Любить – это вообще невероятно сложно. Это больно. Это невыносимо. Это даже смертельно опасно. Но это зависимость. От этого невозможно уйти или сбежать. С этим приходится жить. Просто жить.
Для Минхёка любить Чжухона не было чем-то необычным или обременительным. Особенно во времена трейни. Он просто зависел от него, как от любого наркотика. Потому что он был его поддержкой, он был его опорой… И он не задумываясь, просто любил. Любил, как мог. Как умел. До сорванного горла, от крика, до сбитых в кровь костяшек… Любил…
И Минхёк солжет, если скажет, что это не стало привычкой. И он должен признать, что вероятнее всего, вредной. Ибо, какого хуя эти чувства убивают похуже героина или сигарет?
Подумаешь, у тебя под ложечкой сосет от его ахуенного голоса, которым он читает ахуенный рэп. Ну и что, что тебя ноги практически не держат лишь от его глаз-улыбок, когда они устремлены только на тебя. И уж точно не важно, что у тебя ладошки в кровь стерты от его светлого образа. Не, ну а хули ты такой идеальный Ли Чжухон?! Никто не выдержит, гарантированно.
И головокружение от его ненавязчивых прикосновений – уже мелочи, по сравнению с тем пиздецом, что творится у тебя в жизни.
Он, блять, влюбился в, мать вашу, Ли-ахуенногодоневозможности-Чжухона!
Тотально и бесповоротно.
Чтобы, в конце концов, коньки не отбросить от невъебенного Чжухона, нужно потихоньку отдаляться.
Но, эта блядская натура Чжухона совсем не хочет отпускать Минхёка. Зачем он выходит из душа лишь в полотенце?! Даже не вытираясь! Зверство! Пластыри от мозолей уже не спасают! Вот нахуя он так сексуально ест всего лишь йогурт?! Перед кем, мать вашу? Здесь, в общежитии, нет камер, Чжухон! И он совершенно точно специально забывает это чертово полотенце, в котором потом и щеголяет(!). И так невинно кричит из ванной «Минхёк~~ Принеси мне, пожалуйста, полотенчико».
Да от этого оргазм получить десяток раз – раз плюнуть.
Нужно убить наркомана, чтобы убить зависимость - вот, что по-настоящему думает Минхёк. Но пока не собирается думать об этом достаточно громко, чтобы услышать.
Сейчас, по уму нужно было бы сбежать. Плыть, порхать из этого дерьма, в котором ты тонешь с улыбкой, Минхёк. Но не в твоем это стиле – поступать разумно, верно?
Будем тонуть и дальше.
И закрывая глаза, скрываясь от ослепительной улыбки, ты не должен так сильно жалеть об этом. И когда отворачиваешь голову от его глаз-полумесяцев, когда они ищут в тебе поддержку, из-за очередной глупой шутки или до ужаса нелепого эгье, не нужно потом выть волком от отчаяния.
И больше ты не сможешь льнуть к нему, словно котенок к хозяину. Теперь Минхёк в истерике убегает от добровольного плена его рук.
Потому что так нужно. Потому что это уже нихуя не привычка! Это
зависимость. Одержимость.
Или, кажется, в народе это зовется
любовью? Это ведь нормально хотеть большего, когда его теплые ладошки трепетно трогают твои бока. Или ревновать к мемберам группы. Это нормально – быть эгоистом. Хотеть, чтобы он принадлежал лишь тебе.
Так бывает, когда любишь. И это точно не эгоизм. Это, блядская, любовь. Которая конкретно выедает мозги, будто это деликатес.
Все бы ничего, и ты пытаешься жить без его ахуенных прикосновений. Но ведь Чжухон не ребенок и точно не тупой. Он видит, что с Минхёком что-то не так. И это обижает.
Он не говорит ему больше все, что у него в голове и на душе. А раньше, во времена трейни, когда ему было тяжело, Минхёк мог просто расплакаться, пока Чжухон аккуратно оглаживает плечи, дабы успокоить истерику. А причин было предостаточно, уж точно.
Страх, что дебют невозможен. Давление со стороны родителей. Злые языки в интернете. Все ужасно давило. Но сейчас все позади. И это расстраивает, если честно.
Не то чтобы Чжухон хотел бы вернуться в те времена… Просто тогда они были ближе…
***
– Минхёк, – приветливо кричит Чжухон, привлекая внимание друга. Они через двадцать минут должны выходить на сцену, а Минхёк чуть ли не истерит. Ему страшно. Там такая аудитория собралась. Столько зрителей не было у них, со времен дебюта, вместе взятых. Масштабный концерт требует много усилий и нервов. И, кажется, нервы закончились у Ли. – Поговорим? – рэпер говорит мягко, чтобы не спугнуть. Чтобы настроить его на свою волну.
– Э? – вокалист испуганно дергается в сторону, когда теплая ладонь легла на его обнаженное плечо. – Что такое?
– У нас у всех нервы натянуты, как струны, но у тебя, кажется, совсем голову срывает… – беспокойство так и сочится от его слов. Чжухону дико хочется обнять хена. Но, если он это сделает, тот и вовсе забудет, как дышать. – Пожалуйста, успокойся, хорошо? – он нежно, медленно касается его руки, чтобы немного успокоить. Рэпер старается быть аккуратным. А его прикосновения, это крышесносно. Он делает все, будто в замедленном действии. Сначала тихонько сжимает ладонь на его руке. Потом медленно сокращает расстояние между ними.
Льнет, как котенок, прижимая его к своему телу. Чтобы тот пропитался его теплом, его уверенностью. Ли сделает все, только чтобы хен больше так не страдал. Ему невыносимо больно смотреть, как создатель настроения, подавленно спрятался в углу, испуганно зыркая повсюду.
Чжухон крепко прижимает Минхека к себе, желая забрать все его беспочвенные страхи. Он что-то глупо шепчет ему на ухо, пока тот аккуратно не сложил свои руки на его талии. Чжухон вздрагивает, когда хен всхлипывает. До выхода на сцену десять минут и истерика Ли стремительно гаснет, благодаря его наркотику.
Может этот наркотик не так уж и вреден?
– Не волнуйся, – успокаивающе шипит на ухо своему другу. – Мы пройдем всё. Вместе.
Возможно рэпер имеет в виду всю группу, но внутри от его слов почему-то стало теплее. И Минхёк окончательно понимает, насколько сильно он попал.
Зависимость не излечима.
– Угу, – сдается он, крепко-крепко прижимаясь к горячему телу. Сейчас Чжухон был его воздухом. А он задыхался. И поэтому так сильно жался к нему. До последнего. Пока стафф не объявил, что осталась минута. Хочется плакать от осознания, но он не может себе это позволить. Он сам выбрал этот путь.
Он айдол, безвольный робот.
Рэпер с трудом отлепляет от себя этого котенка. Нежно проводит большим пальцем по щеке, стирая слезы. И смачно целует в глаз, доказывая, как он ему дорог.
А Минхёк от этого писать кипятком готов. И фанючить по Чжухону вечность.
***
– Хорошо постарались, – с каменным лицом радуется Шону, поздравляя своих мемберов. А Минхёк, сломя голову, несется к Чжухону. А тот и рад, расставляет руки в стороны, давая хену врезаться в умильные объятия.
– Чжухони~~ – ноет Ли, прыгая в объятиях. Он рад. Он чертовски рад, что
его зависимость неизлечима.
