Последняя воля

“Очередной эксперимент с кольцами провалился, нам так и не удалось снять этот проклятый блок. Как же, оказывается, Третий ненавидел своего отца, раз до сих пор невозможно разрушить его запрет на то, чтобы Боссом Вонголы мог стать кто-то с таким же, как у Секондо, пламенем ярости. Я чувствую, что уже второй раз предаю моего мальчика. Я могу сколь угодно оправдывать себя, что не знал, что та короткая встреча дала жизнь Занзасу, а потому не мог подарить ему то детство, которого он достоин. Хотя я же почувствовал что-то тогда. Но не стал прислушиваться к своей интуиции, не стал искать причину беспокойства, отдавшись делам насущным. Я предал своего сына, не найдя его и позволив жить в нищете, голоде и страхе за свою жизнь. А теперь я предаю его снова, не способный найти правильное решение, чтобы отдать моему сыну то, что его по праву. Может быть, я и не плохой Босс. Но как отец я отвратителен...” Занзас открыл глаза, бездумно уставившись в белый потолок его комнаты в варийском особняке. Сквозь плохо зашторенное окно проникал слабый свет от висящего над воротами фонаря. Луч света танцевал по потолку и стене напротив при каждом движении запутавшегося в занавесках ветра. Занзас моргул, резко сел в постели и зябко передёрнул плечами. Опять этот сон-воспоминание. Тогда, будучи вспыльчивым подростком, Занзас действительно думал, что отец предаёт его, что Дон Тимотео только играет в доброго папочку, а на самом деле Занзас ему чужой. В то время в голове то и дело всплывали колкие усмешки Федерико и Массимо и презрительные слова Энрико о том, что он подкидыш, приёмыш, нахлебник, отцовской жалостью пущенный в приличный дом. В детстве всё это вызывало злые слёзы, что порождало ещё больше насмешек от старших. А потом, после смерти всех троих неудачников, порождало ярость. Ведь отец не спешил объявить его своим приемником. Пробираясь в кабинет Девятого в поисках его личного дневника, Занзас ожидал худшего - подтверждения тех громких, впившихся в память слов старшего брата. Но обнаружил то, что обнаружил. Читая написанные округлым отцовским почерком строки парень испытывал целый коктейль из эмоций: облегчение, обида, стыд и, как результат, ярость. Полагая, что найдёт подтверждение тому, что Тимотео обманщик, юный Вонгола уже подумывал о том, чтобы собрать себе Хранителей и свергнуть старика, раз тот добровольно не хочет давать ему то, что он заслуживает. Но всё оказалось совсем иначе. Они тогда крепко поругались с отцом. Занзас обвинял мужчину в том, что он молчал, заставляя верить в злые слова более слабых старших братьев и думать о родителе плохо. Потом Тимотео прижимал к себе своего младшего сына, свою гордость, совсем как в детстве, и говорил, говорил. Обо всём, что так и не сумел толком передать бумаге. Оказывается, Девятый ещё при жизни своих старших сыновей начал задумываться о том, чтобы сделать своим преемником Занзаса. Энрико был неплох как лидер, но слаб пламенем и порой излишне самонадеян, что в итоге и привело его в могилу. Массимо же обладал более сильным пламенем Неба, но был труслив, эгоистичен и, как бы ни было грустно это признавать, туп как пробка, что быстро отправило его вслед за старшим братом. Федерико вообще был ни рыба ни мясо, а к концу жизни и вовсе стал баловаться наркотиками, из-за которых, как считают Хранители Девятого, и оказался сожжен до самых костей завсегдатаями какого-то засранного притона. В Занзасе же было всё, кроме гибкости и компромиссности, но это приходит с опытом. А ещё мальчик обладал пламенем Ярости, так же как и Второй. Это-то и не давало Ноно объявить младшего наследником. Проклятие озлобленного на родителя Третьего до сих пор было так же сильно, как и во времена его руководства. Надень Тимотео перстень Босса на палец своего младшего, как это проклятие обрело бы силу. И не факт, что мальчик остался бы жив после этого. Занзас тряхнул головой, отгоняя навязчивые мысли. После смерти отца, вот уже вторую неделю, они то и дело лезут в голову. Дьявольский шепот не унимается, уговаривает забрать кольцо себе, подарить своим хранителям достойные их силы атрибуты. Хранители. Их поиски спустя восемь лет казались Занзасу классической комедией, наподобие тех, в которых снимался Чарли Чаплин. Первым был мальчишка, повстречавшийся Вонголе в тот злополучный день прочтения дневника и решивший следовать за его гневом, дав какую-то совершенно идиотскую клятву - не стричь волосы в знак верности. Белобрысый таскался за ним повсюду, сверкая