По-настоящему мы любим только то, что любим в данный момент. Это неизменно и непостижимо, и это - Свобода. ©
Пожалуй, я абсолютно не предполагал, что меня так легко победить. Я лежал тогда на земле и думал, что всё - вот и последний день моей никчемной жизни. В конце концов это должно было случиться. Можно даже сказать, что я надеялся на подобный исход. Я приоткрыл глаза и обвел взглядом всех павших в бою разбойников в поле зрения. Не сказать, что я особо жалел об их потере - они не были мне даже приятелями. Да и, как оказалось, толку от них, что от того урода, который меня нанял. Заметив, что моя неудавшаяся жертва приближается, я снова зажмурился и на мгновение мне стало по-настоящему страшно. Я вдруг понял, что не хочу умирать. Я не готов. Только не так. Не сегодня. Сняв металлическую перчатку, незнакомец похлопал меня по щеке. Надо же, подумалось мне, не убил. Вновь открыв глаза, я увидел рядом с собой гнома. Он стоял, опустившись на колено и серьезно глядя на меня блекло-золотыми глазами. Дальше следовали казавшиеся на тот момент бесконечными расспросы. Я нёс откровенную чушь, рассказал все о заказчике. Я был готов продать себя с потрохами, ибо понимал, что сейчас мою судьбу решает исключительно этот гном - остальные его спутники были настроены крайне скептично. И он оставил меня в живых. Я даже не помню, чего наговорил тогда. Пытался держаться как обычно - легко и уверенно. Отшучивался о своей несомненной полезности. И Серый Страж согласился взять меня с собой, несмотря на общее недовольство, повисшее тогда в воздухе и почти чувствующееся на ощупь. Он просто молча кивнул и пошел вперед, даже не взглянув на меня снова. Его серьезность тогда так позабавила, что, минуя презрительные взгляды, я приблизился к нему со спины и, положив руку на плечо, прошептал на ухо, что в качестве благодарности готов предоставить свое тело. Для меня это было делом привычным, но так, как он, после этих слов на меня еще не смотрел никто другой. Я внезапно почувствовал себя до безобразия грязным. Если бы я знал, как все обернется - я бы упал тогда к нему в ноги и умолял... даже не знаю. Чтобы он простил мне эту низость? Чтобы забыл всю ту грязь, что, возможно, увидел в моих глазах после небрежно брошенных слов? Я бы поклялся, что изменюсь ради него. Но я не мог знать, как все сложится, и мне почти сразу стало безразлично его мнение. Когда мы вернулись в лагерь, я познакомился с остальными спутниками Серого Стража. На тот момент с ним была до ужаса обаятельная и холодная ведьма, придурковатый храмовник, привлекательная сестричка из церкви, огромный суровый кунари и женщина-маг в возрасте. Алистера и Морриган я уже видел, с ними тогда еще была собака. Столько прекрасных леди было вокруг - глаза разбегались... А возвращались неизбежно к Фарену. Так, к слову, звали моего спасителя-жертву. Я часто наблюдал, как он общается с остальными. Морриган он порой дарил подарки, спрашивал о жизни в лесу. Она даже раза два предлагала ему свою близость, на что получила парочку вежливых отказов. С Алистером они разговаривали редко, в основном недохрамовник глупо шутил, а Страж подыгрывал. С кунари их разговоры были сухими и недолгими. Фарен задавал скупые вопросы, получал скупые ответы, и оба, кажется, были вполне довольны. Винн, насколько я мог судить, навевала ему теплые воспоминания о чем-то своем, поэтому он частенько крутился вокруг нее, стараясь всячески помогать. Но самыми теплыми были, пожалуй, его отношения с Лелианой. Он мог беседовать с ней часами и улыбаться. Часто дарил подарки и всячески баловал. Но один случай запомнился особенно остро. Вернулся он однажды в лагерь с цветком. Обычным таким белым цветком. Я еще усмехнулся тогда, подумав, какой банальный подкат. А потом смотрю, глаза у Лелианы заблестели от собирающихся слез, того и гляди заплачет. Нехотя прислушался: оказалось, она рассказывала, что так матушка ее пахла, а гном запомнил. Девушка тогда опустилась на колени, обняла его и еще несколько минут они так стояли. Я был поражен его добротой и внимательностью. Со мной же Страж мог лишь подолгу молчать. Вечерами мы сидели у костра, я увлеченно рассказывал о прошлом, о приключениях. А он слушал, но никогда не отвечал. Но то что слушал - сомнений не было - по глазам, по плавным движениям, по осанке. Когда Фарен уставал и больше не хотел