9.12

Никто не понимал, как они общались, но все было очевидно. Когда стрелка часов показывала девять, Кларк шла к обеденной зоне, а когда одиннадцать — Лекса говорила всем, что отправляется спать. Кларк не была лесбиянкой, нет-нет, если не считать того случая на Ковчеге, когда она по случайности поцеловала свою лучшую подругу. Это было нелепо и слишком тепло, как когда снимают пенку с вскипевшего молока. Словом, если бы Кларк дали выбор, она бы не повторила этого снова. С Лексой было не так. По крайней мере, сравнивать ей было практически не с чем, но даже если бы и было, она бы не стала. Потому что Лекса была лучшей. Несомненно. Они целовались. Не то чтобы часто, но и не редко. Ей нравились ее руки, слишком теплые и шершавые, нравился голос, которым, казалось, можно было расчесывать волосы и улыбки. Больше всего Кларк любила именно их. Они целовались у столовой. Лекса смешно сдвигала брови и повторяла: — я, вообще-то, занята. Но Кларк было все равно. Разве не для этого они выбирали время? Лекса так и обозначила: когда маленькая стрелка встанет на девять, а большая на двенадцать, будем целоваться. И плевать, что произошло это только в ее мечтах. На самом-то деле Лекса сказала другое. Но смысл не поменялся. Они просто целовались. Лекса всегда начинала первой, и Кларк не была против. Они проводили слишком много времени друг с другом. И это не было чем-то утомительным. Странно, ведь все когда-нибудь надоедает. Кажется, Лекса не входила в это число. — до свадьбы заживет! — твердила Лекса, замечая стекавшую с нижней губы струйку крови. Кларк кивала. И даже когда они шли заниматься своими делами, сердито облизывала край надкусанной губы. Потому что Лекса любила кусаться. А Кларк была совсем не против.