восторженными серыми глазищами, громко вопя и размахивая руками, пока Занзас с трудом сдерживал себя, чтобы не прибить пакость к чертям собачьим. Но ничего, привык. Причём до такой степени, что поставил всё поместье на уши, ища запропастившегося неизвестно куда прилипалу. Только благодаря этому засранца, в бою с Тиром оттяпавшего себе рабочую руку, сумели найти раньше, чем тот сдохнет от потери крови и чем уже будет поздно покалеченную конечность восстановить. Только благодаря Най Броу-младшему, Солнцу девятого поколения, он не остался калекой. Тогда Занзас решил для себя, что это дурное создание, зовущееся Суперби Скуало, как бы это ни было прискорбно, является его Хранителем Дождя, тем, кого приняло его пламя. Следующим в его ближайшее окружение попал Луссурия - старый знакомый Скуало. Насколько с ним было интересно поговорить, настолько же сильно его хотелось отправить гореть в Аду за каждое жеманное движение, цветастую тряпку или сюсюканье. Парень откровенно заигрывал, вешался на молодого Вонголу, а Занзас зверел. В итоге Хранители Девятого, не отвлекаясь следящие за сериалом “Как Лусси Боссика совращал”, имели счастье лицезреть вульгарную пьяную драку, в результате которой Луссурия обзавёлся кровавым месивом вместо морды, Занзас хранителем Солнца, а Броу очередным пациентом. Третьим к их весёлой компании прибился Мармон. Все, конечно же, смекнули, что это не кто иной, как “погибший” Туман Аркобалено, но сделали вид, что и слыхом об этом не слыхивали, а профессионально играющие на бирже и занимающиеся ростовщичеством младенцы - это норма. Следующим их детсад пополнил Бельфегор, малолетний принц-потрошитель, в свои восемь лет являвшийся уже маньяком со стажем. Мелкий за два дня довёл стариковых хранителей до состояния близкого к прединфарктному, заставил Акулу охрипнуть, Мармона прикидываться мёртвым (вдруг эта тактика как и с проснувшимся зимой голодным и злым медведем проканает), а Луссурию прекратить увиваться за Боссом и заняться-таки делом - воспитанием подрастающего поколения. Недопринца Занзас взял бы уже хотя бы только ради сипящей, а не горланящей рыбины. Но шкет оказался вообще способным и благоразумно не бесил своего Босса, за что получил место Хранителя Урагана. О Леви Занзас вспомнил уже почти через год после появления в его жизни занозы под именем Скуало. А-Тан когда-то был верным товарищем по детским играм и неизменным напарником в таком серьёзном деле, как добыча чего-нибудь пожрать. Леви уже тогда был сильным и преданным. Тем более оказалось, что он обладает пламенем грозы, что подарило парню возможность вырваться из нищеты и вырасти из простой шестёрки какого-то мелкого мафиози до одного из приближённых наследника из сильной и влиятельной семьи. Впрочем, и с ним оказалось непросто. А-Тан с первого взгляда возненавидел Суперби, нагло занявшего место правой руки Занзаса. Так что Хранители девятого поколения не успевали следить за событиями этой “Санта Барборы”. И неизвестно, сколько бы это ещё продолжалось, но однажды утром Дон Тимотео велел Занзасу взять на себя руководство над Варией и заняться уже делом. И Занзас занялся. Имя “независимого” отряда убийц получило ещё больший вес в мафиозном обществе, чем имело раньше. “Вария” стала синонимом слова “качество”. Сейчас у Занзаса было всё, чего он хотел, кроме одного - Вонголы. И власть над этой семьёй лежала в чёрной бархатной коробочке в верхнем ящике стола варийского Неба. Но только предназначена она была не для него. За нелёгкими мыслями пролетел ранний завтрак и старший офицерский состав Варии, во главе со своим Боссом, отправился в аэропорт. Впереди ждала Япония и встреча с кандидатом на место Десятого Вонголы. *** “- Я видел сегодня этого мальчика, ребёнка Иемицу, сынок. У него удивительно чистое и сильное пламя неба. И он невероятно похож на Примо. Прямо как ты на Секондо. - Старик вздохнул в трубку. - Вот только уже сейчас понятно, что он слишком добр и мягок для мафии. А такой силы пламя не может не притянуть представителей нашего круга. Так что мне пришлось запечатать его. У него такие наивные и невинные глаза. Словно маленький ангел. Я помню, мой мальчик, о чём мы договорились с тобой. Помню, что дал тебе слово найти кого-то другого на роль десятого, а не заниматься в первую очередь снятием проклятия с кольца. Но все эти дети, да и юноши постарше, в ком есть хоть капля нашей крови, не идут с тобой ни в какое сравнение. Это как менять меч, вышедший из-под руки мастера, на