вникать в мою болтовню, он позволял себе сгорбиться, а взгляд его становился пустым и абсолютно холодным. Мои насмешливые намёки гном пропускал мимо ушей. Сейчас я думаю, что он просто не воспринимал меня всерьёз, видел во мне только взбалмошного мальчишку. Мне не в чем его винить - держался я соответствующе. И я не знаю точно, когда именно это началось... После случая с цветком или, когда я в очередной раз разглядывал его грубую симметричную татуировку, сидя рядом у костра, но меня стало непреодолимо к нему тянуть. Хотя, это чувство тепла и интереса проявлялось постепенно. Сначала я стал исподтишка заглядываться на тело Фарена, и это мне казалось вполне естественным из-за долгого отсутствия секса. Но потом... помню, как-то постепенно многое в нем стало волновать. Какую жизнь он вёл раньше, была ли у него семья, отношения. Мелочи, вроде того, что он пьёт, нравится ли ему искусство, любит ли он читать, и если да, то какие книги. Ночами Страж ходил на озеро, а я ходил наблюдать за ним. Старался запомнить каждую деталь его подтянутого ухоженного тела. Он совершенно не вписывался в моё представление о гномах, в нем отчётливо проскальзывали аристократичные нотки. В подобные моменты я вдруг чувствовал себя таким жалким и одиноким, мне отчаянно хотелось узнать хоть что-то о нем. Сидеть у костра и слушать о его жизни, о каждой мелочи, каждой минуте, что предшествовала нашей встрече. А днём все снова становилось как обычно. Мне нравилось в компании стражевых спутников. С ними было уютно, как могло бы быть дома, которого у меня толком никогда не было. Я с ними снова мог быть собой. Чувствовал себя до безобразия уверенным в себе и главное - нужным. Помню, как-то вечером Фарен приволок мне антиванские сапоги, подарил молча, без сантиментов, а я стоял как дурак и поверить не мог: ведь накануне я заливал про эти самые сапоги, будучи уверенным, что гном уже и не слушает меня вовсе. Мне просто не хотелось уходить и я продолжал говорить о всякой ерунде, вроде любви к запаху дубленной кожи. В тот день к нам присоединился Огрен, в который раз доказав мне, что отнюдь не все гномы так привлекательны, как Страж. Тем же вечером эти двое напились, предаваясь ностальгичным воспоминаниям об Орзаммаре. И именно тогда я наспор вынудил командира поцеловать меня. Правда, пришлось сделать пару глотков для храбрости, ибо даже умереть в первую встречу было не так страшно, как обратиться к нему в насмешливо-надменном тоне. Но он поцеловал. И целовал он так, что я был готов распрощаться с сердцем. На нас искосо смотрели все трезвые и неспящие, а мне было до дрожи в пальцах плевать. Мы целовались не меньше минуты, но по меркам моего сердцебиения прошла минимум одна вечность. Это был лучший поцелуй в моей жизни. Самый жаркий, самый чувственный, самый страстный. Страж будто рассказал о себе все и одновременно ничего. Несколько дней я мог думать только об этом странном ощущении. А в один из последующих походов я и вовсе потерял бдительность, как последний профан. Мы уже возвращались в лагерь, когда наткнулись на небольшую засаду порождений тьмы. Бой был таким скучным и вялотекущим, что я невольно отвлекся, пленённый... грацией? Я не мог подобрать слов, подходящих для описания силы и изящества, сплетённых в единое целое, соединившихся в одном теле. В сражении Фарен был неудержимый и яркий, точно пламень. Он так ловко управлялся с секирой, что могло показаться, будто она вовсе ничего не весит, хотя я буквально на днях из любопытства пытался поднять эту дуру - и ничего не вышло. Словно очнувшись от наваждения, я поднимаю глаза и вижу, что на меня несётся огромный огр, выставив рога вперёд. Секунда, Страж бросается ко мне, с его губ срывается моё имя, и я на мгновение перестаю слышать звуки боя, лязг стали, рев чудовища, оглушенный собственным пульсом. В последний момент замечаю растяжку между бочками в паре шагов от меня. - СТОЙ! Я бросаю кинжал в растяжку, но уже поздно и моего гнома задевает огнём. И вот он стоит, закрывая меня собой, уперевшись секирой в рога огра, полностью блокируя удар. Я вижу сквозь щели забрала, как он щурится и стискивает зубы, когда нагревшийся металл брони обжигает кожу. Не успеваю сказать и слово, когда он, выдохнув сквозь сжатые зубы, перехватывает секиру, провернув в руке и наносит сокрушительный удар от левой скулы монстра по косой