Наукой доказано, что первые видения в девяти случаях из десяти заканчивались потерей сознания от перегрузки отделов мозга, отвечающих за восприятие реальности. Юри не был исключением.
Видения появились за пару дней до соревнований в Сочи. Прямо на льду, во время тренировки, Юри потерял сознание. Первое видение было короткое, но очень красочное и яркое. Он подошел к кровати, на которой лежал раскрытый чемодан. Немного вещей, лишь самое необходимое. Наверху аккуратно сложен серый вязаный джемпер. Пальцем провел по мягкой шерсти и надел на себя вещь. Пару шагов и Он уже у зеркала. Смотрит на свое отражение. Отражение Виктора Никифорова. Самообладание дало трещину и весь контроль пошел коту под хвост — Кацуки не мог встать на коньки. После дозы успокоительного он заново прокатал свое выступление на тренировке, вот только каждый прыжок заканчивался падением. К концу дня на всем теле красовались синяки, а голова раскалывалась, как арбуз, по которому ударили молотком. Ничего удивительного, что Юри не прошел отбор. Он облажался. Не выдержал давления. Провалился. Лить слезы и жаловаться маме — единственное, на что был способен японец в тот момент. В кабинке туалета он чувствовал себя настолько уязвимым, униженным, ничтожным. А когда туда ворвался золотой медалист среди юниоров — Юрий Плисецкий, то внутренний стержень Юри окончательно прогнулся под напором русского. Но тот адский день не хотел заканчиваться так просто и дарил все новые и новые сюрпризы. Таким сюрпризом оказалась встреча с Виктором. Юри смотрел на своего кумира, на своего соулмейта и понимал, что недостоин даже светлой пряди с макушки идола миллионов. Так он и исчез из поля зрения общественности. Долгие месяцы ушли на то, чтобы организм привык к видениям и после красочных отрывков не было потерь сознания и головокружения — лишь привычная мигрень. После учебы Юри вернулся в родную Японию, встретившую его с распростертыми объятиями. На Хасецу его до сих пор считали отличным фигуристом, за прокол не порицали, а почти забыли об этом. Вот только Кацуки не забыл. Все это время он накручивал себя и только поддержка Пхичита и ночные перекусы сладким спасли его от депрессии. Он смирился с тем, что не сможет быть с Виктором, но он обязан вернуться на лед. Теперь нужно отпустить чувства, которые возникли после осознания того, что Никифоров — его пара. Прощанием должен был стать прокат программы Виктора, которую Юри помнил в точности и даже с закрытыми глазами смог бы ее воспроизвести. Каждый шаг на льду. Шаг вперед. Все тягостное — позади. Сам Виктор Никифоров — его соулмейт… Это совершенно и в точности не может быть правдой, это какая-то фантасмагория. Ведь такому обычному и ничем не примечательному парню попросту не могло так повезти. Хотя, это отнюдь не везение. Трагедия. Для Виктора. Для Юри. Зачем великому человеку с внеземным талантом такая пара? Зачем обычному пареньку из островной Японии соулмейт с мировым именем? Кроме любви к фигурному катанию их ничего не связывает. Даже их характеры и манера поведения абсолютно разные. Этот постоянный флирт — константа в образе Никифорова. Он играет на публику всегда. Как знаменитость он не имеет права показать себя с худшей стороны, ведь он — пример для подражания. Видный человек… Он всегда вежлив, учтив, загадочен и очарователен. И он справляется с этим на ура! Он, как ангел, излучает свет. Вот только этот ангел порой может подмигнуть так и пристально взглянуть в глаза, что любая дама… да что там дама? Любой перед ним готов раскрыть сердце и отдаться. Настоящий змей искуситель, предлагающий запретный плод. Лазурные глаза, своими бирюзовыми переливами напоминающие морские пучины. Они могли меняться, как погода: от тихого и спокойного штиля до яростной и