***
Почему меня не любят? Клянусь, я задаюсь этим вопросом чуть ли не каждый день, но все никак не могу найти ответ. Что я сделал для этого мира такого, что меня боятся и ненавидят? Ну подумаешь, попал в этот мир из самого пекла Ада, это же совсем ерунда. Или им не нравится, что я красный? Что у меня есть хвост, рога? Что, черт возьми, их так тревожит во мне?! — Мне придется уехать на несколько дней. Мне надо подумать, — шепнула она мне на ухо, положив руки на плечи и притянув меня к себе, обнимая. — А здесь ты подумать не можешь? — я с трудом соображал, что говорю, но, кажется, мой вопрос прозвучал намного жестче, чем я этого хотел. — Зачем я тебе? Ты хочешь быть героем этого мира. Зачем тебе я и моя любовь? — смотрит прямо в глаза, что-то ищет в них, но потом отворачивается. Клянусь, я так и замер. — Я уеду, а ты подумай, что для тебя важнее: любовь всего мира, или тебе и моей хватит. Я был зол. Очень зол. Я, черт бы меня побрал, был в ярости! Никогда еще я так сильно не чувствовал обиду — меня предали. Я еле сдерживал себя, чтобы не разнести всё бюро к чертям. И одному только Богу известно, как сильно я хотел это сделать. А уж как я хотел набить морду Мэннингу — слов не передать! Я ненавидел его всем своим сердцем. Я ненавидел его и жаждал отомстить за ту боль, которую он однажды причинил мне. Кто он такой, чтобы обвинять нас в чем-то? Кого он из себя возомнил? Думает, что он вправе так обходиться со мной?! Ха! Пускай идет лесом, а еще лучше сразу к черту, ублюдок. Возможно, я преувеличиваю, мужик-то он, может быть, и неплохой, особенно, если дело касается контрабанды кубинских сигарет, но какого тогда черта я всё еще помню слова, произнесенные им в первый день нашей встречи. Ага, я прямо вижу, как он заходит в зал, здоровается и объявляет, что отныне он будет вести все дела в Бюро. После смерти отца я думал, что уже никого не смогут принять, более того, я даже знал, что этот нелепый лысый человек так просто от нас не отвяжется. Ему, видите ли, командовать захотелось! Если бы только Лиз не поехала в Москву, то, клянусь Богом, я б его там и закопал. Вот прямо на том кладбище! Не, ну, а что? Сбросил бы его вместе с Иваном Климентиевичем с моста. Но нет, я же не хочу быть монстром в глазах Лиз. Не, не хочу. — Послушай-ка меня сюда, псих, даже когда ты перебьёшь всех тварей на этой планете, всё равно останется одна — самая последняя. И ты знаешь, Исчадие, это ты! Так кто ж знал, что люди увидят во мне потенциальную опасность для человечества? Хотя ладно, кого я обманываю. Я все прекрасно знал, но была надежда, что все обернется в лучшую сторону? Была, да вот только толку от этого было мало. Ну верил я в то, что меня примут. Верил? Верил. Хотел стать тем, кого будут любить и кем будут восхищаться? Хотел. Ну, а дальше? Что я получил в ответ? — Эй, ты Хеллбой, да? — Да, приятель, он самый. — Ну ты и урод! За все то время, сколько я работаю в Бюро, я только и делал, что спасал и защищал, защищал и спасал человечество от существ нижнего мира, я делал всё, чтобы спасти этих людей! А что в итоге? А в итоге Мэннинг в лоб кидает мне, что я — одна из этих безмозглых тварей, которая ни в коем случае не должна остаться в живых. Больно ли мне? Нет, вы что! Чтобы я переживал из-за этого? Да ни за что! Хах, делать мне что ли нечего? Я же ему тогда так и сказал. Хоть это совсем и не было правдой.***