вверх. Тот тяжело валится на землю с рассеченной мордой, издав посмертный хрип. Я стоял безмолвно лишь долю секунды, после чего, судорожно сжимая второй кинжал, побежал за Винн. Ещё одним ярким воспоминанием навсегда стало снятие тяжёлой брони с Фарена. Прямо на поле битвы, пока Огрен лениво допинывал оставшихся гарлоков, мы с Винн осторожно снимали все ещё горячие пластины металла, одну за другой. Никогда не забуду ожоги, разползшиеся по большей части его спины, ожоги, которые он мог бы и не получить, будь я внимательнее. Аптечка и лечебная магия избавили его от боли и почти полностью от ранения. Но не меня от чувства вины. А Страж только улыбнулся, краешком губ, еле заметно из-за усов и бороды, достал что-то из наплечного мешка и сунул мне в руки. Когда я наконец осмелился опустить глаза, оказалось, что это долийские перчатки. О, Андрасте, когда я успел разболтать про свою мать, и что ещё я мог рассказать? Его общество абсолютно развязывало язык. Ощутив как к самому горлу подступила тоска, я понял, что меня ожидает очень грустная ночь наедине с моими воспоминаниями. Именно тогда я в полной мере осознал, что чувствовала Лелиана. На следующий день я, кажется, перегнул палку. Так как Огрен теперь всюду ходил с нами - его шуточки тоже всюду за нами таскались. Парировать их было очень легко и весело, как и шутить в ответ. Но вот предложение переспать было явно лишним, пусть все Огреново существо и вопило о том, что он в лучшем случае просто откажется, а в худшем ещё и отпинает меня хорошенько. Фарен ушёл на несколько шагов вперёд, не желая этого слышать, а я старался убедить себя, что мне все равно. Не сказать, что тот день чем-то сильно отличался от остальных. Он тоже был с привкусом горечи и смерти, идущей за нами попятам. Но, он был не таким изматывающим, что ли... Не вывернул душу наизнанку. Поэтому ближе к ночи я решил - если не сегодня - то никогда. Подсев к Стражу, я, чуть погодя, начал нести откровенно тривиальную чушь. Что-то о напряжении и массаже. Вспоминать до сих пор стыдно, тоже мне, мастер обольщения. Однако, к моему последующему удивлению, гном согласился. Он просто усмехнулся и жестом пригласил меня в свою палатку. Почувствовав, как огонь предвкушения разливается внизу живота, я дал себе слово - даже если сегодня все закончится на обычном массаже - я на всю жизнь запомню каждый сантиметр прекрасного сильного тела, о котором мечтал не одну ночь. Я зашёл тогда в палатку Стража, старательно собираясь с мыслями, я смотрел в пол и не мог понять, почему же в этот раз так сложно быть самим собой? Мне же просто хочется развлечься, расслабиться... Просто так вышло, что сделать это хочется именно с командиром. Просто совпадение, не более. Хотя шанс развести на горячую ночку того же Алистера или даже Стэна, был гораздо выше. Я тихо усмехнулся - нужно было подумать об этом до того, как подкатывать к дурацкому гному. Когда я поднял на Стража взгляд, он уже снял рубашку, оставшись в одних тканевых штанах, и лег на живот, уперевшись лбом в сложенные перед собой руки. Сказал что-то о том, что хорошая разрядка действительно не помешает. Сказал с такой непередаваемой насмешкой, будто отчётливо слышал каждую мою мысль. А я, как назло, все чаще думал, насколько сильно хочу его. Все громче, как мне казалось. Я опустился рядом и начал медленно разминать его жесткие плечи - он был точно натянутая струна - чувствуя, как мышцы перекатываются под пальцами. Не прошло и минуты, когда мой гном повернул голову набок и подманил меня пальцем. Я повиновался, не раздумывая ни секунды - времени сомневаться уже не осталось. Оперевшись руками по обе стороны от его груди, наклонился ниже, и Фарен тут же притянул меня за ворот рубахи, целуя в губы. До сих пор копившееся напряжение как рукой сняло. Все недосказанности, всё молчание, что были между нами, в миг растаяли. Я снова почувствовал себя живым, снова чувствовал себя собой. Он усмехнулся тогда, поворачиваясь на спину, позволив мне оседлать его бедра. Улыбался и смотрел на меня с тем самым тёплым огнём, что отражался в его глазах у костра. Я запустил пальцы в бороду командира, расплетая короткие косички, а в память врезалось болезненное воспоминание о том, как эти самые темно-каштановые волосы в косички заплетала Лелиана.Но в этот раз моя очередь. Я обязательно заплету их, когда мы закончим.