разрушительной бури. Юрий Плисецкий намного больше подходит на роль избранника Виктора хотя бы тем, что они родились в одной стране: у них общий менталитет, вероисповедание, они не имеют языковых барьеров. Все то, чем Кацуки отличается от них. Виктор импульсивный и решительный, как и Юрий: ради вдохновения они могут отправиться в любую точку на планете. Юри не такой. Его предел — маленький островок. Виктор грациозный, как и Юрий: они оба гибкие, как ветви ивы вздымающиеся по ветру, как вода, стремящаяся по изогнутому руслу, как изящная кобра, переливающаяся чешуйками и выглядывающая из корзинки под звуки факира, как пестрая лента в умелых руках гимнастки. Юри же… Нет, нельзя назвать его бревном, он тоже весьма сгибаем, он может сделать шпагат, но все движения слишком отточены, нет той мягкости и плавности в каждом изгибе. Юри продолжит обожать Виктора, но больше не вспомнит, что они связаны. Он — это Солнце. И Юри готов лететь ввысь, к нему и сгорать под его испепеляющими лучами, как Икар. Он никогда не прикоснется к нему, не сможет его почувствовать. — Так будет лучше, — прошептал в конце Юри, прикрывая глаза. По щеке стекла одинокая слеза. Он отпустил, но почему же не становится легче?***
Наукой доказано, что первые видения в девяти случаях из десяти заканчивались потерей сознания от перегрузки отделов мозга, отвечающих за восприятие реальности. Виктор был именно тем мизерным процентом, который смог устоять. Конечно, как иначе, даже тут надо было оказаться лучшим.
Он был эгоистом, свои умения никогда не принижал и знал себе цену, знал, что является лучшим. Победа имела значение лишь в детстве, когда действительно ощущался всплеск счастья, будто ты не выиграл чемпионат, а поднялся на Эверест или открыл в науке некую неизведанную область. С возрастом все награды начинали терять свою ценность, но Виктор продолжал лучезарно улыбаться, демонстрировать зрителям медаль, покоящуюся на груди и камнем тянувшую его вниз. Он всегда мог удивить людей, но в последнее время начинал осознавать, что добился своего предела. Никифоров не переставал кататься, но не чувствовал того ощущения полета, которое испытывал раньше, когда он парил над другими, будто в небесах. Теперь все действительно напоминало откатанную программу, шедшую не от сердца, а от мозга. Яков посоветовал разобраться в себе, отвлечься от соревнований на некоторое время, но ни в коем случае не бросать спорт. Посоветовал найти постоянного партнера, который будет отвлекать. А лучше найти соулмейта, он согреет сердце и растопит в нем лед. Его соулмейт. Соулмейт, заброшенный в сундук и запечатанный замками навеки вечные. Ведь любовь и привязанность недопустимы. Партнеры Виктора никогда его не бросали, он делал это сам. Он бросал всех, кто желал обычную интрижку, которая тщательно скрывалась от публики, превратить в нечто большее и продолжительное. Он был одинок, несмотря на то, что всегда находился среди людей. Пол партнера никогда не был важен для Виктора. В стране, где строго порицали мужелюбство, Никифоров моментально понял, что он не такой. А что плохого? Какая разница, кто с кем спит? Лучше ведь быть геем или бисексуалом, качественно трудящимся на благо Родины, чем алкоголиком и тунеядцем, прожигающим свои дни за бутылкой, избивающим жену и не способным дать образование детям. Женщина — хорошо, мужчина — тоже есть куда вставить. Главным Никифоров считал секс. Охуенный и животный секс, от которого срывало крышу, перехватывало дыхание и, вновь же, ощущалось чувство полета во время оргазма. Полета, которого не хватало при катании на льду. Если же этого не происходило, то сразу можно было стирать номер того неудачника из мобильного, а если же тот продолжал названивать, то Виктор, не моргнув