Я догадывался, что Эйб что-то скрывает от меня насчет Лиз, и ведь, черт возьми, мне почти удалось его расколоть! Подумать только, я сам-то в это верю с трудом. Заставить нашего Эйба выпить пиво, да ещё и такое количество, что он чуть было не рассказал мне секрет, который Лиз так тщательно хранила от меня! Ну, я, конечно, молодец! А ведь не каждому дано разговорить эту водную тихоню. Лиз всегда была моим идеалом, как бы банально это ни звучало. Однажды влюбившись в неё, я просто уже не смог разлюбить. К черту все правила, запреты, клянусь, как только я увидел её в первый день в Бюро, я понял, что все мои представления о красоте и любви в один миг рухнули. До Лиз я же все время пытался найти себе девушку, но, думаю, и так понятно, что никто не согласится встречаться с курящим красным демоном с рогами, который, плюс ко всему, еще и имеет огромный хвост. А вот Лиз… Ну было в ней что-то такое! Она не боялась меня. Как однажды сказал Эйб: «Когда наступают плохие времена, все мы — психи — должны держаться вместе.» — это-то мы и делали. А потом она ушла. Просто собрала вещи и ушла. У неё участились срывы, и она свято верила, что, покинув Бюро раз и навсегда, она защитит нас. И от кого? От себя? Глупая. Она не учла того факта, что я сбежал из дома вслед за ней, оббегал все кварталы и мосты Нью-Йорка, которых, к слову, было более ста, обошел все крыши, но в итоге, черт возьми, нашел её! Я нашел её и заставил вернуться! А через год все повторилось. И снова, и снова, и снова, и снова… Это был какой-то замкнутый круг. Казалось, все должны были к этому привыкнуть, хотя, говоря по правде, так оно и было, но каждый раз с её уходом я ощущал эту пустоту, которая заставляла меня каждый раз искать её снова. И каждый раз, каждый чертовый раз, когда она уходила из Бюро, обещая больше не вернуться, каждый раз я следовал за ней, находил и умолял вернуться. И она возвращалась. Снова. Сейчас я понимаю, что делал это не столько для неё, сколько для себя, потому что без неё я был никто. Я был огромным монстром, который заслуживал самого жаркого места в Аду, но я изменился! Я изменился ради Лиз! Я, твою мать, делал все, чтобы она была счастлива! Но больше всего я хотел защитить её. Я был таким эгоистом, когда, не спрашивая хочет ли она вернуться, вынуждал её различными способами идти туда, где и есть её место. Но так думал только я. — Я тринадцать раз уходила из Бюро и каждый раз возвращалась. А знаешь почему? Да мне просто некуда больше идти, вот и всё. Так случилось и в тринадцатый раз, когда её уход затянулся почти на два года — самый длинный срок. Очевидно, что я вернулся за ней, я нашел эту чертову психбольницу, куда она пошла сама, якобы зная, что делает, глупая… А она просто не желала меня видеть. — Если я дорога тебе, Исчадие, то прошу тебя, не приходи сюда больше, ладно? Так будет лучше для нас обоих. Лиз не хотела, чтобы я приходил. Её слова разбили всё внутри меня. Этими словами она буквально убила меня после всего, что с нами было, что мы пережили, после того, как мы росли вместе и учились! После всего этого она просто ушла, оставив меня с разбитым сердцем истекать кровью на старой разваливающейся лавке у ворот больницы, где она чувствовала себя в безопасности. — Мне здесь не нравится, но за последние два года у меня не было ни одного срыва. Кажется, я понимаю, откуда это идет и… я даже могу это контролировать, понимаешь? Это похуже ножа в спину, я вам скажу. И я до сих пор благодарен Джону, который каким-то непонятным способом заставил её поверить в себя. Этот Майерс заставил её поверить в свои силы и заново полюбить жизнь. Я гордился этим мальцом. Но уже совсем скоро любовь к нему переросла в лютую ненависть. Этот Джон оказался ещё тем наглецом, подумать только, не успев даже поработать в бюро хотя бы месяца, он получает повышение, отцовское благословение, престижную работу, да