А Фарен перехватил мою руку, прикладывая запястье к губам. Ни одни слова в мире не помогут мне описать, какой силы огонь разгорался внутри меня от каждого поцелуя. Я чувствовал себя подобным лесу, охваченному пожаром, когда языки пламени с неудержимой голодной жадностью пожирают деревья, проглатывая без остатка каждую веточку, тростинку, стебелек. Оставляя после себя лишь горячее пепелище. О том как он целовал мои руки, плечи, шею, грудь не написал бы ни один краснобай Тедаса. Каждым вздохом, каждым пылким словом, сказанным на ухо, он заставлял меня трепетать, приподнимая завесу тайны, позволяя мне узнать о нем больше. Только здесь и только сейчас он был целиком и полностью для меня одного. И именно сейчас я собрал воедино картину. Вспомнил каждый его взгляд, абсолютно ненавязчивые знаки внимания. Доброту и заботу, направленные именно на меня. Все, что я не видел (или не хотел видеть) и не слышал (даже не пытался) за пеленой самолюбования и напускного безразличия.Я чувствовал себя как какой-то неловкий подросток в самую первую интимную ночь. И это пугало, ведь я давно привык к ничего не значащему сексу.
Но это... это было ближе, жарче, трогало за живое, касалось самого сердца обжигающе холодным лезвием самого острого в мире кинжала. Впервые чужое горячее дыхание казалось столь невыносимо раскаленным, а чужой вкус таким возбуждающе сладким. И даже если это была минутная слабость, если это больше не повторится - эти великолепные мгновения проведенные рядом с ним, я сохраню в памяти ярчайшими вспышками. Хотя... Что-то подсказывало мне, что все это только начало. Когда мы закончили - у меня уже не было сил уйти. А Фарен и не прогонял. Он просто обнял меня, позволяя уснуть в его объятиях. Пожалуй, я нашел в этом его особое обаяние. Последней мыслью, что я успел ухватить сонным сознанием стало: "Теперь он никогда меня не отпустит." На следующее утро я проснулся и обнаружил себя, обнимающего командира, в его же палатке. Все это вдруг показалось таким отвратительно нереальным и недосягаемым, что я не на шутку струсил. Все, что произошло рассыпáлось у меня на глазах, как песок из разбитых песочных часов рассыпается по каменному полу. И я хотел было сбежать, но Страж открыл глаза, посмотрел на меня так тепло, что клянусь!, мое сердце остановилось, пусть на каких то жалких несколько секунд, но оно перестало бешено биться о грудную клетку. После, Фарен так запросто, с неописуемой легкостью поцеловал тыльную сторону моей ладони и стал одеваться. А потом мне и вовсе показалось, что между нами ничего и не было, все осталось до омерзения по-прежнему. Ничто больше не напоминало о прошлой ночи, кроме склизкого липкого осадка где-то в груди и, как ни странно, в мыслях, которые то роились назойливыми мухами, то вовсе смолкали, сменяясь тяжелой давящей тишиной. Тишиной. Мне очень нравилась стряпня Лелианы, пусть я и начал относиться к ней с некоторой предвзятостью (в этом я себе на тот момент не признался бы). После завтрака я успел заметить как командир заплетал бороду. Быстро, рвано, нервно, неаккуратно, лишь бы побыстрее собрать ее, чтоб не мешала при опущенном забрале. Я не стал в этот раз предлагать свою помощь... Казалось, это только разозлит его. И мы снова отправились в поход. Напряжение, витавшее в воздухе было настолько очевидно-осязаемым, что не укрылось от орлиного взора Огрена. Его комментарии оказались ожидаемо неуместными, но на удивление неуклюже-трогательными. Единственное, что занимало меня в перерывах между перебрасываниями любезными остротами - как может на это отреагировать Страж. Но он, кажется, и внимания не обратил. Пусть мне на секунду и показалось, что он улыбается. В тот вечер я вновь застал себя у костра, наблюдающим, словно мальчишка, за Лелианой и Фареном, стоящими чуть поодаль. Они о чем-то беспокойно беседовали, и я невольно прислушался. Сестричка-бард