Подари мне смерть...

Она бесшумно передвигалась по улицам ночного города, следуя за ним тенью. Вернее сказать, бесшумно для человеческих ушей. Однако, отчаявшаяся кошка давно стала мышью и об этом пока совсем не догадывается. Никлаус брел по тёмной улице, с мрачным удовлетворением замечая, что его верная преследовательница, которая вот уже вторую неделю бродит за ним по пятам, и сегодня не изменила своим привычкам. Он не знает, кто она и зачем следит за ним, да и как она его ежедневно находит, он тоже не потрудился узнать. Всего лишь жалкий человек, гибриду от её потуг ни холодно, ни жарко. Но сегодня он был в самом жутком расположении духа, так что игра в салочки в скором времени ему окончательно надоела. Сорвавшись с места, он мигом оказался позади ни о чем не подозревающей девушки. — Так так так. Что тут у нас? Очаровательная незнакомка, преследующая меня вот уже несколько дней. И что же привело тебя ко мне в эту дивную ночь? — дерзко улыбаясь, он предвкушал игру, которая поможет ему хоть ненадолго отвлечься от ежедневной суеты и тянущего под запекшейся коркой одиночества. С азартом Клаус отметил отсутствие какого-либо удивления или признаков страха в глазах незнакомки. — Наблюдаю за тобой. Красиво играешь, — с лукавой улыбкой она посмотрела ему прямо в глаза, говоря с явным подтекстом. То ли она намекала на недавнее представление в небольшом ресторане, где Никлаус отдался воспоминаниям у черного роскошного рояля, то ли говорила о его изощренных играх со здешним кланом вампиров. Её улыбка подсказывала, что незнакомка может знать многое о том, что творится на ночных улицах Венеции. — Столь очаровательным девушкам опасно гулять в одиночестве по темным улицам. Как Ваше имя, таинственная незнакомка? — сардонически улыбаясь и при этом легко склонив голову набок, Клаус подошел чуть ближе, вдыхая исходящий от девушки аромат мяты и корицы, а еще аромат её крови. — Мне достаточно того, что я знаю твоё, — вопреки ожиданиям она не отошла от него, оставаясь на том же месте и теперь стояла на расстоянии вытянутой руки, вглядываясь в искрящиеся в свете единственного фонаря глаза собеседника. Раздраженно выдохнув, Клаус снова начал злиться. Минутное влечение прошло так же быстро, как и захватило его и захотелось скорее свернуть наглой девушке шею. Или же вцепиться в неё, в эту сладко пахнущую и, наверняка, мягкую кожу. — Виттория, мой господин, — сарказм сквозил в каждом слове, и тем не менее, она, элегантно сделав реверанс, вложила кисть в протянутую руку. Манеры — одна из въевшихся вредных привычек, особенно, когда ему хотелось поскорее убить кого-нибудь, закрыться в уютной мансарде у побережья и рисовать, или подумать о чем-то вечном в компании дорогого виски. — Победительница, но никогда побеждённая. Весьма достойное твоей красоты имя, — чуть смуглая кожа, лоснящиеся темные локоны и глаза, в которых точно отражались сотни звезд. В своем легком льняном платье она выглядела потерянным призраком на тёмных улицах этого утонувшего в крови города. — Это уже не важно. Ничто больше не важно, — легко тряхнув головой, откинув за плечо тяжелые волосы, она выдохнула, внутренне решаясь на что-то. Помедлив секунду, она выплеснула содержимое маленького пузырька на руки Клаусу, почти не целясь. — Сегодня я проиграла, — характерное шипение и свистящий рык. Ожоги от вербены на тонких пальцах быстро затянулись, будто ядовитый эликсир никогда и не касался бледной кожи. Прижатая к холодной кирпичной стене, она вглядывалась в лицо чудовища напротив, внутренне ликуя. — Как глупо и банально — умереть в грязном переулке, где тебя никто и никогда не найдет. — Есть что-то, что страшнее смерти и ты знаешь об этом, — почти умиротворенная улыбка и откинутые насколько возможно в сторону волосы. Она подставила свою шею прямо под его клыки. На секунду, всего на секунду он почти впал в замешательство от нежной улыбки, слабого вздоха и того, что чужие руки прижимают его к себе незнакомо нежно, не отталкивая в попытке спастись. Но секунда — это ничтожно мало для таких, как он. Он чувствовал привкус корицы и мяты, постепенно высасывая из нее жизнь, ощущая, как слабнут хрупкие объятья. *** По пустынной улице ночной Венеции шел мужчина. Впервые в жизни он испытал незнакомый до сегодня букет чувств: удивление, жалость, замешательство, интерес. На руках его покоилась спящая девушка в белом воздушном платье, а в голове его не было ни одной мысли.