еще и самым бесчестным и наглым способом уводит у меня девушку! Хотя тогда она еще таковой не была. Чертов бойскаут. — Ты думаешь, ты один такой особенный? Думаешь, что все вокруг тебя будут прыгать на задних лапках? Неужели ты, Майерс, думаешь, что имеешь право забирать и присваивать себе все, что видишь вокруг, а? Кто дал тебе это право, кто? Ты — никто, Джон. Не смей даже касаться неё, иначе я убью тебя. И я действительно думал, что тогда в подземелье она выберет его, но она поцеловала меня! Меня, черт возьми! И как бы больно тогда не было Джону, я усвоил одно — никому и никогда я не отдам её. Эта правда, которая всегда останется таковой, ведь никогда и ни с кем я не буду так счастлив, как я счастлив с ней, и плевать на всех и всё вокруг! Плевать на людей, на бюро, на Майерса. К черту всё! У меня есть Лиз, и я счастлив. Этого достаточно, чтобы бороться и жить дальше. Я всё чаще вспоминал отца и то время, когда мы с Лиз ещё не сошлись. Да уж, она никогда в меня не верила. Вернее не так. Верила, но не доверяла, ведь кому, как не ей, говорить о потере самоконтроля. Однажды узнав, кто я и какая судьба мне уготовлена, она могла бы бросить все и не иметь со мной ничего общего, она могла бы заставить меня уйти, и я бы послушался, потому что дорожил ей так же сильно, как когда-то дорожил отцом. Я любил её и люблю до сих пор. Но она промолчала, не сказала ни слова. Анунг Ун Рама — сын падшего ангела. Все знали моё истинное предназначение, и все гордо молчали. И это молчание сводило меня с ума. Хотя, говоря по правде, об этом знали не все. Принц Нуада не знал. Не зря же он тогда так удивился, когда увидел меня. Да, наш принц попросту не ожидал, что такой, как я, может любить кого-то. Я бы убил его, если бы не Эйб, который в самый последний момент выкрикнул что-то про то, что я не должен ранить Принца, так как могу ранить Принцессу. А я-то знал, что наш водяной друг к ней неравнодушен! Знал! Наверное именно поэтому Нуада и решил всадить мне в грудь лезвие, чтобы проверить, бессмертен ли я. Это было очевидно. — Ты, наверное, часто задумываешься, бессмертен ли ты? Что ж, выходит, что нет, — наконечник с треском ломается, и через считанные секунды вся комната плывет перед глазами. Сквозь обморочное состояние я слышу шипение Принца, мольбы Принцессы остановиться и резкий вздох Эйба совсем рядом со мной. Но самое главное, я слышу крик Лиз. Видимо Нуада не знал и того, что Лиз никогда не бросит меня, не знал, что она не из тех, кто так просто сдается. Лежа на больничной койке и мучаясь от острой боли в груди, я, пожалуй, уже в сотый раз задумался о своей судьбе. Что меня ждёт? Я — демон, которому суждено начать Апокалипсис, и с этим, увы, ничего не поделаешь. Да, отец дал мне право выбора, но правильно ли я поступил, выбрав этот путь? Я думал над этим всё время, но ответа на свой вопрос найти не мог. Знал ли я тогда, что всё обернется в пропасть? Знал ли, что это конец? Нет, конечно, не знал, но догадывался. Догадывался и так этого боялся. Время стремительно уходило, и я знал, что еще столько же не протяну. Одного взгляда Эйба мне хватило, чтобы понять — осколок нельзя извлечь, а следовательно у меня оставалось не так много время. А я должен был кое-что сделать. Я во чтобы то не стало хотел ответить Лиз на вопрос, который она задала мне, казалось, совсем недавно. Я так много хотел ей сказать. Лиз — лучшее, что случалось со мной в жизни. — Я хочу ответить на твой вопрос. — Тш, потом, всё потом, — она мягко накрыла мою руку своей. — Нет, Лиз. Я хочу сказать! Лиз… Мне нужна только твоя любовь, и никто мне больше не нужен, только не