говорила что-то о моих отношениях со Стражем. Отношения? Пфф. Помню сказала, что убьет меня, если причиню ему боль. А он... он невесело усмехнулся, молча держа за руку и бережно плавно поглаживая большим пальцем выпирающую косточку на ее запястье. Мои запястья тут же неприятно обожгло ощущением его поцелуев. Этот жест внезапно показался мне гораздо интимнее и честнее, чем все, что было между нами ночью. Я неожиданно почувствовал... ревность? Нет, это скорее было похоже на зависть. Хотя... Сказать чему именно я завидовал я не мог. Ведь - на мой взгляд - у меня было всё. Всё, о чем я только мечтал. У меня было свое место, где точно не убили бы за одну ошибку (ну не считая врагов на поле боя, конечно, с этим-то вполне можно и смириться), у меня была еда, хорошие доспехи и отличный секс. Я не мог желать большего, ведь поздно ночью, после ужина и похода к озеру, он приглашал в палатку именно меня. Помнится, пару раз мы переспали за пределами лагеря, когда походы были слишком продолжительными, а от напряжения у обоих просто сводило зубы. К слову, больше всего запомнился случай, когда мы трахались в таверне в Редклифе. Я не смог бы объяснить, что в тот момент на меня нашло, но когда я увидел, как эта рыжая официанточка целует командира в благодарность за помощь, внутри меня закипела злость. Каким же страстным и жестким тогда оказался секс! Он был больше похож на сражение... или даже драку, животную, неудержимую, с болью и наслаждением. Мы так и не дошли до кровати. И эти беглые жалкие урывки/ужимки преследовали нас во всем. Мы жили в вечном преддверии войны, жесточайшей битвы, всегда наготове. Этот безумный ритмичный бег, в котором не всегда было "подходящее время и подходящее место" напоминал нескончаемый танец. Смерть танцевала с нашими душами, дышала в шею и ласково шептала о неизбежном. И только в обществе друг друга, в словах, взглядах, поступках можно было найти немного покоя. В лагерном костре, шуточках Алистера, надменных насмешках и недовольстве Морриган, хмельных байках Огрена, заботе Винн... И даже в суровом молчании Стэна. И в теплых шершавых ладонях Стража, скользящих по плечам. Все это доводило до пьянящего исступления и не было ни сил, ни времени задумываться о том, что вообще происходит между нами. Все решил случай. После того откровенного разговора Фарена с Лелианой прошло не так много времени, однако мы с ним успели еще не раз перепихнуться. А потом я стал свидетелем того, чего знать и слышать бы не хотел, в тот раз весь лагерь не смог бы не слушать, даже при самом большом желании. Это был первый случай на моей памяти, когда командир по-настоящему повысил голос. И не на кого-то - на Винн! Мне стало до ужаса неуютно. Ведь начиналось-то все с обычной беседы... беседы насчет меня. Как я понял тогда из обрывков фраз - Винн просто дала Стражу совет, что заводя отношения, он подвергает опасности всех, кто его окружает, она напомнила, что долг важнее и, что между спасением одной жалкой жизни... моей жизни, и спасением мира, он должен не колеблясь сделать выбор. И выбрать Мир. Я только и успел, что задуматься о том, мол, его никто и не просил выбирать. Спасти - я и сам себя спасу, тоже мне, рыцарь в своих сияющих гномьих доспехах. А слова вроде "чувства" и "отношения", сказанные в нашу сторону, казались мне безумно нелепыми и смешными. Казались. А через секунду я уже давлюсь своими же мыслями, когда слышу, как Фарен ядовито выплевывает, что он слов на ветер не бросает! Что все серьезно, и что, если, не приведи Андрасте, перед ним действительно встанет такой выбор - он спасет всех и каждого, пусть и ценой собственной жизни.Я будто пришел в себя, приведенный в чувство звонкой пощечиной. С кем мне хватило ума играть? Да и ума ли? С тем, чьи слова на вес золота, а не на ветер? С тем, чьи поступки и есть биография? С тем, кто вышел из Камня со словом "честь" на устах?
