Великая тренировка

      В храме Хикава стояла удивительная тишина. Потрясающей сознание она была лишь по одной причине: помимо служителя – дедушки Рей, самой Рей – мико, и неугомонного Юичиро в храме находились три неуемных подруги Рей: Усаги, Минако и Ами. При всем этом от последней хлопот было меньше всего, однако первые две составляли собой бешеный вихрь. Не пришла пока еще лишь Макото – у нее были занятия в спортзале.       Причина тишины крылась в том, что Усаги писала очередное любовное письмо, а Минако с видом богини-покровительницы за всем этим наблюдала. После победы над Галаксией Мамору все равно улетел в Америку, но теперь никуда не пропадал, отвечал как можно чаще, и оттого ежедневные письма Усаги писала ему с утроенным рвением. Она рассказывала про все: как опять опоздала, как разбила коленку, в какой одежде ходила в храм Хикава к Рей, что ела на обед. Внизу ставила дату (ведь письмо не уходило мгновенно) и вечером по возможности пересказывала все то же самое Мамору по телефону.       Отложив ручку, Усаги громко застонала, отвлекая Ами от ее словаря английских слов, а Рей – от привычной успокаивающей молитвы (если Усаги начинала ныть, то слышно это было за километр, и уж точно легко воспринималось в практически смежной комнате):       – Почему... ну, почему Мамору все же уехал в Америку на целый год?! Я так по нему скучаю!       – Усаги-чан, – попыталась успокоить подругу Ами, – Мамору-сан вернется всего-то через восемь месяцев – осталось не так уж и долго.       – Долго! – заявила Усаги. – Это очень-очень долго. Для меня каждый день без Мамору – напрасный день.       – Потому что Чибиуса не может покупать тебе столько пирожных и требует тратить твои карманные на ее бездонный желудок? – спросила Рей, заходя в комнату и садясь за их общий столик, который в кои-то веки не был завален учебниками: на больших летних каникулах эту неделю они отвели на отдых (все, кроме Ами, которая не могла спокойно спать и есть, постоянно что-то не изучая).       В ответ Усаги заныла еще громче:       – Не напоминай мне, что Малышка возвращается в будущее уже завтра. Меня все покидают!       – Не надо так говорить, Усаги, – уже без шуток попросила Рей. – Пока мы все живы и здоровы, все, – она подчеркнула это слово, повысив голос, – тебя не покидают точно.       Усаги смутилась, вмиг остыв:       – Извини, Рей.       Хитро улыбаясь, Минако, задумавшая исполненное действие минут пять назад, с того самого мига, как Усаги прекратила писать, выхватила письмо и вскочила на ноги, бегая по комнате так, чтобы Усаги в жизни ее не догнала:       – Ого, как интересно... ну-ка, каким словом ты обозвала Рей в этот раз?..       – Отдай, Минако! – потребовала Усаги, принимаясь гоняться за подругой.       – Не разнесите мне комнату! – крикнула в мелькающие вдоль одной стены спины Рей (как они до сих пор друг друга не поймали?).       – «Дорогой Мамору...» – громко зачитала Минако и перестала вникать в последующие строки: она выхватила письмо лишь для того, чтобы оживить Усаги. Надо было отметить, что вышло у нее, как обычно, восхитительно. Минако не знала одного: как теперь от этой жизни деться? – Ой!       – Отдай мне мое письмо, – попросила Усаги, зажав Минако к стене, и, стоило ей получить драгоценный исписанный лист, довольно улыбнулась, любуясь серебряным колечком. – Мой Мамору самый лучший на свете...       – Тук-тук, – заявила им в спины Макото, проходя в комнату. – Рей, у тебя есть что-нибудь холодное?       Моментально забыв о письме, Усаги положила его на стол, подошла к Макото и несмело протянула пальцы к ее лицу, рассматривая лилово-красный синяк совсем рядом с глазом. Становилось жутко от одного созерцания этого страшного символа нехороших событий на красивом лице Макото, однако саму Макото это, похоже, мало волновало.       – Что случилось? – шепотом спросила Усаги.       – Подралась, – Макото обошла Усаги и плюхнулась на пол, стаскивая легкую желто-зеленую байку. – Там один гад у дамочки на каблуках сантиметров десять вырвал сумку – я и помчалась за ним. Мне как раз после тренировки на беговой дорожке хотелось еще ногами подвигать. Он упираться. Ну и... заехал мне в момент. Я, конечно, отомстила, зато – вот, – прекратив рассказывать, Макото обратилась к Рей. – Лед-то будет?       Рей всполошилась и выскочила из комнаты, кивнув:       – Да, конечно, я сейчас что-нибудь принесу.       Отложив в сторону свой словарь английских слов, Ами сочувственно посмотрела на Макото:       – Зачем ты так? Все могло кончиться и хуже.       Макото вздохнула:       – Как же объяснить, Ами... вы меня не поймете: моя причина очень странная, а Усаги меня за нее и того убьет, разревется и... у всех будет испорчено настроение.       – Почему? – позволяя своему любопытству обогнать опаску, тут же спросила Усаги.       – Давай, скажи, – подбодрила Минако, – а уж мы решим.       – Я скучаю по сражениям и возможности превращаться в Сейлор Юпитер. Превратиться я могу хоть когда, но зачем оно нужно? Это очень сложно, – Макото посмотрела на подруг, ища в их глазах отчуждение и непонимание. Не нашла. – Битвы с финальным врагом всегда были болезненными и непростыми, и... все то, что было в них, однако во время сражений со всеми этими мелкими демонами я ловила себя на ощущении какого-то драйва. Я чувствовала себя очень сильной, и оно мне льстило.       Усаги, попытавшись выдавить из себя улыбку, стала запечатывать письмо:       – Я никогда не любила сражения, мне сложно тебя в этом понять, Мако-чан.       Макото попыталась разрядить атмосферу – она несильно ударила Усаги по плечу:       – Брось, я понимаю, как глупо звучит то, что я сказала. Оставайся я каждый раз в центре событий, я бы тоже все это ненавидела. Я и так не хотела ни о чем вспоминать. Два месяца после нашей последней победы – точно. А потом стало сосать под ложечкой: сила есть, а деть ее некуда. Я и в спортзал записалась, и самую сложную программу себе взяла – всё равно острая нехватка.       – Ну... – Минако растягивала это междометие секунд тридцать, а потом все же решила признаться. – Я скучаю по тем временам, когда была Сейлор Ви: о, это сладкое чувство всемогущества, когда лучшие пешки врага мрут от одного твоего заклинания. И каждый раз что-нибудь эдакое. И все тебя любят, все хотят взять интервью. Круто было: сначала дерешься и побеждаешь, а после еще надо умудриться спрятаться в туалете и развоплотиться так, чтобы никто не заметил ничего подозрительного.       Их жизнь застывала в совсем другой рутине: не успели раны, полученные в битве с Галаксией, затянуться (удалось наврать, что они были пойманы и изуродованы, им необходим больничный), как голову заполонили уроки, экзамены и прочая школьная «лабуда» (так называла все это Минако). Вроде бы, мечта сбылась – никаких больше врагов, наслаждайся и не имей проблем, но... они с удивлением осознали, что уже не являются школьницами, которые не хотят сражаться и всякий раз умирать, чтобы возвращаться.       Когда обыденная жизнь была чудом, запоминалась каждая минута, а, стоило всему вернуться на те же старые круги, что и два года назад, в то время, когда им неведомо было будущее, прошлое и собственная магическая сущность – стало скучно. Они уже не были маленькими девочками, незаметно стали воинами – и, как только привыкли, у них это отобрали. Хрустальный Токио должен был стать оазисом мира – милый рай. А они только все осознали.       Усаги стеснялась признаться, но она тоже совсем чуть-чуть скучала по тем демонам, которые не были страшными: в таких проходных сражениях она растрачивала свой эмоциональный потенциал на крики, расставалась с калориями от любимых сладостей, которые растворялись в ней, как в черной дыре (так всегда твердила Рей).       Войдя в комнату и торопливо сев рядом с Макото, Рей развернула ее лицом к себе и провела под глазом кусочком льда. Макото, вместо того, чтобы сморщиться или нахмуриться, расслабилась и прикрыла глаза от наслаждения:       – Уау... прохлада. Это просто чудесно. То, что надо, а то глаз после этого гада прямо горел. Ударить меня, – стоило Рей закончить процедуру, как Макото, сокрушаясь, покачала головой. – Я теряю форму.       – Я не отпущу тебя в монастырь! – заявила Усаги, для убедительности даже стукнув кулаком по столу. Макото подняла руки вверх, изображая капитуляцию:       – Ладно-ладно. Уговорила. Не еду.       – Это хорошо, – Усаги расплылась в довольной улыбке. – Кстати, как думаете, Мамору обрадуется, если я его навещу? Конечно, меня никто не отпустит, если я скажу: «Мам, пап, я на пару дней в Америку сгоняю», – но... Минако...       – А? – тут же бодро поинтересовалась Минако.       – Ты же сможешь пару дней побыть мной?       Минако вправила себе челюсть самостоятельно:       – А кто побудет мной? У меня с этим строго.       – Предлагаю свою кандидатуру: я все равно живу одна, – с широкой улыбкой сказала Макото, выпячивая грудь вперед. – Волосы спрячем под парик, рост скроем тем, что я буду передвигаться с согнутыми коленями – не совсем похоже на гейко, но пойдет. Живот я правда втяну – обещаю, – Макото говорила о той маленькой складке, что появилась у нее на животе от вкусной еды (она постепенно уходила от занятий в спортзале, но и вкусная еда продолжала присутствовать, так как на диету Макото садиться не собиралась), – а грудь... может, так нормально? – и состроила милейшее выражение лица.       – Мы же с тобой на два размера различаемся – не пойдет, – Минако цокнула языком и изобразила вселенскую грусть, подперев щеку ладонью и уставившись в стену. – Поездка отменяется, Усаги.       – Ну и ладно, – услышав, что Усаги так легко отказалась от безумной затеи, не удержаться и не посмотреть на нее вылезающими из орбит глазами не смог никто (Усаги ведь была такой во всем: что в битве, что в жизни – если ей в голову придет какая-то мысль... пиши пропало, удержать нереально). – Все равно Мамору сказал, что скоро, по возможности, сам ненадолго прилетит.       – Рей, а ты скучаешь по дракам? – вдруг в лоб спросила Минако.       Рей смутилась.       Они не говорили про Ами в этом плане – и сама Ами на них не обижалась: о ней они уже давно все решили и выяснили. Через месяц после того, как Галаксия была повержена (Хаос внутри нее), Ами всерьез засомневалась о том, нужна ли подругам как человек, а не как мозговой центр команды, как лучшая ученица, которая всегда все знает. Стоило ей однажды заикнуться об этом, как в тот же вечер девочки устроили ей праздник в храме Хикава, задарили приятными мелочами и наговорили столько ласковых, обнадеживающих, разубеждающих в сомнениях слов, что Ами расплакалась от счастья.       – Я... не особо. Мне же в битвах вечно приходилось думать про вашу парочку, – Рей ткнула пальцами в Макото и в Усаги. – Ами высчитывала план, Минако отвлекала, а я обязана была следить за вами, чтобы Усаги опять не вляпалась в неприятность, а Макото не нашла себе проблем, просунувшись в драку раньше времени, – голос Рей был полон самого искреннего возмущения.       – Девочки, а у меня новость, – крикнула Чибиуса, вбегая в комнату и закрывая за собой дверь. Она села рядом с Усаги, покосилась на письмо и вдруг задала совершенно левый вопрос: – Усаги, а ты написала Мамору, что я по нему скучаю? Передала от меня привет?       Усаги сделала вид, что не услышала.       – Опять забыла, да? – уже громче и более недовольно допыталась Чибиуса.       – И вовсе нет, Малышка, ничуть, – заявила Усаги в ответ. Стычка не задалась. – Я про тебя в письме целый абзац сделала: описала все-все свои чувства по поводу твоего возвращения в тридцатый век, – Усаги нахмурилась, готовясь начинать ныть. – Малышка... почему ты должна улетать?!       Чибиуса крепко обняла Усаги, отвернув голову так, чтобы скрыть свои лезущие наружу переживания от глаз остальных, и заявила:       – Потому что мне скоро рожаться: уже всего ничего осталось.       – Но ты же прилетишь еще перед самым-самым? – жмуря глаза и будто собираясь плакать, громко спросила Усаги.       – Если Пи разрешит.       – Малышка!       – Усаги!       Рей откашлялась, привлекая внимание.       – Чибиуса, так что там за новости? – осведомилась она, окончательно сводя назревающее раннее прощание между Усаги и Чибиусой на «нет» (ей-богу, они прощались четыре дня подряд: встречались, почти ругались, а потом громко ныли, заявляя, как не желают расставаться).       – Ах да! – забыв про переживания, Чибиуса тут же повернулась к остальным. – Из-за Усаги можно забыть все на свете, – и она показала будущей матери язык, на что Усаги даже умудрилась сдержаться и отреагировать спокойно, ограничившись коротким:       – Эй!       – В общем, – не обращая внимания на возмущение Усаги, принялась за доклад Чибиуса, – по городу ходят шесть девушек, которые давно переросли форму старшей школы – за ней они пытаются спрятаться. У них еще волосы длинные и колечками завиты – так никто не носит. Эти девушки всех спрашивают, не знает ли кто, где найти Сейлор Воинов. Они ищут вас.       Хмурость приходила по очереди: первой брови сдвинула Рей, за ней последовала Усаги, после – Макото, затем – Ами и Минако.       – Новый враг? – не скрывая опаски, боязни в голосе, попробовала уточнить Усаги.       – Слишком странный и открытый способ, – высказала собственное (и не только) мнение Ами. – Раньше наши противники никогда так не делали.       – А где эти девушки? – спросила Минако. В ней вновь включился какой-никакой лидер.       – Они тут, в Минато, – выдала, как ходячий справочник, Чибиуса (ей очень нравилось быть важной и обладать недоступной другим информацией). – Ходят в районе кафе «Корона».       Минако достала свой жезл.       – Побеседуем с ними.       – И я с вами! – предупредила Чибиуса, готовясь активировать свою брошь.       Они по очереди покинули храм Хикава и спрятались в зарослях, чтобы перевоплотиться. Макото сдерживала улыбку, запрещая себе неправильную, ненужную радость. Усаги стремилась двигаться впереди стрелы, но то и дело отставала, не желая приходить туда, где ее и родных подруг могло ждать что-то нехорошее. При одном воспоминании о Галаксии любое желание сражаться еще исчезало напрочь, а могло и прийтись.       Сейлор Мун бежала и накручивала себя. Хотя, в принципе, бояться-то было и нечего… все равно закон «хозяева всегда побеждают» еще оставался в силе. А главными в своем измерении были точно они. И только.