С_К_И_П: Рэйн

Пролог       − Одними рыжиками сыт не будешь, − проворчал Рэйн, получив себе для работы всего четырех, чуть мнущихся магов огня, которые стояли спиной к спине, не совсем понимая, где находятся. – Особенно такими. Сырыми.       − Ну так прожарь! – хохотнул Алес.       − Я сейчас кому-то кого-то пожарю! – прошипел Сай в наушник. – Машку свою жарь!       Сдвоенный ржач Алеса и Рэйна заставил парней насторожиться.       − Ну что, ополчение, знакомы будем! – рявкнул Рэйн, все еще улыбаясь неожиданной двойственности сказанного. – Я – ваш инструктор. Старшой! Со мной дело иметь можно, если не нарываться. Буду учить тому, чему вас в вашем мире не научили.       Сай, сегодняшний Сай, который еще ничего не знал об этом мире, в который их перенесли, сжимая кулаки стоял поодаль, слушая, как на незнакомом языке орет на братьев Рэйн, холодный и безразличный, не понимающий, что для связи нужны эмоции.       − Новенький? – к нему подошел парень, его возраста. – Тебе переводчик не включили, что ли? – тут же удивился он, после чего ухватил левую руку Сайвара, что-то сделав с браслетом, и речь стала понятна.       Говорит неверно. Огня нет.       Попытался собеседнику объяснить Сайвар.       − А, эмоций, − понял его по-своему парень. – Ты не забывай о том, что у тебя на виске. Это ментальный датчик, − объяснил он. – Мы все слышим его работу.       «Прости, − повинился Сай. – Я общался с необыкновенным человеком, который меня слышал, и не думал, что это делает этот кусок ткани».       − Слушай, а чего мы мучаемся? Ты не хочешь говорить или не можешь? А если не можешь, − уловил он тонкий поток отчаяния Сайвара, − то пойдем в клинику, тебе за пять минут вернут голос. Не переживай. Рэйн – умелый вояка, и знает, как общаться с твоими... ну... мужьями, что ли?.. – задумался парень, а после и потащил его в здание, втолкнув в руки лекарям. – Ребята, я вам тут новенького привел. Сделайте все, как надо, а? * * *       «Рэйн, это потому что дождь, да?»       Да?.. Да?.. Да...       Заметалось эхом в разуме, заставив вскинуться и открыть глаза. Сердце колотилось уже не в ребра, а в зубы. Впрочем, как и всегда после таких снов, когда всматривался в каре-зеленые, похожие на глубокие омуты глаза Майры, почти утопая в них, наплывающих, поглощающих все, вплоть до дыхания.       Откинувшись на подушку, Рэйн заставил себя успокоиться, а когда не получилось, взял с тумбочки анализатор, который приложил к пульсу на шее, ощутив легкий укол, после которого тело и сознание начало приходить в норму.       − Это уже седьмой раз за месяц, Рэйн, − услышал от металлизированный голос в гарнитуре, которую не снимал даже во сне. – Еще раз, и я должен буду доложить о твоем состоянии командованию.       − Заткнись, железяка, − хрипло отозвался Рэйн, после чего перевернулся на другой бок и заснул, поддавшись действию легкого снотворного.       Это случилось два года назад, когда он жил в военном городке и, как семейный, имел полное право на ночь возвращаться домой. В тот вечер, весенний и ясный, когда небо только начало гаснуть, а розоватый свет солнца еще пробивался сквозь облака, он в приподнятом настроении шел домой, ощущая запах приближающейся весны. Не выдержав, сорвал с ветки набухшую почку и растер ее в пальцах, чтобы вдохнуть головокружительный пряный запах. А потом, даже не задумываясь, перешел дорогу, и вошел в цветочную лавку, прикупив букет весенних цветов, от свежего запаха которых дурманило разум. И как мальчишка, словно и не было этих десяти лет совместной жизни, поспешил домой.       На хлопок, раздавшийся из-за домов, спугнувший с веток птиц, даже внимания не обратил. Дети балуются или у кого-то резиновый баллон лопнул. Бывает. Звук выстрела, сам будучи военным, в этом легком треске он даже не узнал. И вбежал в дом, двери в который всегда были открыты, ожидая, что к нему на руки бросится сын...       И замер. По дому медленно плыл запах пороха, перемешанный с запахом крови, а потом, со второго этажа, прямо на белый ковер, подаренный еще на свадьбу, струйкой потекла, а после и забисерила короткими быстрыми каплями красная жидкость. Кровь...       