И я позволил этим губам, что произносили клятвы, давали нерушимое слово, целовать такого, как я? Я опустился до того, что дал пустую надежду... не произнося вслух, но всеми своими действиями, каждым вздохом обманывая и предавая того, кто был предан всем сердцем. Мне стало невообразимо тошно. Повел себя как дешевка, думая только о себе и своем удовольствии. И это была ожидаемая реакция с моей стороны. Для меня ожидаемая. Но на смену ей быстро пришла другая. Я внезапно почувствовал себя до неприличия счастливым. Такое противное терпкое и густое сладостное тепло разлилось в груди. Я даже не запомнил, как спустя пару часов Фарен позвал меня спать. А я отказался. Он даже не намекал ни на что, вероятно. Я стоял перед ним в полной растерянности и молчал. А потом не нашел ничего лучше, чем внезапно спросить, можно ли заплести его бороду. Страж смотрел на меня вопросительно и устало. Мне стало жарко и, впервые за очень долгое время, неловко. Постояв в молчании еще секунд десять, командир тяжело вздохнул и бросив что-то вроде "может быть утром", ушел в палатку. Я был уверен, что просто феерически облажался. Все потеряно. Все вообще не должно было зайти так далеко.Еще некоторое время я не двигался с места.
Мысли путались, сбивались, завязывались в тугие узлы, а спросить совета было не у кого. Как-то неожиданно я остался один на один с итогами своей дурацкой игры на руках. А ведь на следующий день нам всем предстояло отправиться на Собрание Земель. Я ощутил, как холодные пальцы потери самого дорогого сомкнулись на моей шее, и я перестал дышать. Утром же всё показалось на удивление спокойным. Встав пораньше все готовились отправиться в Денерим на Собрание. Не смотря на всю серьезность предстоящего события, Страж подошел ко мне и с абсолютно несвойственной ему робостью предложил заплести его бороду. "Тебе же хотелось, кажется..." Безусловно. Собрание оставило в моей памяти неизгладимый след. Дуэль с Логэйном. Я предпочел бы не помнить. Мое сердце билось так громко и часто, что я не слышал ни единого звука. Да и вообще не хотел бы присутствовать, но все произошло так сумбурно - я просто не успел бы уйти. Когда Тэйрн пал, мой мир словно остановился и раскололся на множество "до" и "после". Я задыхался от счастья, что Мой Страж Жив. После Собрания было тяжко всем. Неприятный осадок с привкусом горечи осел у каждого где-то на уровне груди. Ведь теперь решающая битва была так близка, как ни разу прежде. Кто-то отправился в предоставленные Эамоном покои - перевести дух и собраться с мыслями. Да и поспать наконец на нормальной кровати. А мы же с Фареном пошли прогуляться по Денериму. Мне о стольком хотелось сказать ему! Но мы оба по обыкновению молчали. Когда уже пришло время возвращаться, первым, что я увидел и осознал, завернув в очередной закоулок на задворках, был Тальесен. К горлу тут же подступила желчь, а ладонь сама легла на рукоять кинжала. Я много раз представлял себе эту встречу, подолгу думал, как поступлю. Ведь момент, когда придется сделать выбор, неизбежно должен был наступить. И именно в то мгновение у меня не осталось и отголосков сомнений. Фарен уже стоял в боевой стойке, решительно сжимая секиру обеими руками. И словно поняв меня без единого слова, он взял на себя остальных прихвостней моего заклятого друга. Битва с Тальесеном была возбуждаще яростной. Я впервые сражался тогда не за заказчика, не за жизнь своего жалкого тела, не за существование, а за Будущее. То самое Будущее, которое так оберегал Страж, то Будущее, которое мы строили все вместе изо дня в день, собирали по крупицам, точно причудливую мозаику. Я сражался за возможность увидеть этот Мир своими глазами. И за шанс на собственное будущее рядом с командиром. Рядом с Фареном. Все решилось за считанные секунды. Как только Тальесен