глазом, добавлял его в черный список. В Сочи на банкете появилось желание напиться. Но как только Никифоров решил его воплотить в реальность, то его взор заинтриговал один паренек. Темные волосы, карие глаза, средний рост. Среднестатистический представитель Японии. Юри Кацуки. Фигурист, который не прошел. Не странно, что юноша был разочарован и перед ним на столе уже выстроилась целая армия бокалов из-под шампанского. После тринадцатого — началось веселье. Батл с Юрием и пляски на шесте с Кристоффом. Эти люди расшатали толпу и взорвали банкетный зал. Даже грусть Виктора канула в небытие. Он весь вечер был рядом, мимолетно касался своею мягкой рукой руки Виктора, а затем они кружились в танце. Такой милый и одновременно соблазнительный. Очаровательный и сексуальный. Виктор тянулся к мальчишке, распахнувшему для Никифорова себя настоящего. «Почему же… Почему же ты не выразил себя на льду? Ты мог победить. Твоей внутренней энергии хватило бы, она полыхает и пульсирует, будто сверхновая». — Викто-о-ор! Если я выиграю танцевальный баттл, то ты будешь моим тренером? — заговорил заплетающимся языком смеющийся Кацуки, обхватывая тело Никифорова и сползая по нему вниз. Огромные хмельные карие глаза наполнились надеждой и еще сильнее засияли. Теперь они не казались такими обычными, как у остальных людей. Нет, они были особенными. Яркая вспышка перед очами, резкая боль в висках, а потом он видит. Видит себя. Ошарашенного себя с пылающими щеками, удивленным и даже смущенным взглядом… Видение почти моментально исчезло, поскольку мальчик провалился в забытие и задремал прямо на руках своего соулмейта. Неприступная стена, которую Виктор возводил камень за камнем долгие годы, разрушилась. Закинув драгоценную поклажу на руки, Никифоров отнес юношу в его номер. Аккуратно снял оставшуюся на парне рубашку и развязал галстук. Этот стриптиз с Кристоффом… Ну уж нет, никогда больше. Никто не посмеет видеть это жаждущее ласки тело, эрос теперь дозволено будет показывать лишь в ледовом дворце. — Юри Кацуки, — ласково прошептал Виктор, нагнувшись к лицу паренька и оставив мимолетный, будто касание лепестков цветов, поцелуй на щеке. — Только попробуй не вспомнить свою просьбу. Я ее исполню, когда ты будешь готов. Долгие месяцы Виктор ждал. Прокручивал в голове ту ночь с Юри. Жалел, что подавил в себе порочные мысли и не смог сразу же воссоединиться со своим единственным. Мечтал, чтобы тот оказался в его объятиях. Никифоров наконец-то понял, как это — нуждаться в ком-то. Теперь в своей квартире, в одиночестве, он не чувствовал себя покинутым. Обычно люди предпочитают карим глазам другой цвет — небесный, янтарный, серебряный. Но эти шоколадные омуты покорили Виктора. Он готов смотреть в них часами, готов утопать в нежности и тепле, которые они излучают. Но он смотрел лишь на фотографию, а не на живой оригинал. Виктор лицезрел череду видений, наблюдал, как Кацуки проживает скучный день за днем. Как чахнет. Страдает, но не становится на лед, сторонится его, опасается, будто горящую лаву. Когда же Виктор понял, что больше не выдержит, его молитвы были услышаны. Видео с танцем Юри стало озарением, как маяк среди ночной морской темноты. Юри готов. Дождался. В катание Кацуки вернулся тот запал, та экспрессия, которая давно испарилась из души Виктора, но опять слабым огоньком запылала среди блеклости жизни, как только в ней появился этот парнишка. — Пора исполнять обещание, — усмехнулся Никифоров, доставая из-под кровати уже собранный чемодан, ведь долгое время русский готов был в любой момент сорваться и уехать ради Юри за тридевять земель. — Ох, и придется мне попотеть с тобою, поросеночек, — Виктор поцеловал палец и коснулся им огромного плаката на стене, где был изображен Юри на льду.