь словно опиумом обволакивала больные язвы на сердце капитана. С тех пор Стив Роджерс начал курить. Коллеги посматривали на него с осуждением и непониманием, ведь раньше Стив был строго за здоровый образ жизни. Но никто не говорил ему ни слова.       И вот, настал тот день, когда вместо больницы Стив отправился в бар. Не смотря на то, что, благодаря его метаболизму, Роджерс не мог опьянеть, он поставил себе цель: во что бы то ни стало напиться этим вечером. Поэтому, оказавшись в одном из баров недалеко от его дома, Стив, долго не думая, сразу заказал себе бутылку русской водки. А потом еще одну, когда первая не принесла результата. Где-то на середине третьей бутылки алкоголь начал действовать и Роджерса накрыла волна спасительного безразличия.       Никто не знает, сколько бы это продолжалось. Но однажды бармен с участливым видом задал ему вопрос, от которого в душе Стива все встало верх дном. Вошедший во вкус, тот как раз допивал 4 бутылку.       - Может все таки сходишь к ней и хотя бы попытаешься поговорить?       В следующий момент Стива прошибло током, резко подскочив, он швырнул на барную стойку несколько сот баксов, и вылетел из бара. Поймав такси, мужчина назвал адрес больницы. Игнорируя все вопли мед. Персонала он залетел в палату Барнса и увидел пустую кровать. Оборванные трубки капельниц, смятую постель и небольшой лист бумаги на прикроватном столике. На нем ровным почерком Баки было выведено "ты знаешь, где меня искать".       Стив замер в недоумении. В его голове судорожно мелькали места, где они любили бывать: кофейня Старбакс на пересечении 36 и 19 улиц, лавочка, в укромном уголке парка, колесо обозрения, магазин комиксов, булочная возле башни мстителей. Не то, это все не то, должно же быть что-то другое. Перед его глазами предстал яркий солнечный день, запах свежеиспеченного хлеба, яблок и смолы, которой была покрыта крыша. Баки вместе со Стивом лежит на крыше семиэтажного дома, ребята все еще мокрые, после того, как затопили улицу. Им весело, они смеются и не думают о том, что будет дальше. Им хорошо вместе. Баки стягивает с себя рубашку и откидывает ее подальше. Вздыхая и все еще пытаясь отдышаться, спасибо астме за это, Стив поднимает ее, аккуратно кладет на крышу, чтобы та высохла. Рядом точно так же кладет свою. Повернувшись к нему, Роджерс замечает на лице Барнса хитрую усмешку: этот ребенок снова что-то задумал.       Он там, он должен быть там. Сомнений больше не осталось. ***       Стив выскочил на крышу и увидел Баки. На секунду обрадовался, что он все таки тут. В следующий момент ему стало не до смеха: тот стоял на парапете. Следующие несколько минут застыли и словно превратились в часы. Они смотрели друг на друга и, казалось, что вся боль обоих резко стала осязаемой. Словно вата с миллиардами иголок внутри. Словно грозовое облако, где любое движение означало разряд в тысячу вольт.       Переселив себя, Стив закричал, бросившись вперед       - Не надо!       - Стой.       Стив застыл на месте, не решаясь сделать шаг. Страх сковал его тело. Страх, что, если он сделает хоть шаг, то Барнс прыгнет.       - Баки, прошу тебя, не делай этого!- боль комом стала в горле, - Я.. я люблю тебя!       - Я знаю.       Дальше все произошло в одно мгновение. Даже ему, с его рефлексами не удалось бы добежать до края крыши так быстро. Роджерсу показалось, что в тот самый момент, когда тело Барнса зависло в воздухе, прежде чем упасть вниз, он увидел слезы в глазах Баки.       Дальше все происходило как в каком-то кошмаром сне: тело парня скользнуло вниз, крик, вырвавшийся из твоей груди, но будто бы и не твой вовсе, взгляд вниз с надеждой и полное отчаяние. В тот же миг, когда Стив увидел тело любимого внизу на асфальте, неестественно вывернутое, будто неудачная кукла, темное пятно, расплывающееся над головой, из мира исчезло все: звуки, краски, запахи, вкусы, - не осталось ничего. Лишь черная дыра глубоко в груди, которая истязала его невыносимой болью. Стива накрыла эта всепоглощающая пустота.       В кармане остался смятый листок бумаги.