одноразовый пластиковый нож. - Старик, кажется, ты слишком много общаешься с патлатым, - усмехнулся Занзас, устраиваясь в кресле поудобнее и прикладывая телефон к другому уху. - А что поделать, если родное дитя не может найти времени для визита к своему отцу. Хоть бы и по делам. Ну да не важно. На сколько бы этот мальчик не подходил нам на роль Дечимо, его уже сейчас слишком мягкий и пугливый характер сводит всё преимущество перед остальными на нет. Мне совсем не хочется ломать мальчика. - А разве Тсунаёши не десять лет? - Занзас принялся задумчиво рассматривать хрупкого взъерошенного пацанёнка на фото. - Просто мне кажется, что ты говоришь о каком-то младенце. Мусорный Конь тоже в детстве был нежной фиалкой и белоручкой. И ведь ничего, Реборн сделал из него человека. Ну или скорее его подобие, но теперь хоть с ним не стыдно за руку здороваться. - Десять, ты прав. От того изменить его взгляды и привычки кажется мне невозможным без применения насилия, коим не брезгует в своём воспитании упомянутый тобой Реборн. А этого мне совсем не хочется. Тем более Иемицу не хотел бы втягивать своего ребёнка в наши дела. Так что я решил, что этот мальчик не будет наследником. А я ещё присмотрюсь к остальным.” Этот телефонный разговор, состоявшийся каких-то четыре года назад, невольно всплыл в памяти Занзаса, когда он издалека наблюдал за изнывающим под муштрой Реборна Тсуной. Около полугода назад Тимотео всё-таки был вынужден признать, что иной кандидатуры, кроме этого мальчика, им не найти, а потому, скрепя сердце, отправил к нему репетитором известнейшего из киллеров. Сейчас Занзасу предстояло устроить для мальца посвящение. И посвящение это будет не развлекательной прогулкой. Жалостливостью молодой Вонгола не страдал. Да и отдать любимую семью в руки безвольной тряпки Занзас бы никогда не смог, будь Тсунаёши даже одним единственным оставшимся представителем их Великого Рода. Хотя сейчас вариец всё больше и больше склонялся к мысли, что всё это они затеяли совершенно зря. И проще ему самому встать во главе семьи, надев копии семейных колец, а оригинальные артефакты припрятав до лучших времён, в надежде, что к моменту восхождения на “трон” Одиннадцатого Вонголы капризные кольца ещё не утратят свою силу. Савада не выглядел тем, кто сможет стать кем-то сильным и надёжным. И Занзас бы не стал заморачиваться, оставил бы мальчишку и дальше бултыхаться в этом болоте под названием Намимори, если бы не данное отцу обещание сделать из пацана достойного Босса. Да и Акула уверял, что головастики, которых они с Девятым подобрали в Хранители мелкому Тунцу, вполне себе перспективные, и их сопливый Босс волей-неволей будет тянуться за ними, становясь сильнее. Но это будет потом. А сейчас им требуется хорошенько мотивировать упорно сопротивляющегося пацана, заставить пожелать стать кем-то большим, захотеть заветные кольца для себя, жаждать этой силы. Страшной силы, способной уничтожить всё и всех в слабых руках и открыть небывалые горизонты в сильных. “- Занзас, мальчик мой, порой ты так поспешен в своих суждениях, скор в своих порывах и действиях. Нет-нет, я не укоряю тебя, я сам был таким. Ох, и попил же я в те годы крови моей матушки. - Старик слабо смеётся, бледный, окружённый седым пухом тусклых волос, разметавшихся по накрахмаленной наволочке, белоснежной до рези в глазах. - Когда-нибудь ты и сам придёшь к этому, поймёшь, а сейчас, прошу тебя, мой мальчик, прими мои слова на веру. Это моя последняя воля. То, что хорошо сейчас, не всегда будет столь же хорошо в будущем. Мы не простые люди, мы люди облеченные властью. В наших руках тысячи чужих жизней. И мы должны думать наперёд. Порой приходится переступать через себя и свои принципы. Через свои желания. И выбирать меньшее зло. Во благо. Как бы мне ни хотелось передать семью именно в твои руки, как бы мне ни хотелось сохранить жизнь маленького Тсуны и его друзей спокойной и размеренной, но… Я много рассуждал, сынок, и понял, что именно так будет лучше. Для вас всех. Для семьи.” Отец был прав, Занзасу было ещё тяжело понять его слова. Но интуиция говорила, что он сейчас поступает правильно, что именно об этом и говорил Ноно. Стоя на холме, у погруженной в сумерки тихой японской улочки, он смотрел сверху вниз на сжавшегося от страха недомерка, способного стать именно таким будущим для их семьи, каким его хотел бы видеть почивший Девятый. Занзасу нужно только потерпеть и отыграть свою роль, тем самым исполнив последнюю волю своего отца.