уходи, прошу! — перебиваю, не даю даже слово вставить. — Я никуда не уйду, — она говорит слишком тихо, но я все же слышу. Лиз стирает слезу из уголков моих глаз, заставляя меня их закрыть. — Ты мой самый лучший человек. Но человек ли? Мне нужны были эти слова. Мне нужно было знать, что она меня любит, и эти слова лишь лишний раз доказывали это. Ведь всё это время я пытался справиться с болью, которая день за днем убивала меня изнутри, я был погружен в размышления о будущем, да так сильно, что ничего не замечал вокруг себя. Депрессия. Я утонул в ней после смерти отца и так и не смог выбраться из омута горьких воспоминаний. А Лиз всё видела. Она видела мои страдания, видела боль, тоску, печаль, но помочь не могла. И я это знал. Я должен был помочь себе сам. Но было уже поздно. Обратный отсчет запущен.***
Естественно, я никому не сказал о своем решении, которое принял еще тогда, когда Нуада, словно просчитав все до мелочей, решил убить меня и попал именно в область сердца. Да, я все решил! Да, было тяжело, но герои должны уметь справляться с трудностями, верно? И даже когда Лиз торопилась меня спасти, угоняя самолет, я ничего не сказал. А так хотел. «Даже не думай умирать, ты, черт возьми, нужен мне!» — это было одной из главных причиной жить, но, к сожалению, я видел гораздо больше причин умереть. Только сейчас я понял, насколько был слеп все это время, что не видел того, что изначально говорило мне о моем предназначении. Всё было сделано еще до меня, и я не мог переписать свою истинную судьбу. Как же мне страшно.***
— Ты спасешь его? — я слышал твой голос словно в тумане, он был где-то совсем рядом, но в то же время он казался очень далеко. — Дело сделано. Я дал ему жизнь, а ты дай ему причину, чтобы жить… Я чувствую, как ты садишься рядом со мной, как кладешь руку на щеку и даже слегка дергаешься от касания жесткой щетины. Я готов поклясться, что даже могу чувствовать твоё сбитое дыхание и стук твоего сердца. Ты, наверное, плачешь. Но этого никто не видит кроме нас. За все время, что я пробыл с тобой, я научился читать все твои эмоции, и даже те, которые ты так старательно прятала от меня. Ты терпеть не могла слезы, но в последнее время ты так часто плакала. Хотя, должен признать, у тебя отличная выдержка, Лиз. Я горжусь тобой. Нет слез, нет всхлипов, я просто знаю, как тебе больно внутри, как эта боль разъедает все и заставляет тебя страдать. Ох, черт, прости меня за это. — Ты должен встать, милый, слышишь, — наклоняешься к моему лицу, и я могу чувствовать твое дыхание и аромат твоих духов, которые я так полюбил за эти много лет. Ведь именно этот аромат всегда ассоциировался у меня с тобой. — Ты должен встать. Ты должен! — срываешься на крик, но тут же замираешь. Мой час настал, малыш. Я знаю, ты меня не простишь, но я должен тебе кое-что сказать. Только обещай, что выслушаешь, хорошо? Я был глупцом, Лиз. Таким глупцом. Помнишь, что я однажды сказал тебе, когда мы были в библиотеке? Помнишь? Я сказал, что не могу изменить этого. Я не могу изменить свою внешность, хотя я хотел бы, честно. Но это неважно, хорошо? Важно совсем другое. Я дал тебе обещание, Лиз. Помнишь ли ты его? Лиз, моя милая девочка. Я всегда буду верен тебе. — Красный! А я сдержал своё обещание. Ты — моя единственная любовь, и я любил тебя до самой смерти. И мне так жаль, что времени больше нет, и что я так поступаю с тобой. Прости меня, малышка. Я никогда не хотел причинить тебе боль. Но это мой выбор, малыш. Прости меня. — Ты должен встать, ведь ты будешь отцом… Знай одно, Элизабет Шерман, я всегда любил тебя. Я — Анунг Ун Рама — сын падшего ангела, и это мой выбор.