Рэйн еще тогда, в тот момент понял, что небо рухнуло, а земля проломилась под ногами, ввергнув его в бездну, из которой нет выхода. Тишина ли тому была причиной, в которой даже вздоха не раздавалось, странный запах крови, в котором он за столько лет службы каждый раз угадывал запах смерти, интуиция ли...       На второй этаж он не вошел. Практически вполз. На коленях. И безмолвно, словно это что-то могло изменить, воздел глаза вверх, мокрыми от еще горячей крови руками прижимая к себе тело жены, что так и не выпустила из рук сына... Оба насквозь были прошиты дробью.       Вора, который забрался в дом, нашли. Был суд. И был приговор, который в исполнение привели не судьи, заключив преступника под стражу, а один из близких друзей, из снайперской винтовки выпустив пулю в голову дерганного воришки наркомана прямо на лестнице суда, когда того вели в машину.       Но облегчения не было. И возможности выбраться из той бездны, в которой Рэйн очутился, тоже не было.       Майру он не любил. Точнее, любил не так, как положено любить жену. У них был обоюдный нейтралитет. Он не лез в ее дела, она не лезла в его. Поженившиеся по воле родителей, они не ощущали друг к другу ничего. Разве что как любовники подошли друг другу идеально, чем и пользовались, не желая искать связей на стороне. На Майре был дом, а после и сын. На нем – работа и финансы. Правда, через год совместной жизни Майра записалась на курсы дизайнеров и начала приносить в дом достаток едва ли не больший, чем он, но вполне была удовлетворена своим положением.       Ребенка они тоже планировали долго и вдумчиво, понимая, что это не игрушка, с которой можно повозиться пару лет и забросить, а новый человек, которому нужно внимание. Майра даже оставила работу, чтобы первые пять лет посвятить заботе о сыне, а после как-то само собой получилось, что обязанности перетекли на него. И Рэйн не имел ничего против. Ему нравилось возиться со спокойным, вдумчивым ребенком, который умел и любил задавать вопросы. Нравилось строить для него в саду качели, учить кататься на велосипеде, рассказывать обо всем на свете, о чем он только имел представление, а о чем не имел – смотреть в инфосеть, чтобы объяснить подробно и правильно. В тот год, когда его семью убили, Вэйт, его маленький, любознательный улыбчивый Вэйт должен был пойти в школу.       И в тот год, в тот день, когда шел к себе домой, по дороге купив букет цветов, Рэйн впервые за десять лет совместной жизни понял, что любит Майру. Но сказать ей этого так и не успел.       Мир погас в одночасье. Исчез. Растворился. Перестал существовать, как нечто цельное и понятное. Разбился на осколки, как и душа. Осталось только серое существование, в которое он сам себя загнал, чтобы не спиться и не сойти с ума. Только редкие разговоры с друзьями, что день ото дня становились короче, потому что не хотелось сочувствия и понимания. Хотелось, чтобы хоть кто-то достучался и вырвал его из этой серой полутьмы.       − Рэйн, ты в курсе, что после такой психологической травмы перевести тебя в специальные войска я не могу? – устало и обреченно произнес командир, когда он подал заявление. – Ты же смертник. Это на полигонах видно. Ты жить не хочешь.       − Учить бойцов могу, а пойти сам туда, куда их посылаю, не имею права?       − Меня за каждую смерть спросят потом. Протащат по всем инстанциям, за что и почему я каждого из вас послал. Ты этого хочешь?       − Я не хочу жить в пустоте, − спокойно произнес Рэйн. – Не хочу каждый день приходить домой и видеть этот проклятый, отстиранный белый ковер, на котором в своем подсознании продолжаю видеть лужу крови. Не хочу засыпать на кровати, в которой мы спали с Майрой. Я не хочу сойти с ума от воспоминания или начать забываться в дурмане, чтобы потом с треском вылететь со службы и пустить себе пулю в висок, когда осознаю, до чего докатился. Я хочу попробовать жить заново. Найти себя. Найти тех, за кого я буду нести ответственность. За кого у меня будет болеть голова, не пустая, пронизанная мыслями о том, что было, а забитая тем, что есть. Я хочу иметь цель. Хочу, чтобы меня гоняли как первогодку, заставляя засыпать от усталости, а не с помощью снотворного. Я готов принять это и многое другое. Готов измениться. Перечеркнуть то, что было, чтобы начать жить заново. Позвольте мне сделать это, и я не подведу вас. Не стану тем, из-за кого вы должны будете писать отчет.       − Ладно. Вот мое условие. Пройдешь нашего психолога, который тебя как облупленного знает, и я дам свое добро. А может, даже отправлю в горячую точку. Но если не пройдешь...       − Рапорт за мной, − кивнул Рэйн. – Я знаю.       Рэйну предложили на выбор, куда бы он хотел пойти, но судя по лицу одного из проверяющих в комиссии, наглого и довольного собой инструктора, который, будь это в другом месте и в другое время, получил бы по морде за свои взгляды, выбора у него не было. Первыми лежали документы на подготовку в десант. И Рэйн взял их, понимая, что его умений и знаний инструктора хватит, чтобы не облажаться в первый же день.       Потом были долгие и нудные комиссии, медицинские манипуляции, где ему объяснили, что его связки слегка староваты для подобного, и нужно их подновить, а после – два года в учебном корпусе. И вот, перед самым вылетом на первое задание, снова этот сон... Словно Майра даже через два года все еще не желала его отпускать от себя. Или предупреждала о чем-то.       − Попробуешь прыгнуть без парашюта, ребенок, я тебе потом задницу надеру, − терпкой мятой дыхнул на ухо инструктор, которым и оказался тот проверяющий. – Держи себя в руках и имей терпение. Усек?       Рэйн только вздрогнул, ощутив, как мурашки побежали по спине. Словно самую потаенную мысль, которую он даже сам себе открывать не собирался, он проорал на весь ангар, где их собрали.       − С чего вы взяли, сэр? – обернулся он к инструктору, заметив все понимающий, какой-то отеческий даже взгляд у молодого, может быть даже моложе самого Рэйна, капитана, который был в полтора раза выше и массивнее его самого.       − Покажи себя в деле, мальчик. Это не сложно, ведь так? Сделай над собой усилие и попытайся жить, а не тонуть в болоте, которое сам себе устроил. И я обещаю. Покажу тебе ту жизнь и те звезды, которых здесь ты точно никогда не увидишь.       − Есть сэр! – отозвался Рэйн и увидел, что инструктор показал ему три пальца.       − Три вылета, парень. Всего три. И у меня для тебя будет большой и очень приятный сюрприз, − Рэйн только криво усмехнулся. – Поверь, мальчик, я исполню любое твое желание, даже если оно коснется жизни и смерти тех близких, которых ты потерял. Но для того, чтобы ты получил свою награду, тебе стоит продержаться только три вылета.       И, ошарашенного подобной новостью Рэйна подтолкнули в спину, к отряду, заставив заметить не совсем приятные ухмылки сослуживцев, которые и заставили его собраться. * * *       Приказ или, точнее, договор, Рэйн выполнил. Вышел из трех операций без единого ранения и потери в отряде, и заслужил удовлетворенный кивок капитана. Но продолжения разговора не было. Ни в тот день, ни на следующий, а через двое суток тот сам разбудил его среди ночи, показав, чтобы Рэйн одевался быстро и тихо.       − Идем, я кое-что тебе хочу показать, − едва слышно произнес тот, направляясь к служебной машине.       − И что же такого хочет мне показать сэр капитан?       − Алес, кстати, − протянул он свою громадную руку. – Без официоза. Это не боевая операция, а приведение твоих мозгов в порядок. Кое-что у кое-кого выпросил и получил добро. Правда, тебе придется отработать.       − И чем?       − Ну не жопой же! – буркнул Алес. – Мне инструктор нужен. Хороший, знающий, умеющий обучать желторотиков. До своего зачисления ты как раз этим и занимался.       − Подкуп солдата? − как-то слова Алеса про то, что вариант обмена известен, успокоили. Но не знал еще, что на что меняет. – А вы... ты не боишься, что я сейчас подниму всех на ноги и сдам тебя?       − Ой, какие мы патриоты, − ерничая, произнес Алес. – Ну, давай, ори. И сам, первый, заорал: − Эге-гей! Есть здесь кто?!       И тишина, сдобренная полночью, где даже ни один прожектор не был направлен в их сторону, была ему ответом.       − Как...       − Вот так. Вот ответ на твой патриотизм. Никому ты нахрен не нужен. Так что садись в машину, и поехали. Буду тебя покупать.       − Чем?       − О, поверь, оплата тебе покажется даже выше, чем нужно. Правда, есть одно условие, на которое ты должен будешь согласиться.       − Какое?       − Уехать. Навсегда. Без возможности возвращения. Через определенное время командование получит извещение, что ты, сегодня и сейчас, дезертировал на пару часов в соседний бар, где тебя и убили. Труп, идентичный тебе, уже хранится в морозильнике. Ну что, поехали?       − Поехали, − Рэйн пожал плечами. – Алес был странным, но почему-то опасения не вызывал. Будь он не командиром, а сослуживцем, возможно, они даже могли бы стать друзьями. Харизма этого человека поддерживала и помогала жить.       Улицы были такими же безмолвными и спокойными. Никого и ничего. Даже лая собак не было слышно. Только шум мотора. Рэйн даже подумал, что по улицам был пущен сонный газ... Но ради него одного? Зачем?..       И тут же настроение испортилось, когда он оказался возле своего дома. Боль накатила такой тугой волной, что дышать стало трудно. А видение мертвого взгляда жены, неверяще застывшего в маске смерти, снова возникло перед глазами.       − Зачем мы здесь?       − Выполняю свою часть договора. А ты выполнишь свою.       − Какую часть? – за болью пришла ярость. – Я должен увидеть свой дом, прежде чем уйду? Смысл?       − Ребенок, − припечатал Алес. – Злобный, обиженный жизнью, оежившийся на весь мир. Шкурку пригладь, а то я тоже обидчивым быть могу.       Рэйн вдохнул и выдохнул, понимая, что злится на самого себя, не зная еще, зачем его сюда привезли.       − Рассказывай.       − Лады, − заметив, что Рэйн перестал клокотать от ярости, Алес улыбнулся. – У нас есть возможность закинуть тебя в дом, в весну, два года назад. В тот день и час, когда там оказался воришка. Тебе остается лишь воспользоваться своим умением, обезвредить его и сдать в полицию. Ну, или голову свернуть, если очень хочется и не покоребит, что сынуля это видеть будет. После этого на прощание обнимешь жену, скажешь ей все, что хотел сказать, и мы поедем исполнять твое условие договора. Такой расклад тебя устраивает?       − Как я могу быть уверенным, что это не постановка?       Если все сделаешь правильно, то через два часа узнаешь все. Но условие остается неизменным. Уедешь навсегда. Без возможности возвращения. Если ты в этом сомневаешься, если попробуешь откупиться как-то иначе, я сотру эту версию реальности навсегда, и твоя семья так и останется пеплом стоять в кремационных урнах. Учти, я серьезно. И возможность поменять свою реальность у тебя только одна. Больше не получится.       − Хорошо, − Рэйн напряженно застыл, понимая, что ему предлагают невероятное. Настолько невероятное и невозможное, что если Алес сделает, как сказал, он действительно будет ему обязан до самой смерти.       И именно невероятность и невозможность предложения, что удивительно, давали уверенность в том, что его не разыгрывают. Ведь ученые практически подошли к разгадке временных порталов. Что если не только подошли, а уже сумели создать подобные? Или не ученые, а какой-то миллионер, который хочет получить свою, преданную себе армию, обученную тем, кто ему обязан?       И кивнул.       − Сейчас ты выйдешь и пойдешь к тому цветочному магазинчику. Когда изменится место и время, постарайся сильно не задерживаться. Помни, у тебя в запасе три минуты. Через три минуты реальность, где ты сможешь помочь своей жене – будет необратимо уничтожена.       − Почему? – скорее для себя спросил Рэйн.       − Ну... ладно, объясню, − Алес посмотрел на свой кожаный браслет. – Каждая реальность имеет несколько выходов, так называемых шансов изменить уже случившееся. Ты прекрасно знаешь, что если бы не болтал с цветочником, то точно бы успел. Кстати, веник прикупи. Прикольный. Жене понравится. Так вот, у твоей судьбы, которую мы будем изменять, есть всего лишь один вариант ее продолжения без смерти жены и сына. Всего один. Без откатов, без повторов. То, что делаю, вообще запрещено. Едва упросил нужного человека посодействовать. И тебе нужно успеть защитить родню. На все про все тебе дается два часа. Через два часа ты сядешь в эту машину, и больше никогда не появишься здесь.       − Получается, и эти два года сотрутся?       − А ты, солдатик, не только с кулаками, а еще и головой, − усмехнулся Алес. – Нет. Не сотрутся. У нас есть человечек, который тебя заменит. Скажет твоей женушке, что слишком слаб, чтобы защищать ее, и на два года уйдет в контрактники. А через два года, как я и сказал, найдут его труп.       − То есть, будет частичная замена реальности?       − Ага. И это, как я и сказал, тебе придется отработать.       − Хорошо, − Рэйн кивнул. – Если все так, как ты говоришь, то я вынужден согласиться. Другого шанса у меня действительно нет.       − Именно. Шуруй к киоску, и на вот, деньжат возьми, − кинул он Рэйну кошелек. – Через два часа, живого или мертвого, сопротивляющегося или согласного, я утащу тебя в машину! – напоследок гаркнул Алес...       ...и реальность изменилась.       Помня все сказанное, Рэйн рванул к цветочнику, не глядя выбрал букет, похожий на тот, который хотел преподнести тогда, кинул купюру, и помчался домой. Ногой вбил дверь внутрь, рванув на второй этаж и успел увидеть Майру, что со страхом прижимала к себе сына, а напротив – парня, у которого винтовка подрагивала в руках.       Не думая, что делает, схватил вазу, подаренную матерью жены на свадьбу, и запустил в вора. Раздался выстрел, и Майра вскрикнула, присев, и сжавшись, своим телом закрывая ребенка. Выстрел прошел чуть левее, выбив щепки из косяка двери, не задев, и даже не сильно напугав Майру. А у него сердце колотилось, когда он понял, что сделал. И осознание этого каким-то невесомым, совершенно невероятным счастьем наполняла мозг.       Пришлось загонять его внутрь и действовать по предложенному варианту. Объяснив жене, что на два года подписал контракт, объяснив, что подобное может повториться, заодно вызвав полицию, Рэйн собрал вещи, уговорив пока Майру переехать к родителям.       Майра была из тех женщин, которым ума не занимать, поэтому Рэйн не услышал ни причитаний, ни вопросов. Только замечал, как подрагивают руки любимой, когда она собирает вещи, да невероятно притихшего сына, что сжался в углу кровати. И не мудрено. Только что они пережили самое страшное, что могло случиться. И помня еще кровь жены и сына на своих руках, Рэйн никогда не хотел бы этого ощутить снова.       Отвезти Майру родителям и объяснить, что случилось, заняло от силы полчаса. Объяснить, что ему нужно возвращаться назад, так как он уже подписал контракт – еще пятнадцать минут, а остальное время он просто сидел рядом, не желая выпускать женщину, которую любил, из своих рук.       − Прости, родная, мне надо идти, − напоследок пригладив роскошные каштановые пряди волос Майры, он встал. – Серьезно. Очень нужно.       − Навсегда? − каким-то чужим голосом спросила она и Рэйн, раньше, чем подумал, что ответить – кивнул. – Прощай, − Майра отвернулась к сыну, и Рэйн уже не видел ее слез, но ощутил, как что-то почти со слышимым звоном оборвалось. Навсегда.       И вышел к Алесу уже полностью свободным, понимая, что как бы ни повернула жизнь, он никогда не появится в этом доме, наблюдая за жизнью родных разве что издалека.       − Молоток. Сумел правильно все объяснить. Не придется моему человечку разговор этот сложный вести, − стукнул его по плечу Алес. – Не переживай, когда научишься работать, то сможешь временами смотреть на то, как они живут. Да и сам посуди. Живут, Рэйн! Разве не этого ты хотел? Ты же даже думал о том, что готов променять свою жизнь на их! А у тебя не жизнь просят, а часть твоего долга, которым ты оплатишь то, что получил! Мало?       − Человек всегда хочет большего, − устало произнес Рэйн.       − Ага, дай палец, так и всю руку засосет, − хохотнул Алес. – На вот, держи.       − Что это? – Рэйн покрутил кожаный браслет, как у Алеса, отметив удобные застежки.       − Пропуск в новую жизнь. Мало что ли?       − Нет.       Рэйн надел браслет, ощутив, как что-то кольнуло в руку... И через мгновение пустая машина, которая числилась в угоне, осталась стоять у тротуара, мерно фырча заведенным двигателем.