отвлекся на убийство последнего своего подчиненного, я парировал его выпад и развернул к себе спиной, приставив кинжал к горлу. Я смотрел прямо в глаза Фарена, стоявшего перед нами на некотором расстоянии, и не видел в них осуждения. Медленно перерезая горло некогда напарника/друга/Прошлого, я услышал, как с моих губ с выдохом сорвалось тихое: "Всегда плати по счетам". Я любил убивать сколько себя помню. Зарабатывал этим на жизнь и получал удовольствие. Но никогда убийство не приносило мне такого облегчения, как в этот раз. Внезапно даже для себя рассмеявшись, я уронил кинжал и отпустил бездыханное тело, тут же тяжело повалившееся на землю. Я продолжал смеяться тепло и искренне, каждой клеточкой ощущая, как становится легче. - Я проиграл. Чувствуя застывшие в глазах слезы, еле волоча ноги, я медленно приблизился к тому, кто стал новым смыслом продолжать жить. Жить дальше. Жить заново. Он был без шлема и я просто молча обнял его, заставляя приложить ухо к моей груди. Я был уверен, что он услышал тогда, как успокаивается мое сердце. Уверен и в том, что его было так же спокойно. Пусть наши руки по локоть в крови, а завтра война с самой Смертью, но именно в этот миг наши сердца бились в унисон. И именно тогда я вспомнил об одной безделушке. Серьге, снятой с одной из жертв. Мне так остро захотелось дать ее Стражу, хотелось, чтобы она связала нас так, как ничто на этом свете не могло связать двух столь разных во всем гнома и эльфа. Но я не смог, просто не смог подобрать правильных слов. И Фарен, не оценив веселую историю о том, как я заполучил эту вещицу, отказался брать ее, раз она ничего не значит.Я никогда не был так разозлен, обижен, задет и расстроен одновременно.
Казалось, этот глупый гном мог бы и сам догадаться. А в крайнем случае и придумать себе любой смысл. Когда мы вернулись, командиру передали, что его кто-то искал для разговора, и я вернулся в предоставленную нам комнату один. Сидел тогда на кровати, вертел в руках сережку и боролся с самим собой. И тут я наконец понял, что признать серьезность своих чувств я должен в первую очередь перед собой. Я был полон решимости, когда дверь тихонько скрипнула. На Страже не было лица, он беззвучно притворил за собой дверь и остался стоять, прислоняясь к ней спиной. Я поспешил приблизиться. Он чуть помедлил, а затем поднял на меня взгляд и совершенно серьезным холодным тоном сказал о том, что может умереть в предстоящей битве. Он рассказал в деталях о том, как стражи из Мора в Мор жертвуют жизнью. И рассказал о ритуале, что предложила Морриган. А я стоял напротив и не смел дышать, чтобы не пропустить ни слова, попутно отмечая, что раньше будто ни единого раза не слышал его голос, а сейчас услышал особенно четко. И вот он закончил, смотрит угрюмо, молча. Ждет. А я вдруг понимаю, что он чувствовал каждый раз, когда я рассказывал о своих постельных утехах с какими-то левыми людьми. И на меня ко всему прочему как бы невзначай, прямо здесь и сейчас, сваливается осознание того, что он смертен даже больше, чем я или любой другой. Один удар сердца. Второй. Время вокруг словно бы замирает. Я опускаюсь на колено, больше для того, чтобы стать с ним почти одного роста, чем в романтичном жесте, и протягиваю серьгу. - Это будет значить. Уже значит. Что ты первый, единственный и последний на свете чертов гном, которому я предлагаю такие дурацкие сентиментальные вещи. Фарен надевает серьгу на узловатый мизинец. Я улыбаюсь, целуя его запястье, оглаживаю пальцами теплые сухие ладони. Я не буду против обряда Морриган. Каждый платит по своим счетам за шанс увидеть Будущее. Единственное, о чем я его попрошу - чтобы после он снова вернулся ко мне. И пусть это последняя наша ночь, пусть мы завтра погибнем за новый мир, но сейчас мы будем Вдвоем.Свободными.
Вместе.